KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Психология » Сципион Сигеле - Преступная толпа. Опыт коллективной психологии

Сципион Сигеле - Преступная толпа. Опыт коллективной психологии

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сципион Сигеле, "Преступная толпа. Опыт коллективной психологии" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Оба цитируемые мною автора, а с ними, понятно, и их ученики, вовсе не уничтожают арифметического принципа, на котором зиждется вся наша политика; они допускают, что численность должна быть единственным судьёй во всех решениях, которые имеют право принять государство и, следовательно, парламент; они желали только уменьшить, насколько возможно, функции, возложенные на государство, а следовательно — и решения, которые оно должно принимать, с тем чтобы предоставить личности как можно более свободы и удобств.

Названные мною аристократами предполагают, наоборот, что деспотизм большинства — нелепость, и вот почему: большинство, говорят они, является, да и не может не являться, пошлым и посредственным в умственном отношении; позволять ему управлять собою — всё равно, что вручить скипетр в руки посредственности. Логика требует, чтобы миром управляли более интеллигентные, находящиеся в весьма ограниченном количестве, вместо того, чтобы дать управление в руки менее интеллигентных, находящихся в весьма большом количестве. Нелепо, чтобы голоса 100 крестьян или 100 рабочих равнялись голосу 100 культурных людей.

Следуя, как видно, примеру Карлейля, они преклоняются перед гением, делая его своим идолом, и питают ужасное презрение к филистерам (вот почему я назвал их аристократами), они отказывают последним в каких бы то ни было правах, давая первым привилегию управлять миром.

Говоря откровенно, если хорошо подумать относительно всеобщей подачи голосов, не придерживаясь предвзятых политических идей, то является сильное желание задать себе вопрос: почему, на основании какой невидимой причины, дворник или уличный точильщик имеют голос равный, предположим, голосу Спенсера? Дойдя до этого, вопрос, я полагаю, может быть разрешён только единственным образом: именно: приходится допустить отсутствие логики в законе, который, вопреки тому, что происходит в жизни, подводит под один уровень две неодинаковые личности.

Но после более глубокого исследования первое впечатление меняется, и даже очень.

В самом деле, положительно ли достоверно, что если преимущество оказывается большинству, то всегда одерживает верх образ мыслей и мнение лиц с посредственным интеллектуальным уровнем, сильных только благодаря численности? Не более ли достоверно, что только сама данная идея привлекает к себе большинство голосов, — идея, имеющая, очевидно, в себе большую привлекательность и родившаяся, следовательно, в голове великого человека?

Не знаю, удачно ли мои слова выражают мою мысль, но мне кажется, что с этого пункта можно предусмотреть, на что я мечу, и каковы следствия, которые можно извлечь от приложения коллективной психологии к конституционному праву.

Бросим взгляд на историю.

В древнее время, когда царила физическая сила, кто был начальником трибы или клана? самый ли слабый?

Попозже, когда к физической силе присоединилась и интеллектуальная, управляли ли народом дураки?

Благодаря ли только террору и лицемерию, сильные и энергичные люди управляли массами?

"Нет, это объяснение, — говорит Тард, — очевидно неудовлетворительно. Они были во главе, благодаря внушаемому ими обаянию. Примера с гипнотизёром достаточно, чтобы понять глубокий смысл этого слова. Гипнотизёр не имеет нужды лгать, чтобы внушить к себе слепое доверие со стороны гипнотизируемого; ему не нужно устрашать, чтобы достичь пассивного повиновения. Он очаровывает, вот и всё. По моему мнению, это значит, что в гипнотизируемом заключается некоторая потенциальная сила веры и желаний по отношению ко всевозможным воспоминаниям, усыплённым, но не умершим, которые эта сила стремится привести в движение, как воду, поднявшуюся в пруде и не находящую себе выхода, и что, вследствие особых обстоятельств, один только гипнотизёр может открыть ей необходимый выход. Посмотрим ближе, и всякое обаяние окажется именно таким… Сколько великих людей, от Рамзеса до Александра, от Александра до Магомета, от Магомета до Наполеона, овладели таким образом народным духом! Сколько раз продолжительная фиксация такой блестящей точки, как человеческий гений или слава, заставляли впадать в каталепсию целые народы".[22]

Итак, если посоветоваться с историей, если принять, что слова Тарда могут быть обобщены и приложены ко всем людям, — военачальникам, мыслителям, артистам, — управлявшим и управляющим массой, то можем ли мы сказать, что большинство само по себе произвольно подняло этих людей на пьедестал славы? Это, пожалуй, и скажут; но истина будет заключаться в том, что эти люди сами указали на себя большинству, которое бессознательно последовало за ними, подобно тому как загипнотизированный следует за своим усыпителем.

