М Осорина - Секретный мир детей в пространстве мира взрослых
Тут можно вспомнить много схожих фактов из мира магии и фольклора взрослых. В частности, Карлос Кастанеда — студент-этнограф, учившийся древней мудрости у мексиканского индейца-мага дона Хуана, — в одной из своих известных книг описывает, как дон Хуан объяснял ему, что у каждого человека слева за спиной стоит его Смерть. Смерть, о присутствии которой надо всегда помнить, ее учитывать и обязательно с ней советоваться в ситуациях жизненного выбора. Ее можно увидеть как мелькнувшее облачко или тень на небольшом расстоянии за своей спиной, если не побоишься неожиданно и быстро оглянуться влево.
Вернемся к детям. Детские страхи, связанные с проемами, полостями и вместилищами внутри дома, относятся к раннему периоду жизни, хотя могут сохраняться длительное время. Обычно они возникают сами собой, и ребенок не знает, как с ними справиться. Он просто боится «страшных мест» и старается их избегать. Совершенно новый этап общения ребенка с тем, чего он боится, начинается в возрасте пяти-шести лет. Это групповые посещения «страшных мест» вне дома. Дети идут туда, чтобы постоять на границе знакомого и обжитого дневного мира и входа в мир иной. Зачем? Чтобы прочувствовать экзистенциальный ужас. Это первая попытка активного совладания с ним, когда ребенок, объединившись с другими, уже не избегает, а, наоборот, ищет встречи с ужасным и готов с ним соприкоснуться.
«Ужасные места» постепенно начинают переходить в разряд «страшно интересных». Туда отправляются уже не просто переживать, а исследовать, т. е. целенаправленно их познавать. Параллельно между шестью-семью и девятью-десятью годами начинается символическая проработка этих страхов детским коллективным сознанием. Это происходит, когда дети рассказывают друг другу традиционные страшные истории, которые являются одним из жанров детского фольклора. Переход от первой стадии общения ребенка со «страшным местом» ко второй довольно точно отражен в свидетельстве девочки:
«Когда мне было шесть-семь лет, вместе с ребятами нашего двора мы часто заглядывали в подвал дома, но дальше, чем на три метра, которые были освещены, мы не заходили. Подвал был очень большой, с трубами, длинный — под всем домом с десятью парадными.
Потом кто-то раздобыл фонарик, и все решили обследовать этот подвал. Остальные дети были старше меня на один-два года, а один мальчик был старше всех на пару лет. Они спустились в подвал и пошли вглубь, а я дальше, чем на три метра от входа, отойти не смогла.
Когда я смотрела вперед, в эту темноту с трубами, мои ноги прирастали к земле. Мне казалось, что там какая-то пропасть, бездна, что там кончается земля. Я чувствовала себя маленькой, слабой и беззащитной. Когда дети вернулись, я завидовала их смелости, но объяснила это тем, что они старше меня и могут, даже должны не бояться. А я маленькая, и мне простительно».
Проходит еще немного времени, и для младших школьников, особенно мальчишек, исследование «страшного места» оказывается групповым действом, имеющим сразу несколько психологических целей. Оно становится испытанием храбрости и одновременно ее тренировкой. Оно дает возможность удовлетворить исследовательские инстинкты, а также желание личного самоутверждения. Это и способ выяснения статуса каждого участника в групповой иерархии, потому что пределы возможностей каждого наглядно проявляются в том, где кто останавливается.
«Вне дома в возрасте от пяти до девяти лет страшными местами для нас были подвалы. Для их исследования мы, мальчишки, собирались большими группами. Вооружались палками, камнями, брали побольше фонариков и шли туда. Причем группа сразу четко делилась по степени боязни: самые смелые шли впереди с фонарями, средние — чуть позади, а самые трусы — сильно позади и не удалялись далеко от входа.
Получалось, что маршрут группы по подвалу был четко обозначен мальчиками с фонариками. Каждый из них не мог двигаться дальше какого-то своего предела и, дойдя до него, оставался на месте, но не возвращался назад, в обычный мир.
Мы исследовали подвал, надеясь найти что-нибудь интересное. А поскольку интерес для нас в этом возрасте представляли многие предметы, добыча у нас была почти всегда. Еще мы пугали друг друга, особенно менее смелых, оставляя их одних в темноте».
