Елена Левенталь - ХАРАКТЕРЫ И РОЛИ
В старости его мизантропия усиливается, и он признает, что его самые плохие предположения о природе человеческой сбылись.
Он все еще цепляется за свою власть в семье, и часто близкие, привыкшие к долгим годам повиновения, по–прежнему подчиняются ему.
Он все больше становится эгоцентричным. Страх смерти охватывает его и достигает размеров сверхценной идеи.
ОТНОШЕНИЕ К ЭПИЛЕПТОИДАМ
Представители каждого типа характера живут в особом мире, созданном их системой ценностей. Циклотимики стремятся наслаждаться жизнью, истероиды заняты привлечением внимания к своей особе, шизоиды склонны к уходу в свой скрытый от нас причудливый внутренний мир, астеники страдают от соприкосновения с несовершенством мира и стараются внести в него добро и отблески гармонии.
Все заняты своими делами, каждый живет в своем маленьком мирке, и большинство людей не заинтересованы в демонстрации силы и борьбе за власть. Люди избегают ее из–за моральных ограничений, слабости нервной системы, страха перед силой и просто отсутствия интереса к подавлению других людей.
Но рано или поздно почти каждый из нас сталкивается с эпилептоидами лицом к лицу в ситуациях, когда нас хотят подавить, использовать в своей игре, превратить в ступеньку, ведущую к власти. Столкновение с эпилептоидами исключает нейтралитет.
Если представители других характеров, несмотря на всю несхожесть их внутренних миров, могут уживаться друг с другом и избегать открытых конфликтов, то общение с эпилептоидами всегда пахнет гарью и войной. Контакты с ними превращаются в сражения.
Но нам так не хочется мобилизовывать себя для ненужной и неинтересной борьбы, и, чтобы избежать ее, мы применяем многочисленные виды психологической защиты.
Отрицание. Люди с нарушенным тестированием реальности отказываются признать сам факт существования эпилептоидов. Могучее отрицание помогает им отвергать истину и тем самым разрушать ее, что создает возможность из ее обломков складывать новые причудливые мозаики и конструкции.
Осознание реальности противоречило бы их внутренней схеме, создало бы внутренний конфликт, привело бы к дискомфорту, потребовало бы решений и действий.
Подобные люди не хотят согласиться даже с тем фактом, что эпилептоиды, по–видимому, составляют около 13% популяции. Игнорирование реальности, невозможность понять истинные мотивации эпилептоидов приводят идеалистов к беспомощности при столкновении с людьми данного характера.
Чтобы сохранить свою мягкую, ничем не омраченную модель мира, они жертвуют точностью тестирования реальности, что увеличивает вероятность их жизненного проигрыша.
Разновидностью отрицания является восприятие эпилептоидов как людей психически больных. Моральный дефект сводится к психической аномалии. Люди, применяющие подобный прием, защищая свою модель нормального мира, исключают из него «плохих людей», пытаются вынести эпилептоидов за границы психической нормы.
Действительно, иногда поведение эпилептоидов связано с психопатическим развитием. Иван Грозный, Иосиф Сталин, Ким Ир Сен — все они психопаты и параноики, все они словно слеплены с одной матрицы, и лишь политические декорации и способы ведения войны вносят разнообразие в восприятие их образов.
Но зло нельзя свести к психическим заболеваниям. Этот плод полон соков и жизни. И мы должны иметь мужество признать реальность существования эпилептоидов, их вменяемость и, следовательно, их ответственность за содеянное.
Люди, отказывающиеся признать истинные мотивации эпилептоидов, сталкиваются с трудной задачей объяснения их действий, избегая при этом нарушения своей модели мира. Им хотелось бы объяснить поведение эпилептоида реакцией на внешние обстоятельства. «Наверно, у него была тяжелая жизнь…» Они отказываются видеть то, что поведение эпилептоида вплетено в полотно их личности, его характера.
Яго с наслаждением манипулирует окружающими и упоенно рвется к власти не потому, что в детстве его лишний раз шлепнули, а потому, что таков его характер, продиктованный генетикой.
Пытаясь свести поведение эпилептоида к реакции на внешние обстоятельства, оправдать его, мы сами надеваем на него маски, чтобы еще раз обмануться ими.
Избегание (avoidance). Следующий шаг по направлению к точному восприятию эпилептоидов совершают люди, признающие существование эпилептоидов, но старающиеся избежать любых контактов с этой тяжеловесной и недружелюбной публикой. «Они существуют, но мы не хотим иметь с ними дело».
