Владимир Тараненко - Психоманипуляции вокруг нас
Удел интроективного манипулирования обычаями и законами – традиционно политика и соприкасающиеся с ней сферы. В бизнесе право закона – это сила и нерушимость контрактных или договорных отношений, особенно в профессиональной гильдии. Так формируется своя корпоративная субкультура, игнорировать правила которой порой просто немыслимо. Подзабытое и опошленное понятие «купеческая честь» когда-то котировалось дороже закладных векселей, то же – «честь дворянина» и «честь офицера». Ныне разве что воровской закон претендует на аналогичное место в нашем обществе, да и то благодаря мощной рекламе киноиндустрии, честно отрабатывающей полученный заказ.
В то же время мы присутствуем (и участвуем) при попытке создания новой субкультуры – государственного чиновника или служащего. Невиданная даже в благополучные советские времена мощнейшая бюрократическая прослойка вправе иметь свои права, законы и обычаи. Вводится множество разновидностей ведомственной формы, служебного этикета, локальной мировоззренческой культуры, пышно отмечаются профессиональные праздники и краткосрочные юбилеи (новые культовые дни!). В итоге попавший в такую среду чиновник-неофит гораздо быстрее и куда основательнее интроектизируется под общую массу исполнителей и распорядителей единой чиновничьей политики.
Впрочем, наше государство немножко в этом деле приотстало (спишем это на его еще детский возраст), а вот частные корпорации во всем мире вовсю эксплуатируют институт наработанных традиций и корпоративных обычаев. Это выгодно, поскольку ничего не стоит, а работники с куда большим пиететом отнесутся к своим трудовым обязанностям. Как-никак, но честь фирмы обязывает! Чтобы традиции не терялись, не ослабевали и могли быть действенными как манипулятивный инструмент, о них постоянно пекутся и поддерживают их (кто-то еще помнит «красные уголки»?), обеспечивая стабильное преемничество традиции от одного поколения к другому. То, что в советские времена пылилось в закоулке как «музей родного завода», в западной корпорации выносят на фронтон здания.
Повальное увлечение корпоративной и прочей геральдикой – одно из беспроигрышных визуальных средств воздействия культурой и традицией. (Пивные этикетки, обвешанные гирляндами медалей, несомненно, добавляют свой процент потребителей, если же наград нет, а также и «истории» напитка, она «камуфлируется» визуальными приемами под «заслуженную».) Но абсолютно чистое проявление традиции в товаре – его брэнд-знак. Ошеломляющий взрыв популярности брэндинга как маркетингового явления в конце 1990-х, лучшее доказательство умелого выкачивания прибыли из традиций и обычаев в рамках истории одного продукта.
Вообще, брэнд-технологии – явление знаковое, ибо они в денежном выражении показывают, что не только время работает на историю, но и история – на время. Сейчас, думается, на повестке дня маркетинговой политики мегакорпораций – создание мощных многосерийных мультимедийных блокбастеров автобиографических историй, захватывающих триллеров о товарах и их создателях, о жарких перипетиях торговых воен и т. д. В итоге, если есть много денег и времени, то традиции можно не только культивировать, но и заново переписывать под тот или иной злободневный заказ. Как показала практика государственного строительства в XX в., делать историю под себя так же выгодно и реально, как сшить костюмчик, чтоб «хорошо сидел».
Чтобы традиция работала на производителя товаров, на нее надо непрерывно ссылаться, ее нужно подпитывать и активизировать. Отсюда – повсеместная ссылка в рекламе товара на «вековые традиции». Как итог – приходится отчасти «поднимать» и хотя бы перед экраном телевизора оживлять эти «традиции». Если последние не реанимируются в силу их надуманности – рекламную кампанию ждет неминуемый провал.
Но если культура, обычаи или законы самовоспроизводятся на житейском уровне отдельного индивида – они, как правило, неистребимы или почти неистребимы. Пример – до сих пор не изжитая дедовщина в армии. Уголовные метастазы менталитета всего общества еще долго будут разрастаться этим явлением в отечественных вооруженных силах. Насаждать традиции и резонировать с уже существующими реальными подвижками в индивидуальном и массовом сознании – по рентабельности и произведению требуемого эффекта вещи совершенно несоизмеримы.
