Хосе Антонио Марина - Анатомия страха. Трактат о храбрости
Страхи перед конфликтами, боязнь занять решительную позицию, неумение отстаивать свои права получили в последнее время такое широкое распространение, что в обществе возникло стремление найти лекарство от них, отыскать источник уверенности, позволяющей спокойно выражать свое мнение и в особенности защищать свои интересы. Уверенность помогает нам не терять себя, когда наши права ущемляются или нарушаются — намеренно или случайно. Она способна излечить от многих неотвязных страхов: боязни возразить, пожаловаться, потребовать объяснений, отказать, настоять на своем. Не зря же сейчас стали так популярны тренинги ассертивности. Психологи и воспитатели полагают, что это качество обязательно нужно развивать. Ребенок должен научиться открыто и с достоинством отстаивать свои права. Однако я подозреваю, что специально разработанные методики решают проблему лишь отчасти. Ученик может хорошо справляться с заданием на занятии, но оробеть в реальной ситуации. Тема страха неизбежно приводит нас к теме отваги.
Ассертивность находится где-то между двумя полюсами: пассивностью и агрессивностью. Пассивный человек промолчит, столкнувшись с несправедливостью, а агрессивный немедленно атакует. Ассертивная модель поведения позволяет придерживаться золотой середины и помогает разрешить конфликт разумно и достойно. Если для нас важнее всего достижение цели, то агрессивность, к сожалению, самый эффективный путь. Помните, что мы говорили о Макиавелли и тактике устрашения? Однако если основным критерием, определяющим путь к цели, является справедливость, то мы покидаем область психологии и переходим в область этики. Поэтому я совершенно не удивился, когда прочитал прекрасный труд, написанный Ларри Михельсоном, Аланом Е. Каздином и другими авторами, в котором говорилось, что „следует уделять большое внимание этическому аспекту ассертивных программ или ассертивной терапии в ходе обучения социальным навыкам и межличностному общению“. Ассертивность — противоядие от стыда, а стыд в разумных пределах — социально необходимое чувство, так что нельзя чересчур увлекаться и воспитывать людей, вовсе свободных от него, этаких ассертивных наглецов.
Глава V. Тревожность и патологические страхи
1. Мой интерес к патопсихологии
Возможно, что когда-нибудь, накопив достаточно сведений, я напишу книгу о патологических состояниях мозга, поскольку знания в данной области помогают философу (по крайней мере, в моем понимании философии) подобрать ключи к человеческой натуре: homo sapiens — единственное существо, способное сойти с ума. На этой стезе у меня уже есть славный предшественник, Карл Ясперс, психиатр, ставший одним из самых выдающихся философов XX века.
В изучении патологий труднее всего обозначить границу между нормой и болезнью. Это так же непросто, как поймать момент, когда бледная желтизна колосьев превращается в насыщенный золотистый цвет, или же определить, какое количество зерен следует считать множеством. Например, пять — это много? А десять? То есть, конечно, крайности не вызывают сомнений, и пять тонн — это уже очень много, но бывают же и пограничные случаи. И еще: чрезвычайно трудно отличить соматические заболевания от психических. Книга Марии Долорес Авиа, посвященная ипохондрии, предлагает нам несколько весьма любопытных данных. В 1907 году Ричард Кэбот, проанализировав пять тысяч историй болезни в центральной больнице штата Массачусетс, пришел к выводу, что 47 % пациентов страдали не заболеваниями, а „функциональными расстройствами“. По сведениям Шеперда (1960), к категории психиатрических больных можно отнести 38 % пациентов терапевтического отделения, 25 % обратившихся к невропатологу (Кира и Саундерс, 1979), пятую часть пациентов гастроэнтерологических клиник (Мак Дональд и Бушье, 1980) и половину тех, кто обращался к хирургу по поводу болей неясной этиологии в области лицевого нерва (Фейнман, 1983). Ллойд (1986) писал, что развитие самых разнообразных соматических симптомов является весьма характерным для психических отклонений. Помнится, всеведущий Хуан Роф Карбальо, выдающийся физиолог, который к моменту нашего знакомства был уже очень немолод, говорил, что к нему обращались люди, перенесшие множество операций, страдавшие исключительно психосоматическими расстройствами. Все эти наблюдения подкрепляются одним существенным фактом: с увеличением количества психиатрических консультаций значительно сокращается число обращений в другие медицинские учреждения.
