Кеннет Келзер - Солнце и тень
Вьетнамка кажется мне сказочно красивой. Она подходит прямо ко мне, и мы нежно обнимаемся. Беру ее на руки — она легкая, как перышко. Чувствую, как от нее исходит сильное чувственное притяжение. Она привлекает меня к себе с необычной силой — мощной и в то же время нежной. Я страстно и бережно ласкаю самые сокровенные уголки ее тела, осыпаю ее лицо поцелуями и все время повторяю: «Ты такая красивая... такая красивая...». Лицо женщины мягко светится, будто облитое сиянием луны, и я жадно пью его. Я отлично осознаю исходящий от нее «соблазн», притягательную энергию пола, но мне так хорошо, что я, кажется, хочу остаться с ней.
Обстановка внезапно меняется. По-прежнему сохраняя осознаваемость, я переношусь на Батт Хауз Роуд, глухую проселочную дорогу неподалеку от моего родного городка Саттер. Вокруг тихо, мирно и безлюдно. Стоит прекрасный весенний денек, пастбища по обе стороны дороги покрыты густой зеленью. Замечаю, что поблизости в сочной траве безмятежно пасутся коровы. Вдруг дорога оказывается забита транспортом и движение полностью парализуется. Длинная вереница автомобилей застывает на дороге, бампер к бамперу, и среди них — моя машина. Залезаю в нее и какое-то время сижу внутри, но движение так и не возобновляется. Посидев немного, выхожу из машины и располагаюсь у обочины, ожидая когда, наконец, машины тронутся с места.
Вдруг я замечаю, что колонна автомобилей снова двигается, а с ней и моя машина. Вижу ее впереди — она медленно ползет вперед без водителя! Быстро бегу за машиной и, поравнявшись с дверцей, вскакиваю на водительское место. Обнаруживаю на месте пассажира Карла, своего друга-психолога, и, держа путь дальше, мы возбужденно переговариваемся.
Обстановка снова меняется. Сохраняя осознаваемость, я сижу за круглым столом у самого Колузского шоссе, главного шоссе, ведущего в мой родной город. Стол заставлен многочисленными подносами с восхитительными закусками. Со мной Карл и трое студентов-попутчиков, мы ведем между собой очень увлекательный разговор на психологические темы. Двое из студентов — молодые женщины восточной наружности, а третий — парень-американец китайского происхождения. Все четверо держат во рту сигареты, собираясь прикурить. У меня сигареты нет, и я категорически возражаю, при этом шутя и громко смеясь. Я говорю Карлу: «Ну уж нет! Неужели ты тоже хочешь нас отравить!» Одна из женщин обходит вокруг стола и игриво вставляет мне в рот сигарету. Я вынимаю ее, и все мы оглушительно хохочем. Отдаю себе отчет, что веду себя очень раскованно в ситуации, которую считаю крайне серьезной.
Теперь та же самая восточная девушка возвращается к столу и берет большое блюдо с сочными, ароматными ломтиками ананаса. Очень кокетливо и игриво поднося его мне, она широко улыбается и спрашивает: «Не хотите ли кусочек?» Я быстро отвечаю очень многозначительным тоном: «С восторгом принял бы от вас кусочек... И с не меньшим восторгом дал бы кусочек вам». Все оценили мою шутку, и мы снова заливаемся хохотом. Просыпаюсь в легкомысленном и игривом настроении.
Приступая к этой части своего повествования, я с огромным удовольствием снова перечитал приведенный выше сон. Он полон чувственности, игривости и жизнерадостности. С особенным удовольствием я вспоминал заливистый хохот в конце сна, и, читая этот отрывок, смог заново ощутить всю атмосферу. Здесь невозможно не заметить двусмысленного сексуального заигрывания и явной сексуальной символики сигарет и круглых сочных ломтиков ананаса (с дырочкой посередине). В этом сне ощущалось что-то очень чистое и здоровое, потому что смех был необычайно искренним и сердечным. Я почувствовал веское подтверждение мысли об уместности в смешанной компании сексуальных шуток, выходящих за рамки обычной «пристойности». Этот сон принес мне переживание объединения: он показал, что мужчины и женщины, находясь вместе, могут шутить и заигрывать друг с другом подобным образом. И, прежде всего, он подсказал мне, что над многими вещами, к которым я начал относиться излишне серьезно, можно и нужно смеяться, смеяться и еще раз смеяться. В течение десяти лет я активно поддерживал группы защитников окружающей среды, боровшиеся за запрет курения в общественных местах. Я действительно относился к этому вопросу совершенно серьезно и многие годы мечтал о том времени, когда общественное мнение и законодательство в этой области коренным образом изменятся. Поэтому во сне сигареты имели для меня двойной и даже тройной смысл: они призывали меня более спокойно относиться к проблеме загрязнения атмосферы табачным дымом, к своему эксперименту и, наконец, к сексуальным шуткам и заигрываниям. На этом этапе моего странствия бессознательное показало себя большим шутником.