К очевидным выгодам манипулятивного воздействия через обычаи, преемственные законы и традиции следует отнести то, что влияние последних на ум индивида происходит на психически неосознаваемом иррациональном уровне восприятия. Их воздействия индивидом, как правило, в полной мере не осознается и не ревизионируется. (Особенно это касается народов, в традициях которых отсутствуют глубокие корни культуры индивидуальной рефлексии, постсоветские нации, увы, похвастаться здесь ничем не могут.) Отсюда – чрезвычайно высокая эффективность манипулирования сознанием посредством интроективного воздействия.
Как противодействовать данному классу приемов? Прежде всего не пытаться делать это активно и провоцироваться на агрессию, ведь манипуляторы именно на то рассчитывают, что бросивший вызов обычаям и законам неизбежно будет сокрушен. Иными словами, ни в коем случае нельзя подставляться под уже приготовленный удар остракизма. Но также ни в коем случае нельзя стать слепой марионеткой сил, проповедующих от высокого имени нации, культуры, традиций. Необходимо осторожное, но вполне открытое резонирование с происходящим, чтобы, уловив момент, ловко отделить зерна от плевел. Вся стратегия противодействия должна строиться по схеме: «Я принимаю и уважаю (законы, правила, традиции), мои действия никак им не противоречат, ведь в рамках закона каждый имеет право выбирать свою дорогу». Вот теперь противник превращается в нападающую и обвиняющую сторону. Что и требовалось показать. А с законом, обычаями и традициями, даже если их не во всем принимаешь, действительно лучше нейтрально дружить – тогда не нужно будет казаться искренним.1.3. ПРАВО ОПЫТА, или ПОСТАВЬ МИНИСТРА СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА УПРАВЛЯТЬ РАЗВЕДКОЙ
У опыта есть только один недостаток – его безапелляционность.
Козьма Прутков. Ветеран саперных войск
Передача опыта уже изначально предполагает интроективную коммуникацию: имеющий опыт обучает, наставляет, руководит, а принимающий – безоговорочно все воспринимает. Иначе не обучишься и преемственность умений окажется бесплодной. Поэтому обучаемый изначально готов принять «чужое» как будущее «свое», чтобы за счет привнесения внешней инвестиции кардинально повысить свой личностный потенциал. Отсюда – полное доверие к поступающим сигналам извне. Естественно, у заинтересованных сил появляется непреодолимый соблазн (ведь легко! доступно! эффективно!) «подгрузить» передачу опыта еще чем-нибудь «полезным». Таким образом убиваются сразу два зайца: индивид не только обучается, но и еще попутно программируется в нужную сторону. Может быть, поэтому в советской стране каждый руководитель, мастер, учитель попутно выполнял функции идеолога, и надо отдать должное, получалось неплохо. «Опытное» мичуринское учение академика Трофима Денисовича Лысенко, благополучно истребившее на корню советскую генетику и ее носителей под эгидой борьбы с враждебным космополитическим вейсменизмом-менделизмом-морганизмом (формулировки-то как гвозди вколачивали!) – наиболее яркое тому подтверждение. Было бы смешно сейчас представлять такое, если б не было так грустно… Во все времена и при всех режимах было очень выгодно покупать выдающихся мастеров своего дела, чтобы они затем немножко поработали на идеологию. Затраты в итоге окупались сторицею.
Впрочем, зачем смотреть столь масштабно? В каждой семье родители для совсем еще маленького ребенка являются неоспоримым «гуру», поскольку они большие и опытные в этой непонятной и несущей всевозможные угрозы внешней среде обитания. Естественно, первая идеология индивида – это идеология его семьи, где он с молоком матери впитал определенный блок житейской информации. Так и останется у нас привычка спрашивать у «больших» и «преуспевающих» в своем деле, как научиться хорошо жить.
Преклонение перед успехом чужого опыта подкрепляется нашей уникальной врожденной биологической способностью к наследованию и копированию. Инстинктов или какой-то родовой информации в записях нашего мозга нет, сплошная изначально tabula rasa. Вот и приходится ориентироваться на то, что уже есть, и старательно воспроизводить чужой опыт для продления собственного существования. В человеческом роду так делалось испокон веков. Благодаря этому выжили и достигли технического совершенства. Однако при этом приволокли к современным компьютерам архаичное преклонение перед чужим прошлым опытом, а также способность непрерывно оглядываться назад: «а как там было?» и вокруг: «а как там у соседей?».
