Карл Юнг - Структура и динамика психического (сборник)
138 Односторонность есть неизбежная и необходимая характерная черта направленного процесса, поскольку направленность сама по себе предполагает однобокость. Она является одновременно и преимуществом, и недостатком. Даже когда недостаток внешне никак не проявляется, в бессознательном все равно присутствует равносильная противоположная позиция, если, конечно, мы не имеем дело с идеальным случаем, когда все психические компоненты стремятся в одном и том же направлении. Теоретическая вероятность осуществления такого варианта не подлежит сомнению, но на практике это большая редкость. Контрпозиция в бессознательном не представляет собой опасности до тех пор, пока не получает сильный энергетический заряд. Но если, вследствие слишком сильной односторонности, напряжение увеличивается, противоположная тенденция ввергается в сознание, как правило, в тот момент, когда сознанию особенно важно не сбиться с выбранного им направления. Например, оратор оговаривается именно тогда, когда особо опасается сказать какую-нибудь глупость. Такой момент является критическим, потому что ему свойственно высокое напряжение, которое, при уже заряженном бессознательном, легко может привести к «возгоранию» и высвободить содержимое бессознательного.
139 Сегодняшняя цивилизованная жизнь требует концентрированного, направленного функционирования сознания, а это влечет за собой опасность сильной разобщенности с бессознательным. Чем дальше с помощью направленного функционирования мы сможем отойти от бессознательного, тем активнее будет формироваться таящаяся в нем мощная противоположная позиция, и ее возможный прорыв в сознание может иметь крайне нежелательные последствия.
140 Анализ дал нам возможность глубоко изучить воздействие бессознательного. Оно имеет такое значение для нашей повседневной жизни, что, по нашему мнению, неразумно рассчитывать на исключение или бездействие бессознательного после так называемого завершения лечения. Многие пациенты, смутно понимая это, никак не могут решиться на отказ от анализа, хотя и они сами, и аналитик, находят это ощущение зависимости утомительным. Зачастую пациенты боятся идти дальше самостоятельно, потому что они по опыту знают, что бессознательное может снова и снова совершенно неожиданно вмешаться в их жизнь самым непредсказуемым образом.
141 Раньше предполагали, что пациенты смогут вести нормальную жизнь, как только приобретут достаточно практических знаний о самих себе, чтобы понимать свои сновидения. Однако практика показала, что даже профессиональные аналитики, которые, по идее, должны в совершенстве владеть искусством толкования сновидений, зачастую капитулируют перед своими собственными сновидениями и должны обращаться за помощью к коллегам. Если даже тот, кому положено быть экспертом по данному методу, оказывается неспособным дать удовлетворительное толкование своих сновидений, то чего тогда можно ожидать от пациента. Надежды Фрейда на то, что бессознательное может «истощиться», не оправдались. Жизнь сновидений и вторжения из бессознательного – mutatis mutandis[17] – идут своим чередом.
142 Существует широко распространенное заблуждение, что анализ – это что-то вроде «курса лечения», по прохождении которого человек выздоравливает. Это дилетантское отношение сохранилось с самых первых дней существования психоанализа. Психоанализ можно определить как приведение психологического состояния в порядок с помощью врача. Естественно, это заново обретенное состояние, которое лучше подходит к внутренним и внешним условиям, может продолжаться в течение долгого времени, но случаи, когда одного «курса лечения» оказалось достаточно, являются редкостью. Да, медики никогда не стеснялись рекламировать свой оптимизм и всегда были готовы сообщить об изобретении надежных лекарств. Нас, однако, не должно обманывать «слишком человеческое» отношение практикующего врача, и мы должны всегда помнить, что жизнь бессознательного продолжается и постоянно порождает проблематические ситуации. Не следует впадать в пессимизм; мы видели прекрасные результаты, достигнутые благодаря везению и упорному труду. Но это не мешает нам признать, что анализ не служит «панацеей»; он, прежде всего, представляет собой более или менее тщательное наведение порядка. Нет таких перемен, результаты котоых распространялись бы на достаточно долгий период времени. Жизнь всегда будет ставить новые задачи. Разумеется, существуют определенные, очень живучие коллективные установки, которые позволяют разрешать типичные конфликты. Коллективная установка дает индивиду возможность безболезненно устроиться в обществе, поскольку она воздействует на него, как и любое другое условие жизни. Но проблема пациента как раз в том и состоит, что он не может безболезненно для себя подстроиться под коллективную норму; требуется решение индивидуального конфликта, чтобы личность в целом осталась жизнеспособной. И здесь не годится какое-либо рациональное решение, и не существует такой коллективной нормы, которая могла бы безо всякого ущерба заменить индивидуальное решение.
