Робин Скиннер - СЕМЬЯ И КАК В НЕЙ УЦЕЛЕТЬ
Робин. Верно. А теперь вернемся к младенцу, осознающему мать. Подобно тому, как он складывает воедино физические «разности», он начинает соединять мать, которая приходит, кормит и делает счастливым, с тем же самым лицом, которого часто нет рядом, которое нарочно его бросает и... мучит.
Джон. Вы хотите сказать, у него в голове существовало до этого две разных матери? Добрая фея-крестная и злая ведьма?
Робин. Похоже, что так. И теперь, в шесть месяцев, у него в сознании эти две поляризованные фигуры начинают совмещаться в одну.
Джон. И поляризованные, «крайние» эмоции ребенка по их поводу тоже начинают связываться воедино. Неуютное, мягко говоря, положеньице!
Робин. И болезненный поворот. Чрезвычайно тяжело обнаружить, что ненавидите того, кого любите.
Джон. Особенно, когда полностью зависите от матери.
Робин. Но тут есть и положительная сторона. С этого момента любовь меняется ─ «обогащается» заботой, любящей обеспокоенностью из-за близких: все ли с ними в порядке.
Джон. В противоположность корыстной любви, когда весь ваш интерес в них «упирается» будто в буфет ─ что бы такое взять...
Робин. Да. Ребенок делает первый шаг к более зрелому ─ «равнонаправленному» ─ чувству любви, когда заботятся друг о друге, потому что друг другом дорожат. Те, кто так и не встал на эту зрелую ступень, видят в иных людях «грудь» или «рожок», у таких одно стремление ─ «высосать». Наркоманы и тяжелые алкоголики существуют тем же стремлением, они «застряли» на ступеньке пятимесячного младенца. Или шизофреники... для них иные люди ─ объекты, то есть разрозненные голоса, губы, тела, мозги, груди, гениталии... Может беспокоить отсутствие материнской груди, но заботиться можно о живой, настоящей, целостной матери.
Джон. Итак, ребенок четче прорисовывает мысленную карту мира и представляет свою мать и себя целиком, откуда в нем пробуждается способность испытывать неподдельную заботу о другом человеке. Эта способность дается ребенку ценой соединения для себя многих противоречивых чувств, существовавших раздельными в «параноидной» фазе. Процесс доставляет ему беспокойство, особенно когда ребенок открывает, что ненавидит ту же, которую любит и от которой полностью зависим ─ свою мать.
Робин. Ребенка еще больше тревожит иная сторона происходящего. Как только он начинает воспринимать свою мать и себя «целостными», то обнаруживает, что отделен от мамы. А прежде они «перекрывались».
Джон. Вы хотите сказать, что, обводя себя на своей мысленной карте, он обнаруживает: между ними... черта?
Робин. Да. Обвести ─ значит обозначить, что внутри и что снаружи. Уже язык дает почувствовать: становясь «единым», вы остаетесь «один». Осознавая свою отдельность, ребенок утрачивает ощущение безопасности; пока же «границы» его и матери перекрывались, он чувствовал себя защищенней. Теперь, осознавая отдельность матери, ребенок должен проникнуться вероятностью ее потери ─ вероятностью потери своего спасательного троса.
Джон. Осознать, что отделены от той, которая поддерживает в вас жизнь, а значит, вы можете ее потерять... Кошмар! Как долго длится этот мучительный процесс отделения?
Робин. Все наше детство, в определенном смысле. Всю нашу жизнь, особенно когда свыкаемся с тем, что люди смертны. Что касается ребенка, то наиболее болезненный период этого процесса отделения приходится на возраст от шести месяцев до трех лет: страх потерять мать достигает у ребенка крайней степени, и ребенок крайне нуждается в заверении, что она не собирается его покидать.
Джон. Это беспокойство, возникающее от сознания своей отделенности, появляется у ребенка неожиданно или нарастает постепенно?
Робин. Вскоре после того, как ребенок достигает шестимесячного возраста, он стремительно осознает «отдельность» матери, и его беспокойство «подскакивает» до наивысшей точки, а затем понемногу снижается. От полугода до трех лет ребенок предельно страдает от длительного отсутствия матери. Поэтому, а также потому, что теперь узнает ее среди всех, привязанность ребенка к матери необыкновенно сильна.
Джон. Что происходит с ним в этот период, если мать долго отсутствует?
