Лео Мартин - Я вижу тебя насквозь! Искусство разбираться в людях. Самые эффективные техники секретных агентов
Я проинформировал НО о наблюдениях Тихова. Он спокойно выслушал мой рапорт и взялся за телефон.
– Вы абсолютно уверены или, может, все выйдет, как в прошлый раз? – осведомился начальник оперативного отряда федеральной полиции.
– Ты, видно, думаешь, что я звоню, потому что мне это доставляет большое удовольствие? – пошутил НО. – У нас снова автобус. И снова важное донесение источника. Информация та же, что раньше, но источник другой. Информант находится в гуще событий.
– У вас, небось, свой человек на борту? – догадался оперативник.
НО промолчал. Мы никогда не стали бы подтверждать подобные предположения – это железное правило, одна из мер по обеспечению безопасности источника, в данном случае Тихова, и нашей совместной работы. Каждый дополнительный человек в кругу посвященных повышает риск, и полиция здесь не исключение. У нас считается, что вероятность провала секретной миссии возрастает пропорционально квадрату числа сотрудников, занимающихся ее подготовкой. Другими словами: в тайне остается только то, что ты держишь в тайне.
НО понадобилось пять минут, чтобы развеять последние сомнения полиции. Нам дали зеленый свет.
Вторая полицейская проверка
Начальник оперотряда предложил устроить проверку автобуса прямо на австрийской границе, так как там круглосуточно дежурило достаточное количество сотрудников и имелась превосходная материальная база – все мыслимые технические средства, позволявшие обнаружить следы даже высокопрофессиональной подделки документов. Камеры предварительного заключения, служебно-разыскные собаки с проводниками – в общем, все, что нужно.
Тихов был не единственный, кто мало спал этой ночью (на что он мне неустанно жаловался в своих эсэмэсках). Начиная с четырех часов утра я отслеживал его перемещения на своем ноутбуке. Географические координаты его мобильника показывали, по какому отрезку пути ехал автобус, где он останавливался и сколько времени длилась стоянка.
Несмотря на ранний час, я был в наилучшем настроении, все шло по плану и даже более гладко, чем ожидалось. Информация, поступающая от осведомителей, бывает самого разного качества: от стопроцентно лживой до скорее соответствующей действительности или даже полностью подтвержденной, то есть проверенной. Поэтому работа с сообщениями источников требует исключительно ответственного подхода. Часто осведомители получают информацию от третьих и четвертых лиц. Случается, они оценивают обстоятельства, не замечая при этом, что давно отошли от объективной реальности и интерпретируют факты чисто интуитивно. Мы никогда не забываем, что имеем дело с весьма зыбкими данными, поэтому основательной перепроверке подвергается каждое сообщение каждого источника в каждой своей детали.
Конечно, при первичной оценке информации не последнюю роль играет достоверность донесений источника в прошлом. В этом отношении все осведомители тоже разные. Один немедленно сообщает о малейшем подозрении, едва оно смутно замаячило где-то на горизонте. Второй сознательно избегает слухов и ставит агента в известность, только когда узнаёт что-то конкретное. И то и другое нормально, если знать, как эти люди подходят к делу.
Тихов пользовался у меня известным кредитом доверия. Ему тоже случалось время от времени промахнуться со своими предположениями, однако в итоге баланс, как правило, оказывался положительным. Тихов никогда ничего не выдумывал и не приукрашивал с целью добиться признания или просто понравиться. Скорее он был склонен умолчать о той или иной детали, если она могла помешать его собственным аферам или отрицательно отразиться на его связях. На тот момент я еще не представлял себе, выйдет ли в конечном счете что-нибудь путное из нашей «Тарелочки», хватит ли ей разгону, чтобы взлететь. Но одно было абсолютно ясно: «Пассажирские перевозки «Сарай» занимались контрабандой людей, причем регулярно. Возможно, даже с большим размахом, чем можно было думать по первым впечатлениям. Такое количество совпадающих донесений не так уж часто встречается в нашей работе.
Тем временем Тихов страдал от пружин, терзающих его спину, и ничего не знал о предстоящей проверке. Разумеется, он мог об этом догадываться, но специально я его не предупреждал. Пока. Но поскольку было очевидно, что временами он еще прокручивал какие-то темные делишки, а о законе и праве судил по своим, более великодушным меркам, я чувствовал себя обязанным позаботиться, чтобы он не пал легкомысленной жертвой обстоятельств. Я бы не удивился, если бы в его багаже – вопреки предупреждению Бюлента – оказалось немного травки, или гашиша, или чего-нибудь подобного. И это при том, что он прекрасно знал: попадись он на каких-то противозаконных действиях, я не буду его выручать. Хотя в другой ситуации сделаю все возможное, чтобы не подвергать его жизнь смертельной опасности.
