Карен Хорни - Самоанализ
Задачи, с которыми пациент сталкивается в процессе анализа, изобилуют трудностями, но и приносят свои плоды. Выразить себя с полной откровенностью трудно, но необходимо, так как это великое благо. То же самое можно сказать и о достижении инсайта, и об изменении. Таким образом, прибегнуть к анализу как к одному из возможных путей помощи в нашем собственном развитии — путь, далеко не простой. Он требует от пациента огромной решимости, самодисциплины и активной борьбы. И в этом отношении анализ не отличается от других жизненных ситуаций, способствующих развитию человека. Преодолевая трудности на своем пути, мы обретаем силу.
Глава 5
Роль аналитика в психоаналитическом процессе
Основная задача аналитика — помочь пациенту понять себя и переориентировать свою жизнь в той мере, в какой он сам считает это необходимым. Чтобы получить более четкое представление о том, что аналитик делает для достижения этой цели, целесообразно разделить его работу на категории и рассмотреть каждую из них в отдельности. В его работе условно можно выделить пять основных разделов: наблюдение, понимание, интерпретацию, помощь в преодолении сопротивления, обычную человеческую помощь.
Наблюдения аналитика в чем-то не отличаются от наблюдений любого внимательного человека, но в чем-то имеют специфический характер. Как и любой другой человек, аналитик будет наблюдать некоторые общие черты поведения пациента, как-то: отчужденность, теплота, ригидность, спонтанность, неповиновение, угодливость, подозрительность, уверенность, самоуверенность, робость, жестокость, чувствительность. Уже и процессе выслушивания пациента аналитик без специальных усилий получит общее о нем представление: способен ли он дать волю своим чувствам или держится напряженно и скованно; излагает ли он свои мысли упорядоченно, контролируя себя, или же перескакивает с одной мысли на другую и рассеян; делает ли он абстрактные обобщения или приводит конкретные детали; высказывается ли он пространно или по существу; говорит ли он спонтанно или же предоставляет инициативу аналитику; повторяет ли он общепринятые мнения или выражает то, что действительно думает и чувствует.
При более прицельном наблюдении аналитик, во-первых, извлекает информацию из того, что рассказывает ему пациент о своих переживаниях, прошлых и настоящих, об отношении к себе и взаимоотношениях с другими, о своих планах, желаниях, страхах, мыслях. Во-вторых, он получает информацию, наблюдая за поведением пациента в своем кабинете, ибо каждый пациент по-своему реагирует на договоренности об оплате, времени приема, на обязанность лежать на кушетке и прочие объективные условия анализа. И каждый пациент реагирует по-разному на то, что его подвергают анализу. Один пациент считает анализ интересным интеллектуальным занятием, но отвергает мысль, что действительно в нем нуждается; другой относится к нему как к унизительной процедуре; третий же гордится им как некой особой привилегией. Кроме того, пациенты проявляют самое разное отношение к самому аналитику, с таким же разнообразием индивидуальных оттенков, как в прочих человеческих отношениях. Наконец, пациенты проявляют нерешительность в своих реакциях — от едва заметной до значительной; уже сама по себе эта нерешительность может говорить о многом. Оба источника информации — сообщения пациента о себе и непосредственное наблюдение за его поведением — дополняют друг друга точно так же, как это происходит в любых взаимоотношениях. Даже если мы хорошо знаем историю жизни человека и все особенности его нынешних отношений с друзьями, женщинами, его деловые качества и политические взгляды, наше представление о нем станет намного полнее и яснее, если мы встретим его лично и увидим его в действии. Необходимы оба источника — и каждый из них одинаково важен.
Как и любое другое, наблюдение аналитика несет на себе печать специфики его интереса. Продавщица заметит иные качества покупателя, чем работник социального обеспечения у обратившегося за помощью клиента. Наниматель, беседующий с претендентом на место, сосредоточится на инициативности, умении адаптироваться, надежности, в то время как священника, беседующего с прихожанином, будут больше интересовать вопросы нравственного поведения и религиозной веры последнего. Интерес аналитика не сосредоточен на какой-то одной стороне личности пациента, даже той, что нарушена, а обязательно охватывает личность в целом. Поскольку он хочет понять структуру целиком и поскольку он не знает заранее, что более важно, а что — менее, его внимание должно поглотить как можно больше факторов.
