Дмитрий Сулимов - Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации
Есть две Украины, которые друг друга, мягко говоря, терпеть не могут, разделённые территориально, но обладая всё же одним сознанием, на ментальном же уровне, по всей видимости, они никогда не станут одним целым. И обе — свиньи. Наиболее точный национальный символ Украины — двуглавая свинья с головами, смотрящими в разные стороны (одна — на Запад, другая — на Восток), но с одним большим, разбухшим чревом, на фоне столового прибора для них самих: вилки-трезубца. Их менталитет, вроде бы разный, более того, — диаметрально противоположный, а принцип действия — идентичный: схватить побольше, да сожрать побыстрее, не взирая на последствия. И так здесь было всегда, всегда же и будет, и ничего, видимо, никогда не изменится… Простите пожалуйста, если оскорбил этими словами кого-либо, — самому от этого не радостно.
Земли Украины, если выехать из городов и попасть внутрь самой страны, — это бескрайние дикие территории, традиционно заселявшиеся дикими степными народами — половцами, печенегами, хазарами, сарматами и т.п., сформировавшими со временем генофонд украинского народа, так и остались бескрайними дикими территориями, только теперь рядом с курганами, а местами и прямо на них, стоят кладбища с покосившимися могилками, да ходят ещё одинокие старушки возле разваливающихся от времени сельских глинобитных хаток, иногда для маскировки облицованных силикатным кирпичом. Здания огромных ферм бывших колхозов стоят разрушенными, как после бомбёжек минувшей войны, наполняя сердце смотрящего тоской и унынием. Молодёжь вся уехала в города, подальше от этой безысходности, а те, что остались, спились. Огромные, брошенные, вымершие территории, распахиваемые только арендаторами для выращивания только подсолнечника и рапса, высасывающих землю так, что после них несколько лет уже ничего толком не растёт. Странно, что нет здесь ещё полчищ китайцев! То ли не прознали ещё, то ли добираться, всё же, далековато. Им, видимо, и своего уже для них Хабаровского края под боком ещё хватает для освоения, пока обленившиеся русские беспробудно жрут свою горькую. Нас же спасают пока только расстояния, да непригодная для развития жизни экономическая ситуация.
Несколько лет назад я смотрел телепередачу нашего областного телевидения о выставке, приехавшей в исторический музей Днепропетровска, посвящённой мелким насекомым, которых можно рассмотреть только под микроскопом. Помимо рассматривания этой экспозиции, её посетителям предоставлялась возможность за символическую плату узнать свою родовую группу, к которой они принадлежат. Для этого с противоположных сторон головы, по её бокам, вырывалось по одному волоску, вместе с его корнем — волосяным фолликулом, непосредственно над которым чешуйки волоса, накладываясь одна на другую, образуют особого вида комбинации, свойственные конкретным родовым группам, грубо говоря — национальностям. Вырванные волоски помещались под мощным микроскопом, изображение с которого выводилось на монитор компьютера и обрабатывалось. Сотрудник этой выставки, который и занимался этой работой, дал корреспонденту очень интересный комментарий. За многие годы работы этой выставки по многим городам Украины была наработана обширная база данных, давшая определённые результаты. Выяснилось, что на её территории проживает действительно много представителей русской родовой группы, но численность которой меньше, чем польской, литовской и немецкой родовых групп, взятых вместе. Достаточно много ещё осталось и латентных евреев. Но что было для меня самым неожиданным — украинской родовой группы, как представителей отдельного народа — на самом деле не существует, и все, кто считал себя этническими украинцами, на самом деле относятся к родовой группе татарских народов, издавна заселявших степи этой территории, которые, основательно перемешавшись с бывшим населением Киевской Руси, и легли в основу фундамента генофонда Украины, и вот их — действительно большинство. Так что выражение: «Поскреби русского, и найдёшь татарина», для украинского народа куда более актуально.
