Франко Берарди - Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы
Интернационализм — не абстрактная нравственная солидарность, но просто политическая воля. Как следствие радикального отчуждения, промышленные работники были абсолютно равны. Промышленные рабочие знают, что они равны в их потере гуманности, жизни, времени, различий. Именно через это отчуждение различия могут выступать в сознании не как следствие рефлексии, а как политический процесс солидарности, не являясь при этом знаком принадлежности к происхождению и культуре.
Так как рабочий класс разложился под воздействием экономической нестабильности и глобализации рынка труда, народ (имеется в виду народ в смысле немецкого слова «Volk») превратился в глупую и кровавую массу, каким народ и являлся столетия до этого, неся в себе проклятие происхождения и одержимость принадлежностью. В своей книге «Поражение мысли» (La Défaite de la pensée) Ален Финкелькро справедливо сетует на угасание универсального разума в качестве основы права и социальной структуры и повторное появление культуры идентичности и принадлежности. Когда релятивизм становится культурализмом, когда принадлежность ошибочно воспринимается как основа права (вспомним: «память — это право»), когда рабочий интернационализм терпит поражение, современный универсализм умирает, и гуманизм умирает с ним, в это время единственное, что остается — это преступность и самоубийства.
Окончательное самоубийство
В своей брошюре «Апокалиптическая политика: о рациональности иранской политики» иранский ученый Мехди Халай говорит о пугающей возможности: внешняя политика иранского режима, и в частности его отношения с Израилем, могут руководствоваться апокалиптическим видением реальности, основанным на вере в возвращение скрытого имама, аль-Махди.
Шииты — такие как Махмуд Ахмадинежад, бывший президент Исламской Республики Иран — считают, что имам X века аль-Махди не умер, но был скрыт Богом (это называется Сокрытие, произошедшее в 941 году) и появится с целью завершения своей миссии — установления мира и справедливости на земле. В соответствии с воззрениями шиитов имам аль-Махди появится, когда мир впадет в хаос, а гражданские войны распространятся повсюду. При этом половина истинных верующих отправится в Мекку через Йемен под белыми флагами, в то время как другая половина пойдет через город Кербела в Ираке под черными флагами. Затем, в соответствии с волей Аллаха, имам аль-Махди и его последователи принесут справедливость и мир людям, дав ислам всем народам.
Возвращение скрытого имама — не просто доктрина шиитской секты, эта вера глубоко коренится в эсхатологии ислама. Генри Корбин рассматривает эту проблему в своей «Истории исламской философии» (History of Islamic Philosophy), в которой он связывает апокалиптические ожидания и внутренний символизм религиозной философии ислама.
Слово «тавиль» составляет вместе со словом «танзиль» пару контрастных, но взаимодополняющих терминов. Собственно, танзиль обозначает позитивную религию, писание, продиктованное Пророку. Оно приносит Откровение из высшего мира. Тавиль, наоборот, означает возвращение к истоку, возвращение к истинному и изначальному смыслу писания… Для исмаилитского гнозиса исполнение тавиля неотделимо от нового духовного рождения (виладат руханийа).
Идея скрытого имама побудила учителей шиитской школы углубить смысл и модусы этого скрытого присутствия. Необходимую функцию здесь приобретает мир образов (алам аль-митхаль). Видеть имама на небесной Земле Хуркалья (ср. со Сияющей Землей, Terra lucida манихейства) — значит по-настоящему видеть его: в мире одновременно конкретном и сверхчувственном с помощью органа, приспособленного для восприятия этого мира. Фигура имама не обязана историчности ни своим появлением, ни своим исчезновением. Явится ли имам человеку, зависит от него самого. Его явление означает как обновление человека, так и удостоверяет глубокий смысл шиитской идеи сокрытия и пришествия. Именно люди скрывают от себя имама, утрачивают способность видеть его, теряя или парализуя органы «теофанического чувства», «сердечного знания», как определяет его гносеология имамов. Бессмысленно говорить о пришествии скрытого имама до тех пор, пока люди неспособны его увидеть. Пришествие — не единичное событие, которое свершится в один прекрасный день. Это нечто, происходящее изо дня в день в сознании верного шиита… Это будет триумфом тавиля, который позволит человечеству обрести свое единство, так же как на протяжении всего времени гайбат, эзотеризм, будет хранить тайну подлинного экуменизма. Вот почему великий суфийский шейх, иранский шиит Саадуддин Хамуйех сказал: «Скрытый имам не появится до тех пор, пока мы не будем способны понять вплоть до застежек на его сандалиях тайны тавхида», т. е. эзотерический смысл божественного Единства[61].
