Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить
Примерно пять минут я намекала на то, что мне нужен отдельный номер, и в конце концов она сказала: «Все выступающие размещаются по двое в номерах. Так было всегда, и никогда это не было проблемой. Вы говорите, что вам нужно нечто особенное?» Самомнение. Следи за самомнением.
В моей семье какие-то особые условия были причиной стыда, особенно для девочек. Надо быть легкой, веселой и гибкой. Нужна санитарная остановка во время поездки? Мы остановимся, когда будут дорожные условия. Не нравится то, что дали на ужин? Не ешь. Укачивает? Проблема в твоей голове. К сожалению, неприхотливость также означала, чтобы мы не просили о том, что нужно, и никогда никого не стесняли и не беспокоили.
Таким образом, я хорошо научилась доказывать, что я так же неприхотлива, как и человек рядом со мной. А еще мне легко дается чувство досады. Фраза «Хотите чего-то особенного?» попала в цель. «Нет. Я буду делить номер с другим человеком. Все прекрасно», – ответила я, думая про себя, что ненавижу этих людей. Они придурки, и мероприятие придурочное. И мой сосед по комнате будет придурком.
Как выяснилось, мероприятие было замечательным, организаторы преподали мне ценный урок, и моя соседка по номеру изменила мою жизнь. Конечно, она сделала это не самым прекрасным образом. БОГ СВИДЕТЕЛЬ, она выбрала один из тех способов, которые лучше бы БОЛЬШЕ НИКОГДА не повторялись.
Вечером перед мероприятием я стояла у входа в номер и произносила небольшую молитву: «Пожалуйста, Боже, позволь мне быть открытой и доброй. Дай мне сил принять этот опыт и быть благодарной за все новые возможности!»
Я постучала перед тем, как открыть дверь ключом.
– Здравствуйте?
Мое сердце упало, когда кто-то ответил сердечным «Входите!».
«И, Боже, пожалуйста, дай мне сил не злиться на то, что я не первая заняла номер».
Когда я вошла в комнату, она сидела в углу на диванчике и ела гигантскую булку с корицей. Ноги она вытянула на сиденье, а туфли поставила на подлокотник. Я подошла и представилась:
– Привет. Я Брене.
Я думала, что моя молитва сработала, поскольку сумела воздержаться от того, чтобы сказать: «Приятно познакомиться. И уберите свои грязные туфли с дивана». Я заметила, что они уже оставили следы на светлой обивке.
Она помахала мне липкой рукой и сказала:
– Извините, я бы с радостью пожала вам руку, но у меня руки заняты.
Я улыбнулась и помахала в ответ, чувствуя укол совести за то, что осуждаю ее. Я ответила веселым голосом:
– Без проблем! Выглядит аппетитно.
С липкими от глазури руками она пыталась найти способ передвинуться, не касаясь дивана. В тот момент, когда я собиралась предложить ей салфетку, она села прямо, запихнула остатки булочки в рот и вытерла обе руки о сиденье дивана. Потом она посмотрела на свои руки и, очевидно, недовольная тем, как много глазури на них осталось, вытерла их снова, стараясь не трогать участок обивки, о который она их вытерла в первый раз. Мое лицо, когда я стояла и смотрела на подушки, измазанные глазурью, должно быть, выражало весь мой ужас, потому что она только улыбнулась, пожала плечами и сказала:
– Это же не наша кушетка.
Я стояла в оцепенении и была совершенно шокирована. И все еще сжимала в руке ручку чемодана. Между тем, пока я неподвижно стояла посреди комнаты, она прошла в кухонный угол, схватила пластиковую чашку для кофе, налила в нее воды и вышла в небольшой дворик при гостиничном номере. Потом она зажгла сигарету.
По-прежнему сжимая ручку чемодана, я немного повысила голос, чтобы она могла услышать меня через приоткрытую дверь во внутренний дворик:
– Это номер для некурящих. Не думаю, что вы можете здесь курить.
Она засмеялась:
– Так про дворик ничего не сказано.
«Ты шутишь, что ли?»
– Серьезно. В этом отеле не курят, – сказала я своим самым искреннем, авторитетным голосом экс-курильщика. – Кроме того, дым проникает в номер.
Она снова засмеялась:
– Ничего страшного. Побрызжем духами.
«Хорошо, Боже, я понижаю планку. Пожалуйста, не дай мне убить кого-нибудь или сделать глупость. Дай мне сил сдержать свою ненависть и гнев. И ради всех святых, пусть найдется свободная комната».
Три выполненные просьбы из четырех – это неплохо, а оглядываясь назад, я думаю, лучшей компенсацией за одну неисполненную просьбу стала бы другая комната.
Я выступила следующим утром и уехала в аэропорт через пятнадцать минут после того, как ушла со сцены. Когда я ждала посадки в самолет, я заметила, что что-то не так. Я осуждала про себя каждого человека вокруг. Женщина передо мной слишком сильно надушена, парень позади громко жует жвачку, родители напротив не должны позволять детям есть так много конфет. Я стояла, размышляя о полученном в отеле опыте, и собирала дополнительные доказательства того, что люди – не самые приятные существа.