Робин. Британские исследователи Джон Боулби, Джеймз и Джойс Робертсон, изучавшие детей, отделенных от семьи, описали три стадии, через которые проходит ребенок, надолго оставленный без матери. Первую определили как «протест»: огорчение, недовольный плач, поиск исчезнувшей матери, стремление ее вернуть. Любопытно, что ребенок, воссоединяясь на этой стадии с матерью, обычно на какое-то время становится просто несносным ─ будто в наказание матери за то, что бросила. Дав выход раздражению, ребенок возвращается в норму. Он вновь обретает равновесие, хотя по-прежнему очень чувствителен к долгому отсутствию матери.
Джон. Действительно любопытный штрих ─ наказание матери! Я замечал прямо противоположное: когда мать находит потерявшегося ребенка, она часто от души награждает его шлепком ─ наказывает за пережитый по его вине страх.
Робин. Верно. Мы легко забываем, что привязанность ─ вещь взаимная, что разлука причиняет страдание обеим сторонам.
Джон. А что Боулби и Робертсоны выяснили о более продолжительной разлуке?
Робин. В этом случае ребенок оказывается на стадии, названной ими «отчаяние» он очень тихий, несчастный, отрешенный и вялый. Прекращает играть... Кажется, что потерял интерес ко всему на свете. Прежде, когда отсутствовало правильное толкование ситуации, больничный персонал делал вывод, что ребенок перестал волноваться, успокоился. Но в действительности ребенок на этой стадии почти смирился с тем, что мать никогда не вернется. Попав же домой, он куда дольше преодолевает пережитое. Вроде бы совсем лишившийся уверенности, еще крепче привязывается к матери. Может продолжительное время оставаться подавленным. Прежде чем войти в норму, обычно проходит стадию «протеста» и бывает очень трудным. Как ни странно прозвучит, но это хороший знак.
Джон. Он вынужден немножко пережать, вновь обретая уверенность, что способен негодовать...
Робин. Ну, а третья стадия ─ «отчуждение» ─ самая серьезная. После «отчаяния», если мать отсутствует, ребенок внешне оправляется. Оживляется, с виду уже не так несчастен, опять начинает играть и реагировать на окружающих. Прежде медицинский персонал и в этом случае полагал, что ребенок вернулся в норму. Теперь мы знаем, что фактически ребенок только поверхностно восстановил свое равновесие... уничтожив любовь к матери.
Джон. Такой ценой он может справиться со своей потерей. Не так страшно потерять маму, если она не любима.
Робин. Верно. Воссоединение матери и ребенка, пережившего стадию «отчуждения», может оказаться горестным для всей семьи. Ребенок кажется переменившимся, неискренним, эмоционально отдалившимся ─ по той причине, что его любовь к матери мертва, или, так сказать, заморожена. Из этой стадии его вывести труднее всего.
Джон. Ну, а если он получит хорошую, заслуживающую доверия «суррогатную» мать?
Робин. Ребенок все равно на какое-то время погружается в первую и вторую стадии ─ «протеста» и «отчаяния», но худшей, третьей, может избежать.
Джон. Ужасно.
Робин. Да, серьезная проблема. К счастью, теперь, когда мы понимаем ситуацию, родителям разрешается чаще навещать маленького ребенка в больнице или даже оставаться с ним во время лечения, так что есть возможность две последние стадии предотвратить.
Джон. Почему не заходит речь об уязвимости ребенка до шести месяцев?
Робин. Вспомните, ребенок до пяти-шести месяцев не осознает мать как целое. Некоторые матери поразятся, но до полугода ребенок практически безболезненно примет «суррогатную» мать, потому что не заметит особой разницы.
Джон. Теперь кое-что понимаю... А раньше не мог взять в толк, как это столетиями из британских младенцев, предоставленных матерями кормилицам, выходили британцы без всякого «привкуса» сиротства. Хорошо, к трем годам, Вы говорили, ребенок уже не так остро реагирует на долгое отсутствие матери. И почему же?
Робин. В два с половиной, в три года ребенок крепче «держит» мать в памяти, фактически семью целиком «носит» в уме. Даже если никого из них нет рядом, ребенок способен понять, что они живы, что он будет с ними.
Джон. О'кей, давайте вернемся к тому, о чем Вы говорили раньше. Я спросил, что происходит, если ребенок не получает эмоциональной поддержки от матери, и Вы обратились к разъяснению Боулби и Робертсонов на этот счет. Впрочем, предполагали, мне показалось, еще ситуацию: мать может и не отлучаться, но тем не менее окажется не способной дать ребенку подлинной... подлинной...