Возвращение скрытого имама поэтому будет вызвано возвышением человеческой души, и это станет возможным только благодаря очищению и самопожертвованию.
Каковы исторические условия этого очищения и пожертвования? Этот вопрос, связанный не только с религиозными убеждениями, четко и понятно тревожит израильские спецслужбы. Радикальная интерпретация шиитского учения может означать самопожертвование шиитов как условие для спасения человечества. Учение о скрытом имаме может поэтому быть истолковано в качестве теоретического условия для самоубийства целой нации. Какое очищение может быть лучше, чем игра, взаимно гарантирующая уничтожение двух непризнанных ядерных держав, таких как Израиль и Иран?
Давным-давно, в годы холодной войны, российские и американские военные аналитики разработали доктрину гарантированного взаимного уничтожения как форму парадоксального успокоения своих народов: никакая ядерная держава не будет использовать бомбу, потому что каждая сторона знает, что ее агрессия немедленно приведет к гарантированному уничтожению.
При взгляде назад те времена кажутся обнадеживающими по сравнению с сегодняшним днем. Помимо всего, те коммунисты были разумные люди, а не мистики-самоубийцы или идейные фанатики. Збигнев Бжезинский, который в первую очередь несет ответственность за то, что Америка вооружала талибов против Советского Союза, был не прав, когда он ретроспективно оправдывал свое решение, риторически спрашивая: «Что важнее для мировой истории? Талибан или распад Советской империи? Некоторое количество мусульман-смутьянов или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны?»[62]
Как мы теперь знаем, окончание холодной войны не ввело мир в эпоху гармонии и терпимости, лишь изредка нарушаемую действиями маргинальных фанатиков. Вместо этого оно привело к хаотическому времени непрерывной идеологической агрессивности и суицидального безумия. Самоубийство не является частью советской идеологии. Но оно в значительной степени присутствует в идеологии исламского фундаментализма.
Бесконечная война, которую президент Джордж Буш начал в ответ на террористический самоубийственный акт 11 сентября, превратилась в катастрофическое поражение, потому что его противник не был монолитной силой, настроенной на то, чтобы выжить и победить, но оказался армией шахидов, которые вовсе не собираются выживать. Мученичество и самоубийство являются наиболее опасным и непредсказуемым оружием этих «смутьянов-мусульман», которых Бжезинский так глупо недооценил в 1998 году.
И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, они живые! Они у своего Господа получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах из Своей милости, и ликуют они о тех, которые еще не присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха и не будут они опечалены![63]
Джордж Буш оказался не в состоянии понять, что смесь унижения, страдания и религиозного фанатизма может развязать волну убийственного насилия. Эта волна поднимается и после десяти лет войны и кажется очень устойчивой.
Самир Кассир, ливанский писатель, который был убит террористами в 2005 году, писал о несчастье как о фундаментальной мотивации арабской культуры и политического действия в своей книге «Размышления об арабском несчастье» (Considerations sur le malheur arabe). Начиная с арабского Золотого века и через исследование о влиянии современной культуры в первой половине XX века, Кассир идентифицировал арабскую политическую агрессивность как следствие колониальной виктимизации и формирование «культуры жертвы».
Тунисский психоаналитик Фетхи Бенсалма также проливает свет на отношения между отчаянием и регрессивным политическим желанием: «Отчаяние — не категория политической науки, но исламистские движения, особенно в их экстремистской версии, не могут быть поняты, если мы не осознаем их, как самое мощное послание массового отчаяния»[64].