Как мы уже говорили, в различиях между нормой и патологией отмечается определенная градация. Приведем пример: страх заболеть — один из самых объяснимых и естественных страхов. Некоторые люди относятся к своему здоровью беспечно, а другие, более мнительные, напротив, всюду видят опасности, малейшее изменение самочувствия воспринимают как симптом грозного недуга и постоянно прислушиваются к себе. Мнительность — это болезненно обостренная осторожность, а само слово происходит от прилагательного „мнимый“, то есть „ложный, необоснованный“. Мнительность пробуждает в нас безосновательную тревогу. Доведенная до крайности, она может перерасти в ипохондрию — болезнь, способную надолго вывести человека из строя. Впрочем, об этом мы поговорим позже.
Когда раздражитель не соответствует силе эмоции, нормальный страх становится патологическим, возникает слишком часто, долго не проходит, снижает жизненную активность и способность справляться с ситуацией. Летом 1920 года Кафка писал Милене: „Чего я страшусь — страшусь с открытыми от ужаса глазами, в обморочном беспамятстве страха (если б я мог спать так глубоко, как погружаюсь в страх, я бы уже не жил), — чего я страшусь, так это тайного сговора против меня“[41]. Подобные страхи нарушают нормальный ход жизни человека, „подрывают“ его связь с реальностью, отношения с родными и коллегами по работе, запускают защитные механизмы, которые отрывают его от действительности и со временем приобретают хронический характер, отягчая заболевание. Патологические страхи способны давать своего рода метастазы и со временем подчинять себе все существование пациента.
Вне всякого сомнения, тот, кто испытывает патологические страхи, не является ни безумцем, ни сумасшедшим, ни умственно отсталым. Как правило, речь идет о совершенно нормальных, а иногда даже очень умных людях, в психике которых тем не менее образовался некий изъян, подобный язве, разрушающей желудок. Ни человек, страдающий язвой, ни пациент, подверженный страхам, не тождественны своему заболеванию. Страх — непрошеный назойливый жилец, обосновавшийся в душе. В пору моего детства в Толедо существовало забавное суеверие, якобы помогающее отвадить нежелательных визитеров: следовало только поставить за дверью метлу. Вот бы и страхи, этих зловредных гостей, можно было отогнать так же просто!
Психиатры изучают и лечат шесть видов патологических страхов: панические расстройства, специфические фобии (боязнь животных, крови, открытых пространств и т. д.), фобии социальные, посттравматический синдром, навязчивые состояния и тревожные расстройства (общая тревожность). Посетим сначала обширные владения тревожности, этой крайне изобретательной особы, которая всегда способна отыскать основания для самых беспочвенных опасений и приходится матерью множеству страхов. Речь идет о „разлитом“ беспокойстве, постоянно пребывающем в поисках объекта. Теолог Пауль Тиллих (о нем мы поговорим позже) утверждает: „Тревожность имеет тенденцию перерастать в страх“. Кастилья дель Пино рассуждает о переходе от тревожности к фобиям и навязчивым состояниям (к фобемам и ананкемам, как он это называет), а также к соматическим расстройствам. Французские психиатры, известные своей способностью давать интересные определения, предложили две формулировки, показавшиеся мне очень выразительными: „образующее начало“ (Анри Эй) и „туманность, обладающая организующими свойствами“ (Ж.-А. Жандро и П.-С. Ракамье). Изобретательный Фрейд говорил примерно то же самое, называя тревожность стволом общей невротической организации.
В душе человека, находящегося во власти тревожности, опасения непрестанно сменяют друг друга. В письме к Фелице (от 22 августа 1913 года) Кафка пишет: „Мне одному жить со всеми своими тревогами и страхами, извивающимися в душе, точно змеи; мне одному не отрывать от них глаз, мне одному знать, что там с ними и как“[42]. Полагаю, что все эти чувства можно назвать жестоким порождением первичной тревожности.
Базисный характер тревожного расстройства самым непосредственным образом связывает его с другими нарушениями психической деятельности, такими как депрессия, фобии, патологические состояния, вызванные употреблением химических веществ, искаженное восприятие своей внешности, способное привести к анорексии, или с соматическими проявлениями: например, с синдромом раздраженного кишечника или с головными болями. Этой досадной многоликости тревожности не следует удивляться, ведь она — яркое проявление отрицательной аффективности или уязвимости; последние качества, впрочем, также вполне можно назвать „базисными“.
