Бруно Беттельгейм - Просвещенное сердце
Те, кто выжили, поняли то, чего раньше не осознавали: они обладают последней, но, может быть, самой важной человеческой свободой — в любых обстоятельствах выбирать свое собственное отношение к происходящему.31
НАСТРОЙ НА ВЫЖИВАНИЕ
«Старики» и «новички»
Термин «новичок» относится к заключенным, находящимся в лагере не более года. «Стариками» называли тех, кто отсидел больше трех лет. «Новичков» встречали словами: «если ты продержишься в первые три недели, то у тебя есть шанс прожить год, если — три месяца, то выживешь и в следующие три года. За первый месяц пребывания в лагере умирало от 10 до 15 % вновьприбывших. Во второй месяц, если не было массовых казней — в два раза меньше. В третий месяц уровень составлял 3 % и далее для оставшихся 75 % выживших он опускался до 1 %. Выживали, как правило, физически крепкие и изначально здоровые люди. «Новички» обычно старались подольше сохранить свои силы, надеясь скоро выйти из лагеря. «Старики» же думали только о том, как максимально приспособиться к жизни в лагере, не питая уже надежды выйти из него. Некоторые даже ставили себе некий максимальный предел пребывания в лагере, после чего кончали жизнь самоубийством. Со временем жизненный порыв «новичков» затухал, сменяясь уступками, покорностью, зависимостью и пассивностью. Характерным отличием «новичков» от «стариков» было отношение к лагерной жизни — для первых он чем-то нереальным (по сравнению с внешним миром), а для вторых — единственной реальностью. Эмоциональный разрыв с теми, кто остался в «прошлой жизни» ускорял деградацию личности. «Новички» тратили деньги на установление связи с близкими, «старики» — на устроение «теплого местечка» в лагере. «Новички» интересовались новостями из внешнего мира, «стариков» же интересовали только лагерные новости. СС специально создавало условия для разрыва эмоциональных связей с близкими. Родные всячески третировались в общественной жизни, при этом им объясняли, что их родственник не выходит из лагеря из-за каких-то новых проступков. Такое постоянное откладывание сроков освобождения вселяло в них апатию.
К «внешнему мир» у «стариков» вырабатывалось неприятие, даже ненависть («они там наслаждаются жизнью, а мы тут страдаем», а затем равнодушие, забвение и безразличие. «Новички» же любили поговорить о своих семьях, друзьях, работе и положении в обществе.
Конечно, было у них и нечто общее. Это мечты и фантазии о грядущих мировых катаклизмах, только в силу которых они могут быть освобождены. Они мечтали, что станут выдающимися лидерами нового мира. Но мало думали о будущей встрече с семьей и детьми. Вероятно, мечты о высоком положении были связаны с желанием вернуть себе чувство само уважения. Безобидные фантазии о личной жизни оставались без реакции. Но если заключенный начинал мнить себя ребенком, капризничать и не слушаться, что могло навлечь наказание на всю группу — на него воздействовали доступными способами. «Детское» поведение выражалось в удовлетворении элементарных потребностей в еде, сне и отдыхе, а также в заботе только о текущем моменте. Такие люди становились неспособны к длительным отношениям, были вспыльчивы и легко отходчивы, в драке кусались и царапались. Они любили похвастаться и приврать и не стыдились этого.
Окончательный результат
Психические изменения, происходившие со всеми «стариками», формировали личности, способные и желающие принять внушаемые СС ценности и поведение, как свои собственные. Причем немецкий национализм и нацистская расовая идеология принимались легче всего. Удивительно, как далеко продвигались по этому пути даже высокообразованные политзаключенные.
Одно время, например, американские и английские газеты были полны историй о жестокостях, творимых в немецких концлагерях. Верное своей методике коллективной ответственности, СС наказывало весь лагерь за появление подобных статей, которые, очевидно, основывались на показаниях бывших заключенных. Обсуждая эти события, «старики» настаивали на том, что иностранные газеты не должны вмешиваться во внутренние дела Германии, и выражали свою ненависть к журналистам, которые объективно хотели им помочь.
В 1938 году в лагере я опросил более ста «стариков — политзаключенных.
Многие из них не были уверены, что следует освещать лагерную тему в иностранных газетах. На вопрос, приняли бы они участие в войне других государств против нацизма, только двое четко заявили, что каждый, сумевший выбраться из Германии, должен бороться с нацизмом, не щадя своих сил.