«Давайте накормим зверя». Если простое избегание контактов не срабатывает, то включается следующая стратегия: «Давайте накормим зверя». Многие люди при общении с эпилептоидами часто пытаются применить политику уступок. «Давайте отдадим ему еще и это, может быть, он успокоится». Они мечтают заключить соглашения, которые гарантировали бы им безопасность. В своем желании смягчить зверя они готовы идти на любые уступки.
Но зверя нельзя накормить досыта. Он переварит принесенные ему жертвы и снова захочет есть.
Отступление. Когда становится ясно, что политика уступок исчерпана, а на демонстрацию силы не хватает ни достоинства, ни пороха, или отсутствует желание заниматься борьбой, начинается выход из ситуации, тотальное отступление. Люди бросают все: деньги, дома и машины, нажитое добро, принципы.
Остается только одна цель — спасти себя от разрушения. И отступает армия, бросая пушки и раненых, кляня бесталанных полководцев, ругая себя за слабость и сознавая ее. Кто из нас не проигрывал таких сражений?
Я — жертва. Однако далеко не всем удается ускользнуть. Привлеченный слабостью, мягкостью или деньгами потенциальной жертвы эпилептоид ведет натиск, используя весь свой арсенал: талант манипуляции и интриги, умение надевать маски и использовать людские слабости.
Он хорошо знает те клавиши в человеческой душе, удар по которым вызывает ощущение беспомощности, заставляет нас содрогнуться и, склонив голову, отдаться во власть эпилептоида.
Что удерживает женщин,которых постоянно избивают мужья (battered women), рядом с их мучителями? Заниженная самооценка; привычка к страданию, приобретенная в детстве; зависимость в близких связях; сексуальная зависимость; оправданный страх мести со стороны эпилептоида в случае разрыва отношений; отсутствие системы поддержки в лице друзей и родных, отношения с которыми были разорваны по инициативе мучителя. Вот те клавиши, по которым бьет рука «талантливого музыканта».
Бьет до тех пор, пока не наступает кульминационный момент — нормы скользят, сдвигаются, и в какой–то момент патология становится привычной обыденностью, нормой, жертва успокаивается, и уже ничто не тревожит ни ее покоя, ни покоя ее мучителя.
Лишь раннее старение, разрушенное здоровье, дети–невротики становятся столь неочевидной платой за покорность.
Идентификация с агрессором. Столкновение с грубой силой, невозможность постоять за себя может привести к грубой деформации нашего поведения, травля и боль от столкновения — к неожиданным результатам: мы начинаем уважать грубую силу, оправдывать ее и, что самое страшное, подражать ей.
Вначале мы проецируем мир нашего мучителя на окружающую действительность, приписывая ей черты нашего обидчика. Мы создаем как бы новую реальность.
Следующий шаг заключается в изменении нашего отношения к этому жестокому миру, который отныне заслуживает того, чтобы с ним общались так же жестоко.
И, наконец, нам хочется быть такими же сильными, как наш вчерашний обидчик, и обижать других точно так же, как он обижал нас. Происходит идентификация с агрессором. Столкновение с агрессией превращается в урок жестокости, в урок обучения агрессивному поведению.
Сцены жестокости по телевидению, столкновение подростка с криминогенными сверстниками, жестокость тоталитарного режима и концентрационных лагерей может трансформироваться в желание подражать агрессору.
Обиженный ребенок расстреливает куклу; избитый вчера подросток сегодня с удовольствием бьет сверстника; люди, живущие в тоталитарном режиме, по собственной инициативе вплетаются в действие репрессивного аппарата по отношению к друзьям и близким; в концентрационном лагере, когда бежит один из заключенных, остальные зовут охранника.
Как важно при столкновении с грубой силой сохранить свой внутренний мир, не включаться в эстафету зла, не озлобиться, сохранить уровень морального развития, не зависящий от поведения окружающих нас людей.
Демонстрация силы. Но постепенно у нас выкристаллизовывается адекватная реакция на эпилептоидов. Вначале мы признаем их существование и тот факт, что каждый десятый в толпе, идущей нам навстречу, хочет нас использовать, подчинить и приобрести власть над нами.
У нас пропадает желание все время сдавать позиции, и мы понимаем, что пора побороться за сохранение достоинства и начать демонстрировать силу, вести диалог с позиции силы. Мы уже знаем, что у нас нет выбора, ведь наше желание пойти на компромисс эти люди воспримут как демонстрацию слабости.