Специфические наблюдения аналитика проистекают из его цели — распознать и понять бессознательные мотивы пациента. В этом заключается их основное отличие от обычных наблюдений. В последних мы тоже можем ощущать определенные скрытые тенденции, но такие впечатления остаются более или менее предположительными и даже не формулируются; мы также, как правило, не заботимся о том, чтобы выяснить, обусловлены ли эти впечатления нашими собственными психическими особенностями или же особенностями наблюдаемого человека. Специфические наблюдения психоаналитика, однако, составляют обязательную часть аналитического процесса. Они представляют собой систематическое изучение бессознательных сил, которые обнаруживают себя в свободных ассоциациях пациента. Эти ассоциации аналитик внимательно выслушивает, стараясь не отбирать преждевременно какой-либо один элемент, но проявлять одинаковый интерес к каждой детали.
Некоторые из наблюдений аналитика тут же выстраиваются в один ряд. Точно так же, как мы различаем в тумане неясный контур дома или дерева, аналитик без особого труда узнает ту или иную общую черту характера. Но большей частью его наблюдения представляют собой мозаику из разрозненных на первый взгляд элементов. Как же тогда аналитик достигает понимания?
В некотором смысле его работу можно сравнить с работой детектива в расследовании загадочных происшествий. Стоит, однако, подчеркнуть, что если детектив хочет обнаружить преступника, то аналитик отнюдь не стремится выявить, что в пациенте плохо, а пытается понять его в целом, включая и хорошее, и плохое. Кроме того, он имеет дело не с несколькими подозреваемыми, а с множеством движущих сил в одном человеке, которые находятся под подозрением, но не из-за того, что они предосудительны, а как возможные источники его проблем. Благодаря сосредоточенному наблюдению и обдумыванию каждой детали он подбирает ключи к ним, видит тут и там возможные связи и составляет гипотетическую картину; он не слишком легко принимает на веру свои выводы, а еще и еще раз подвергает их проверке, чтобы убедиться, действительно ли они учитывают все моменты. При раскрытии загадочных происшествий с детективом работают несколько человек, причем некоторые создают только видимость такой работы, а на самом деле втайне ей вредят; другие же вполне определенно хотят скрыться и становятся агрессивными, если чувствуют для себя угрозу. Подобное имеет место и при анализе: «часть» пациента сотрудничает с аналитиком — это является необходимым условием лечения; другая «часть» ожидает, что аналитик проделает всю работу сам; а третья «часть» использует всю свою энергию на то, чтобы затаиться или ввести аналитика в заблуждение, она начинает паниковать и становится враждебной, когда ей грозит разоблачение.
Как уже отмечалось в предыдущей главе, аналитик черпает свое понимание бессознательных побуждений и реакций пациента главным образом из его свободных ассоциаций. Пациент обычно не сознает смысла того, что он сообщает аналитику. Поэтому аналитик, чтобы составить связную картину из множества противоположных элементов, должен не только воспринять их явное содержание, но и постараться понять, что же на самом деле пациент хочет этим выразить. Он старается уловить и понять ту красную нить, которая проходит через аморфную на первый взгляд массу материала. Если объем неизвестного материала слишком велик, аналитик может потерпеть неудачу. Иногда контекст говорит чуть ли не сам за себя. Последующие примеры выбраны из-за их простоты.
Пациент говорит мне, что прошлой ночью плохо спал и чувствует себя более подавленным, чем обычно. Его секретарша заболела гриппом, и это не только расстроило его деловые встречи, но и вывело из душевного равновесия из-за страха инфекции. Потом он говорит об ужасной несправедливости по отношению к небольшим европейским государствам. Затем он думает о враче, который вызвал у него досаду тем, что не дал четкую информацию о составе лекарства. После этого ему вспомнился портной, который не доставил ему домой пальто, как обещал.
Главной темой была досада на неблагоприятные события. На эгоцентрический характер его огорчений указывает то, что он упомянул о болезни секретарши в одном ряду с ненадежностью портного, словно то и другое нанесло ему личное оскорбление. То, что грипп секретарши вызвал у него страх инфекции, не привел его к мысли о необходимости преодолеть этот страх. Вместо этого он полагает, что мир должен быть устроен так, чтобы не вызывать в нем страхов. Мир должен заботиться о его нуждах. И здесь возникает тема несправедливости: как несправедливо, что другие не обращают внимания на его ожидания. Раз он боится инфекции, то никто из его окружения не должен болеть. Так другие становятся ответственными за его трудности. Он столь же бессилен против них, как небольшие европейские страны против вторжения агрессора (на самом деле он беспомощен из-за того, что находится в тисках своих собственных ожиданий). Ассоциация, касающаяся врача, в этом контексте приобретает особый смысл. Она также подразумевает ожидания, которые не были исполнены, и, кроме того, выражает его обиду на то, что я не предлагаю ему ясного решения его проблем, а вместо этого хожу вокруг да около и ожидаю от него сотрудничества.