Почти все заключенные, исключая евреев, верили в превосходство германской расы. Почти все они гордились так называемыми достижениями национал-социалистического государства, особенно его политикой аннексии чужих территорий. Большинство «стариков» заимствовало у гестапо и отношение к так называемым «неполноценным» заключенным. Гестапо проводило ликвидацию отдельных групп «неполноценных» еще до вступления в силу общей программы уничтожения.
У заключенных были по этому поводу свои собственные соображения. Дело в том, что «новички» создавали для «стариков» сложные проблемы. Их жалобы на убогость лагерной жизни, их неприспособленность вносили дополнительную напряженность в и без того сложную жизнь бараков. Их неправильное поведение в бараке или в рабочей команде угрожало всем. «Высовываться», обращать на себя внимание всегда было опасно, и обычно вся группа, в которой находился «заметный» человек, выбиралась СС для специального наблюдения. Так что «новички» оказывались помехой для всех остальных.
Более того, самые слабые из «новичков» чаще становились доносчиками.
Слабые обычно умирали в течение первых недель, поэтому казалось, что от них можно избавиться и раньше. «Старики» иногда этому содействовали, давая «новичкам» опасные задания или отказывая им в помощи. Избавляясь от «неполноценных», они поступали согласно идеологии СС. Таким же образом «старики» обращались с доносчиками. Самозащита требовала их устранения, но метод, по которому их мучили целыми днями и медленно убивали, был заимствован у гестапо.
Иногда кто-нибудь из эсэсовцев, повинуясь минутной прихоти, отдавал бессмысленный приказ. Обычно приказ быстро забывался, но всегда находились «старики», которые еще долго его соблюдали и принуждали к этому других.
Однажды, например, эсэсовец, осматривая одежду узников, нашел, что какие-то ботинки внутри грязные. Он приказал мыть ботинки снаружи и внутри водой с мылом. После такой процедуры тяжелые ботинки становились твердыми как камень. Приказ больше никогда не повторялся, и многие не выполнили его и в первый раз, потому что эсэсовец, как это часто случалось, отдав приказ и постояв немного, вскоре удалился. Тем не менее, некоторые «старики» не только продолжали каждый день мыть изнутри свои ботинки, но и ругали всех, кто этого не делал, за нерадивость и грязь. Такие заключенные твердо верили, что все правила, устанавливаемые СС, являются стандартами поведения — по крайней мере в лагере.
Так как «старики» усвоили, или были вынуждены усвоить детскую зависимость от СС, то у многих из них появлялась потребность хотя бы некоторых из офицеров считать справедливыми и добрыми. Поэтому, как это ни покажется странным, они испытывали и положительные чувства к СС. Подобные чувства обычно концентрировались на офицерах, занимающих относительно высокое положение в лагерной иерархии (но почти никогда — на самом коменданте).
Заключенные утверждали, что за грубостью эти офицеры скрывают справедливость и порядочность, что они искренне интересуются заключенными и даже стараются понемногу им помогать. Их помощь внешне не заметна, но это потому, что «хорошим» эсэсовцам приходится тщательно скрывать свои чувства, чтобы себя не выдать.
Настойчивость, с которой узники пытались обосновать подобные утверждения, вызывала у меня жалость. Целая легенда могла быть сплетена вокруг случая, когда один из двух эсэсовцев, инспектировавших барак, вытер ноги, прежде чем войти. Скорее всего, он сделал это автоматически, но действие интерпретировалось как отпор второму эсэсовцу и явная демонстрация своего отношения к концлагерю. Подобные примеры говорят о том, каким образом и до какой степени «старики» становились похожими на своего врага, и как они пытались оправдаться в собственных глазах. Но было ли СС только врагом? Если да, то такую трансформацию взглядов трудно понять. СС не менялось, оставаясь действительно жестоким, непредсказуемым врагом. Но чем дольше заключенному удавалось выжить, то есть чем в большей степени он становился «стариком», потерявшим надежду жить иначе и старавшимся «преуспеть» в лагере, тем больше он находил общих точек с СС. Причем для обеих сторон кооперация была выгоднее, нежели противостояние. Совместная жизнь, если можно ее так назвать, с неизбежностью формировала общие интересы.