143 Обретенная в ходе анализа новая установка рано или поздно с неизбежностью становится неадекватной, потому что непрерывное течение жизни постоянно требует адаптации. Адаптироваться раз и навсегда невозможно. Разумеется, пациент может потребовать от аналитика, чтобы тот подготовил его к безболезненной смене направления на последующих этапах его жизни. И опыт показывает, что такое требование вполне оправданно. Мы неоднократно имели возможность убедиться в том, что прошедшие через тщательный анализ пациенты более свободно вносят изменения в свою последующую жизнь. Тем не менее, и в этом довольно часто возникают трудности, которые могут доставлять серьезные неприятности. Вот почему пациенты, даже прошедшие через тщательный анализ, часто по прошествии определенного времени снова обращаются за помощью к своему аналитику. В свете медицинской практики в этом нет ничего необычного, но такое положение вещей противоречит несколько ошибочному энтузиазму терапевта, а также представлению об анализе как о «панацее». По большому счету, надежды на появление формы терапии, которая раз и навсегда избавит человека от всех его проблем, практически нет. Человеку нужны трудности; они необходимы для его здоровья. Нас волнуют только излишние проблемы.
144 Основная задача терапевта заключается не в том, чтобы избавить пациента от сиюминутных затруднений, а в том, чтобы подготовить его к успешной борьбе с будущими трудностями. Вопрос заключается в следующем: какую умственную и нравственную позицию следует занять по отношению к тревожащему нас воздействию бессознательного и каким образом донести эту установку до пациента?
145 На этот вопрос может быть только один ответ: нужно избавиться от разделенности между сознанием и бессознательным. Этого нельзя достичь однобоким осуждением содержимого бессознательного, наоборот, следует признать его значение для компенсации односторонности сознания и учитывать это. Тенденции сознания и бессознательного являются двумя факторами, соединение которых и составляет трансцендентную функцию. Она называется «трансцендентной» потому, что делает переход от одной установки к другой органически возможным, без утраты бессознательного. Конструктивный, или синтетический, метод лечения предполагает инсайты или прозрения, которые, по крайней мере, потенциально присутствуют в пациенте и потому могут быть доведены до сознания. Если аналитик ничего не знает об этих потенциальных возможностях пациента, то он не может помочь ему в их развитии, если только аналитик и пациент вместе не провели соответствующее научное исследование этой проблемы, о чем, как правило, речи не идет.
146 Стало быть, на практике аналитик, подготовленный соответствующим образом, является для пациента трансцендентной функцией, то есть помогает ему свести бессознательное и сознание вместе и таким образом обрести новую установку. В этой функции аналитика состоит одно из многих важных значений переноса. С помощью переноса пациент цепляется за человека, в котором он видит надежду на обновление установки; именно в переносе он ищет желаемых перемен, которые имеют для него жизненно важное значение, даже если этот процесс и происходит неосознанно. Итак, для пациента аналитик является незаменимым человеком, совершенно необходимым для продолжения жизни. Какой бы детской ни казалась эта зависимость, она выражает чрезвычайно важную потребность, неудовлетворение которой зачастую приводит к возникновению жгучей ненависти к аналитику. Стало быть, чрезвычайно важно знать, на что в действительности направлено это скрытое в переносе требование; зачастую имеет место тенденция воспринимать его только в редуктивном смысле, как воспринимается эротическая фантазия подростка. Но такой подход означает буквальное понимание этой фантазии, обычно относящейся к родителям, словно пациент, или, скорее, его бессознательное по-прежнему питает какие-то детские ожидания по отношению к своим родителям. Внешне это та же самая надежда ребенка на помощь и защиту со стороны родителей, но ребенок уже стал взрослым, а то, что нормально для ребенка, взрослому не к лицу. Подобная фантазия стала метафорическим выражением неосознанно ощущаемой потребности в помощи в минуты кризиса. С исторической точки зрения, эротический характер переноса правильно объяснять категориями детского «эроса». Но таким способом нельзя понять смысл и цель переноса, а его толкование как детской сексуальной фантазии уводит от реальной проблемы. Понимание переноса следует искать не в историческом прошлом, а в его цели. Одностороннее снисходительное объяснение, в конце концов, становится бессмысленным, в особенности если оно не дает ничего нового, за исключением растущего сопротивления со стороны пациента. Скука, которой начинает веять от анализа, просто является выражением монотонности и нищеты идей – но не бессознательного, как предполагают некоторые, а аналитика, который не понимает, что эти фантазии следует интерпретировать не в буквально-редуктивном, а в конструктивном смысле. Когда аналитик это осознает, то застой зачастую преодолевается одним рывком.