Оставляя в стороне эти примеры, представляющие только несколько исключений, мы можем себя спросить, не происходит ли то, что бывает с гениями, более или менее и со всеми людьми, превосходящими в чём-либо других? На каком основании закон внушения теряет здесь все своё могущество?

Легко понять, что нет никакой причины оправдывать это исключение, так как известно, на основании ежедневных фактов, что внушение сохраняет бесспорное могущество во всех формах человеческой деятельности.

Средневековый режим, допускавший, чтобы тот, у кого была более сильная рука и более смелое сердце, строил своё «соколиное гнездо» на вершине горы, тогда как более смирные собирались в покинутых им хижинах, но подчинялись его власти, — существует и теперь, хотя обычаи уже и не те. В наше время тот, у кого более ума, смелости, знания жизни, кто в состоянии внушить другим более доверия, подымается над всеми и увлекает за собою толпу помимо её сознания.

В религии, в науке, в политике, в торговых делах, в каких угодно проявлениях человеческого духа, везде вы видите, что вокруг немногих или даже одного лица образуется целая группа индивидов. Они образуют церковь, школу, класс, партию и сражаются, подобно солдатам, находясь под влиянием (suggestion) начальника, лучше других олицетворяющего известное чувство, известное благо, известную идею.

Таким образом, когда касаясь какого-нибудь вопроса, говорят: большинство — такого-то мнения, то этим указывают на явление, которое должно быть, собственно говоря, выражено следующим образом: мнение X. внушено большинству. Это значит, что мнение данного лица (сегодня это — оратор, завтра — журналист и т. д.), имеет в себе столько силы, что обратило на себя внимание толпы гораздо больше, чем какое-нибудь другое мнение.

"Иметь только внушённые идеи и считать их самопроизвольными — вот, — говорит Тард, — иллюзия, свойственная сомнамбулисту и человеку, рассматриваемому, как социальная единица".

Возвращаясь теперь к вопросу, заданному себе нами выше, мы можем ответить нашим оппонентам, что они ошибаются, думая, будто деспотизм большинства является триумфом пошлости; что неверно, будто мир управляется менее интеллигентными, находящимися в большом числе, но что, наоборот, те, которые находятся в очень малом числе, т. е. самые интеллигентные, и увлекают за собою общество, внушая ему своё желание.

Верховное право большинства кажется поверхностному наблюдателю триумфом численности, между тем как в сущности оно — бессознательное подчинение посредственностей людям с высшим развитием. Вот что между прочим говорит Милль: "управление посредственностей может быть только посредственным управлением. Ни одно государство, управляемое демократией или многочисленной аристократией, не могло никогда подняться выше посредственности ни в своём политическом поведении, ни в своих мнениях и обычаях; противоположное могло быть только там, где народ-правитель позволял одному или нескольким, одарённым большим талантом и более образованным, чем масса, людям руководить собою, подавать совет ". Если понимать эти слова буквально, то можно сказать, что то, что Милль считает исключением, есть правило, так как народ всегда позволяет руководить собой высокоталантливым и более, чем масса, образованным людям. Если объяснять эти слова, принимая во внимание того, кто их писал, то придётся согласиться с Миллем, так как по необходимости нужно допустить, что раз тот, кто руководит толпой — человек гениальный, то жизнь такого народа более сильна, чем она была бы, если бы ею управлял человек с обыкновенными способностями.

Я предвижу здесь одно вполне естественное возражение.

Неверно, скажет кто-нибудь, будто большинство преклоняется тотчас же перед великими людьми, идёт ли речь о политике, искусстве или науке. Талантливые люди почти всегда остаются изолированными во время своей жизни, так как им приходится бороться против общественного мизонеизма (страха перед новшествами).

Это совершенно верно. Но какое же всё это имеет значение?

Означает ли это, что в мире одерживают верх только посредственные идеи, и именно потому, что большинство, т. е. те, которые по-видимому управляют, представляют из себя посредственность? Перед нами история всего мира, могущая доказать нам, что одни только полезные идеи были приняты и увековечены большинством. Не вы ли сами допускаете, что идеи, составляющие сегодня исключительное достояние нескольких мыслителей, завтра будут приняты многими, а позже — сделаются достоянием всех? Не вы ли сами допускаете, что если идея, вышедшая из головы какого-нибудь человека, не овладевает головами всех, то это значит, что она, лишь только родилась, была уже достойна смерти?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*