Я не могла выкинуть из головы образ своей соседки по номеру, вытирающей грязные руки о диван. Но мое растущее раздражение было опасным сигналом. Я не просто была разочарована, шокирована и возмущена поведением соседки по номеру, но я чувствовала и что-то еще, что-то близкое скорее к ярости, чем к возмущению. Я начала купаться в чувстве собственной непогрешимости – это для меня эмоциональный возбудитель.
Проведя несколько лет в попытках разобраться с этим чувством, я узнала, что, независимо от того, насколько правильной я считаю себя и насколько неправильными – других, самомнение для меня – запрещенная эмоция. Все начинается с убеждения в том, что я лучше других, и заканчивается тем, что я перехожу к самобичеванию и думаю, что «я недостаточно хорошая». Даже когда я стояла там, на постаменте осуждения, мне было любопытно, что происходит. Я знала, что хочу выбраться из всего этого негатива, поэтому позвонила и договорилась о встрече со своим психотерапевтом Дианой, как только села в самолет.
Когда я вернулась домой и рассказала Стиву всю историю, он не знал, смеяться ему или злиться, и предпочел осторожную поддержку.
– Дети у твоей мамы, – сказал он. – Хочешь, пойдем поужинаем где-нибудь и все обсудим?
Я огрызнулась:
– Что толку? Не поможет мне просто что-нибудь. Я хочу рубленый бифштекс в кляре с пюре. Мне нужно утопить обиду и злость в сливочном соусе.
Он засмеялся:
– Звучит аппетитно. Все, что пожелаешь!
Но я знала, что сливочный соус принесет только временное облегчение и еда ослабит мою решимость не замалчивать проблему, поэтому предложила съесть салат в экспресс-кафе, а потом пробежаться по магазинам. Я была уверена, что смогу задушить ярость очаровательным новым шарфиком.
Стив осторожно напомнил о нашем новом бюджете и предложил прогуляться после салата. Это был неудачный момент. Невозможно салатом заткнуть рот обиде и раздражению, а прогулка предполагает разговор о чувствах вместо того, чтобы заставить их замолчать. Поэтому я потопала на кухню как обиженный ребенок, сделала себе бутерброд из мяса и сыра, съела его в один присест и пошла спать.
Проснулась я на следующее утро злая. Гнев никуда не ушел. Ведь у меня не было соуса, который притупил бы чувства, и нового наряда в шкафу, который отвлек бы меня от самомнения. Добравшись до офиса Дианы, я уже не могла спокойно сидеть на диване: я хмыкала и злилась, скрестив руки на груди в ожидании того, что она мне скажет. Она просто смотрела на меня с открытым лицом и доброй улыбкой. Не тот ответ, который я хотела получить.
Наконец я сказала:
– Понимаешь, этот опыт духовного пробуждения к искренней жизни прекрасен. С этим все хорошо. На самом деле мне это даже нравится. Кроме канализационных крыс и нарушителей. Эти люди меня бесят.
Позже я узнала, что Диана записала мою тираду как одно из своих самых любимых вступлений к сеансу терапии. Я до сих пор помню ощущения того утра. Я помню свою сдержанную ярость и злость.
Диана оставалась открытой и доброй. Именно так мы работаем вместе. Она создает пространство, где нет осуждения, а я наполняю его всеми эмоциями, которые во мне толпятся. Потом мы их разбираем.
Без оценок и суждений она сказала:
– Я вижу, что тебя действительно достали. Расскажи мне, кто такие канализационные крысы и нарушители? Кто это?
Я спросила ее, смотрела ли она детский мультфильм Flushed Away («Смывайся!»). Она подумала с минуту, прокрутив в голове мультфильмы, которые смотрела с внуками, и ответила:
– Нет. Кажется, нет. А про что он?
– Он про привилегированную крысу Родди, которая живет жизнью домашнего любимца в престижном пентхаусе в Лондоне. Когда семья уезжает в отпуск, Родди вылезает из своей шикарной клетки и гуляет по дому. Он надевает смокинг и разъезжает на автомобиле куклы Барби а-ля Джеймс Бонд. Он англичанин и говорит на безупречном английском. Он смотрит телевизор и играет в игрушки. Он очень добросовестный и трудолюбивый. Он поддерживает безупречный порядок и осторожен с вещами. Однажды, когда семья все еще была в отъезде, в доме засорился сток, и ужасная канализационная крыса выскочила из кухонной раковины. Крысу зовут Сидней. У него большое обвисшее брюхо, джинсы рваные, потертая кожаная куртка. Пальцы у него на лапах торчат из старых кроссовок, у него длинные, грязные когти. Он настоящий хулиган. У него постоянная отрыжка. Он испражняется прямо на пол. Он постоянно вынюхивает сыр и жрет. Он отвратителен. И он громит дом.