– У тебя все о'кей?! – спросил я его по SMS, когда автобус подъезжал к австрийской границе. Тихов очень хорошо понял, что я имел в виду. «О’кей?!» означало у нас «Ты чист?». Если бы я просто хотел узнать, как у него дела, я бы так и написал: «У тебя все в порядке?»
– Почти, – ответил он.
– Плохо, – написал я и прибавил: – У тебя есть еще шестьдесят минут…
– От стресса можно заболеть, – был его ответ.
– Где они сидят? – осведомился я.
– Предпоследний ряд и ряд перед ним, – быстро ответил он.
Как ни расплывчат показался бы смысл этой переписки постороннему, для нас с Тиховым все было абсолютно ясно. О том, что, несмотря на «тайнопись», каждое SMS-сообщение сразу после прочтения подлежало обязательному удалению, мне не нужно было напоминать Тихову. Это стандартное правило оперативной работы, которое тайный посредник усваивает на первой же встрече. Большинство осведомителей его придерживаются. А в отношении Тихова это можно было гарантировать. Вероятно, так он меньше опасался нежелательных вопросов со стороны своих криминальных коллег. К тому же при его бурной активности на личном фронте загадочные сообщения в телефоне могли бы приводить к сценам ревности и необходимости искать оправдания. Профи решает проблему заранее, с помощью кнопки «удалить».
Через НО я передал точные координаты людей, на которых нужно было обратить особое внимание: «Предпоследний ряд и ряд перед ним». А затем началось ожидание, и длилось оно целую вечность.
– Как дела? – спросил НО, заглянув в половине одиннадцатого в мой кабинет.
– Идут, – ответил я.
Меня ничуть не беспокоило, что проверка шла так долго. Напротив. Возможно, нелегалов было больше, чем семь или девять человек? Может быть, полный автобус нелегалов? Я ошибался.
– Опять ничего, – объявил мне по телефону начальник оперотряда, когда часы показывали 12.08. По голосу было слышно, что он пребывает в сильном раздражении.
– Как ничего?
– Ничего – значит ничего. Полный порядок. Каждый паспорт и каждый документ мы проверили самым доскональным образом. Мы обшарили весь автобус сверху донизу. Собаки тоже ничего не нашли. Даже наркотиков ни крошки. Единственное, что мы имеем, – набитая голова водяного буйвола. Он относится к редким видам. Я тебе ее подарю, можешь повесить у себя в кабинете.
– Хм, – произнес я. Возникла одна из тех ситуаций, пережить которые бывает невероятно трудно. Я просто отказывался понимать происходящее.
– Теперь-то хоть перестанете нам названивать?!
– Конечно, пока не будем. И спасибо за поддержку.
Ответного «пожалуйста» я так и не услышал.
Четыре недели
На девять часов следующего дня было назначено совещание. Я не чувствовал особого желания туда идти, потому что заранее знал, что меня ждет. Вместо того чтобы искать новые подходы к расследованию дела, будут искать виновного. Кто должен нести ответственность за этот конфуз? Почему результат был таким, а не другим? Кто неверно оценил ситуацию? Я и Сабина окажемся тут крайними, даже если НО попробует взять нас под защиту. Он и сам принадлежал к числу виноватых, дав нам добро на проведение операции. В глазах НУ это выглядело недопустимым для профессионала просчетом. А может быть, даже безответственностью?
В данном случае я бы легко смирился со статусом козла отпущения. Меня волновало другое. Как и раньше, я был убежден: «Тарелочка» – дело чрезвычайной важности. На обсуждении я намеревался всеми силами противодействовать тому, чтобы его сдали в архив ввиду неподтвердившихся подозрений. Я готовился к совещанию по-своему. По существу тут почти нечего было добавить. Мы с Сабиной постарались и задокументировали все безупречно. Сейчас меня больше интересовали движущие мотивы участников совещания. Почему мы ощущали такое сильное противодействие? Ведь обычно все шло нормально. Кто-то хотел избавиться от «Тарелочки»? Для кого это дело было как бельмо на глазу?