Еще одним запоминающимся моментом этого сна были красота и неотразимая соблазнительность вьетнамской женщины-солдата. Для меня она стала символом «женской энергии» во мне самом, символом очень ярким и притягательным. Когда мы с ней слились в объятии, это напоминало процесс слияния с состоянием осознаваемого сна. «Ведь эта женщина — тоже необычная: такая тонкая, нежная, хрупкая. Она так великолепна, так неотразимо привлекательна. И лицо ее сияет таким мягким лунным светом. Разве эти черты не придают ей сходство с состоянием осознаваемости?» — спрашивал я себя. И после размышления был вынужден ответить на свой вопрос утвердительно. В состоянии осознаваемости наши объятия были такими бережными и такими утонченно чувственными... И вот, когда мы с ней обнимались, обстановка сновидения внезапно изменилась, и мое сознание каким-то образом оторвалось от нее. Это внезапное и неподвластное моей воле перемещение перенесло меня во сне в окрестности родного городка и окунуло в знакомые картины детства. Как я подозревал, транспортная пробка и самопроизвольное передвижение моей машины без водителя несли мне какие-то важные вести.
Возможно, полностью слиться с состоянием осознаваемости, олицетворяемым красавицей в военной форме, мне помешало что-то из моего прошлого, из детства, или какие-то юношеские убеждения и впечатления. Такой внезапный, неожиданный скачок в прошлое — именно то, как действует наш ум, сталкиваясь чем-то новым, загадочным, может быть, даже ошеломляющим. Размышляя над этим сном, я постепенно стал понимать, что вступление на путь осознаваемых сновидений неизбежно должно было тянуть мое сознание в разных направлениях — и вперед, и назад во времени. Это, в свою очередь, непременно должно было побудить меня обратиться к исследованию как самых ранних слоев собственной души, так и самых последних напластований — как прошлого, так и будущего. Я понял: теперь любые неразрешенные проблемы из прошлого (транспортная пробка) будут возникать в моем сознательном уме просто от переживаний, связанных с вхождением в состояние осознаваемости. Поразмышляв над этими образами, я пришел к выводу, что в моей жизни все еще бывают моменты, когда я не нахожусь на месте водителя, и моя энергия (моя машина) двигается вперед без меня, моменты, когда я чувствую себя увязшим, застрявшим в тупике, и эти застарелые шаблоны ума, берущие начало в детстве, могут стать помехой для сохранения полного слияния с состоянием осознаваемости.
Вдобавок этот сон меня очень успокоил, дав мне замечательного спутника в лице моего друга Карла. Мы с ним уже многие годы вели вдохновенные споры и шутливые беседы наяву. И вот теперь в мире сновидений мы тоже отлично проводили время и обменивались шутками.
Во сне «Осознаваемо и раскованно» присутствовала одна особенно интересная деталь, свидетельствовавшая об успешном развитии моего эксперимента. В нем я несколько раз пытался вызвать в поле зрения свои ладони, но они упорно не желали появляться. После нескольких бесплодных попыток я отказался от этого метода и продолжал участвовать во сне. В этом я увидел важную весть: ценность некоторых духовно-психологических методов ограничена во времени. Методы, которые поначалу помогают, в конце концов могут стать помехой. На каком-то этапе развития перед сновидцем может встать необходимость отказаться от старого метода и взять на вооружение новый. В этот миг «знакомое, но от этого не менее восхитительное ощущение легкости и тонкого внутреннего равновесия», которое я почувствовал прежде всего в голове и в области лба, стало для меня новым сигналом, подтверждающим, что я снова достиг во сне состояния осознаваемости. Во многих последующих осознаваемых сновидениях я стал использовать для подтверждения осознаваемости эти ощущения легкого головокружения и покалывающей пульсации во лбу, в итоге отказавшись от метода, при котором мне нужно было во сне увидеть свои ладони. Полагаю, что во всех разновидностях духовной деятельности очень важно уловить момент, когда необходимо отказаться от старого метода ради нового. Метод разглядывания ладоней был только временным средством. И хотя на начальном этапе моего проекта это средство было важным, сейчас оказалось, что пора его отбросить и перейти к следующему этапу пути.