Церковь… Я никогда, особо, не любил бывать в её храмах по праздникам, когда там много людей. Постоянные оценивающие взгляды шушукающейся толпы на тему: кто в чём одет, кто что делает, кто как молится, кто куда и как идёт, кто куда и какие свечки ставит, кто и насколько канонично выполняет какие обряды, по сути своей — показушные, правильно или неправильно, вовремя или не вовремя, и т.д., и т.п. Как внешняя форма без содержания… Постоянно занятые попы какими-то своими, важными для них делами, их унылые попёнки, отстоявшие службу с безразличными лицами, и сразу же разбегающиеся с заднего входа, чтобы разъехаться по домам на своих «Ленд Крузерах» и «Лексусах», припаркованных подальше от глаз прихожан, постоянно злобные старушки, собирающие твои, только ещё поставленные свечи, швабрами трущие полы у тебя под ногами, как будто ты тут пришёл только для того, чтобы мешать им делать их важные дела, а не к Богу! Церковь напоминает супермаркет с яркими витринами, подсвеченными световой иллюминацией, куда покупатели ходят для приобретения святости со скидками, управляющие занимаются менеджментом, топ-менеджеры торгуют, клинингеры убирают, и весь этот веками налаженный бизнес, по прибыльности уступающий только торговле оружием и наркотиками, приносит очень хорошие дивиденды их директорату.
Я всегда приходил один, стараясь выбирать дни, чтобы между мной и Богом никто не стоял, когда нет толпы, когда можешь побыть перед ликами святых один на один и с ними, и с самим собой, пытаясь уловить, почувствовать в своём сердце Любовь. И не получалось. Бог всегда был в моей душе, а сам я всегда был один на один с Богом. И все люди вокруг всегда были чужими людьми, не знающими ни тебя, ни друг друга, ни того, что у них внутри, да особо и не желающих знать ничего. В секты я никогда не ходил, — они напоминали мне паутину, в которую больные мухи ловят сами себя, ради одного жирного паука в середине. Собственно, всё — то же самое, что и в церкви, только более откровенно, нагло и не прикрыто завуалированной обрядной стороной, да ещё и в комбинации с мощной индивидуальной атакой «любовью» на нового рекрута, — по существу ведь в этом только и отличие.
Христианство… На заре своего исторического развития оно имело возможность стать людям светочем Свободы. И это направление его развития называлось Арианство, однако первый же Никейский «Вселенский собор» осудил его как безбожную ересь. Арианство говорило о том, что Иисус Христос и Бог — не одно и то же, ибо он такой же сын божий, как и все мы, поскольку все мы содержим в себе частицу Бога — нашу бессмертную душу, а он показал всем нам путь достижения Бога в душе своей. Но самое главное — Арианство отрицало необходимость церквей и священников для достижения божественного в своей душе, ибо только сам человек, находясь один на один с Богом, может узреть лик Его в своём сердце, чем покусилось на самое «святое» — на Власть Церкви. Несмотря на все гонения Католической Церкви, Арианство продолжало находить своих последователей всё долгое время средневековья, и возродилось в шестнадцатом веке в Польше, всегда отличавшейся стремлением к свободе, и впоследствии широко распространилось среди запорожского казачества.
Казалось бы, а какая разница в этих направлениях одной и той же религии? А разница эта — Огромна, поскольку даёт Человеку принципиально иную возможность познания Бога, и эта разница — как между червём, всю жизнь проживающем в своей навозной куче, такой тёплой, уютной и родной, и птицей вырвавшейся из клетки на свободу в новое измерение сознания. И когда червь, не зная никогда ничего другого, случайно выползал на поверхность и впервые видел Солнце, то в ужасе заползал обратно. То же всегда происходило и с «традиционными» христианами, уже не представляющими своё рабское повиновение в этом тоталитарном учении как-либо иначе. Арианство же открывало перед свободно развивающимся человеком принципиально другое состояние свободного духа, раздвигающего границы возможностей за горизонты сознания… Вспомните «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В.Гоголя. Там присутствует непонятный, на первый взгляд, удивительный персонаж, который резко выделялся из общего хода повествования. Казак Пасюк, бывший казак Запорожской Сечи, который уже стал стар и «вышел на пенсию», поселившись в одинокой хатке на краю села, и к которому пришёл кузнец Вакула за советом. Когда он вошёл в хату, то увидел странное действо: Пасюк полулежал на скамье, а перед ним на столе стояла миска с варениками, которые сами поднимались в воздух, перелетали в миску со сметаной, обмакивались в ней, и по очереди влетали казаку в рот. Сама по себе странная сцена. Но Вакула, собравшись с духом, стал-таки рассказывать Пасюку о своей проблеме, стал сам вслух размышлять о ней, ища варианты развития и выхода из неё, и сам всё понял-таки для себя и сам всё решил! Как это напоминало работу моего учителя из жизни во Франции, когда он только тихо улыбался, наблюдая за мной, не проронив ни слова, но раскрыв перед своим учеником Истину!