В этом свидетельстве мальчик отметил характерную особенность детского поведения — четкое ощущение своего личного предела в ситуации испытания. Участвует ли ребенок в детских испытаниях храбрости, выбирает ли на прогулке, с какой из ледяных горок сможет съехать, залезает ли на игровую конструкцию на детской площадке — во всех этих случаях психически здоровый ребенок интуитивно чувствует, где ему надо остановиться, чтобы в целости вернуться обратно. То, куда ребенок готов пойти, а куда — нет, служит для него самого, так же как и для его приятелей, показателем степени его личной силы, психологического возраста и возможности претендовать на определенное место в детской группе
«Нам было по семь-восемь лет. Мы с подружкой гуляли, и она зашла в подвал пописать. Меня не приглашала. Дверь была открыта, и я сторожила снаружи. Я стояла и думала; «Какая же она смелая!».
Летом на даче или в деревне, где есть много детей разного возраста, которые друг с другом хорошо знакомы, иногда устраиваются походы в «страшные места» с большим количеством участников и сложным комплексом задач. Обычно это получается, когда есть заводила постарше, вокруг которого группируется ядро детской компании.
Такой поход я наблюдала в Поволжском селе Барышская Слобода летом 1981 года. Организатором всего предприятия была девочка тринадцати лет, которая пользовалась безусловным авторитетом у местных детей всех возрастов. Среди них она слыла человеком мудрым, справедливым и «общественным». В детском сообществе Бар-Слободы она являла собой тот редкий, но неиссякающий у нас тип праведника, которым держится русская земля. Мне очень приятно, что сейчас есть возможность посвятить ей несколько строк. Спокойная, не по годам уравновешенная и внутренне степенная, она была необыкновенным патриотом своего села, быстро обезлюдевшего из-за отъезда молодежи. Она страстно любила здесь все, хорошо знала историю села и живущих там людей. В свои тринадцать лет она уже твердо решила навсегда остаться здесь в любом качестве, но вообще мечтала стать почтальоном — человеком, помогающим налаживать связь между людьми. Она понимала это как миссию и фактически ее уже осуществляла: по собственному почину помогала нескольким старушкам, заодно перенимая у них народную традицию, и много занималась с детьми. Поскольку важнейшей человеческой ценностью для этой девочки была сплоченность, а точнее сказать — соборность, она предпринимала довольно много усилий для объединения детского уличного сообщества на почве общих игр и интересных всем предприятий. Одним из таких предприятий, которое практиковалось, по словам местных детей, уже несколько лет, был поход на кладбище, чтобы рассказывать там страшные истории. Такие походы устраивались всего один-два раза за лето — и потому, что это должно было быть редким и особым событием, и потому, что дело было хлопотное и нуждалось в подготовке.
Подготовка состояла в том, чтобы за несколько дней оповестить о предстоящем весь детский люд и скрыть это от взрослых. Поскольку село было довольно большим, то в назначенный час, вечером, в начале восьмого, собралась детская толпа человек в тридцать. Основную массу составляли дети девяти-двенадцати лет, но было среди них и человека три маленьких, лет по пять-шесть, которые увязались за старшими братьями и сестрами. Маленьких взяли, чтобы они никого не выдали взрослым, но смотрели на них с сомнением. Возбужденные участники марша подбадривали друг друга. Несмотря на свою решимость, они все боялись, потому что кладбище считалось магически сильным, по-настоящему «страшным местом», с которым не шутят, а все предприятие — дерзновенным. Девочек пришло больше, чем мальчиков. Несколько человек сообщили, что, как и в прошлом году, группа мальчишек собирается устроить идущим засаду в кустах: накроются простынями и будут подвывать как привидения (что и произошло позже).
Наконец разношерстная детская толпа двинулась по дороге через село, потом вышла за околицу и потянулась через луг. Было еще светло, но уже чувствовалось наступление вечера: глуше стали звуки, а воздух — холоднее. Младшие дети сами собой оказались в конце шествия.
За околицей, когда дети прошли последние дома и дорога начала спускаться с небольшого холмика на луг, так, что, оглянувшись, можно было увидеть только крыши домов, заволновались самые маленькие и тут же все вместе двинулись назад. Чуть позже, по мере того как сильнее чувствовалась сырость вечернего воздуха, и усиливались сумерки, потихоньку начали отставать и некоторые дети постарше. Поодиночке они молча и неожиданно отделялись от группы идущих, как будто твердо знали, что им нельзя идти дальше какой-то невидимой черты, и брели назад, объединяясь на обратном пути маленькими молчаливыми группками. Шедшие впереди, казалось, не замечали отставших.
