Мария Климова - Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам.
Довольно быстро выяснилось, что Наташа — образцовая мама. То есть сама она так себя не называла (разве что наедине с собой), но это было слишком трудно скрыть. Она пользовалась памперсами только на прогулках и ночью — в остальное время Юраша был в марлевых подгузниках («Ты же знаешь, что педиатры еще не пришли к единому мнению о влиянии одноразовых подгузников на мужскую репродуктивную систему»). Она с самого рождения пыталась высаживать его на горшок, правда, пока безрезультатно, но с некоторыми надеждами.
Физик по образованию, она уже с трех юрашиных месяцев раз в неделю читала лекции по биохимии на каких-то предприятиях, но на полный рабочий день выходить не спешила. «Ребенку до трех лет крайне важен контакт с матерью», — утверждала она. «Да и где сейчас найдешь нормальную недорогую няню на неполную занятость», — заканчивала я про себя.
Наташа знала обо всех достижениях современной науки, а то, что связано с детьми, изучала с особой тщательностью, добывая любые возможные источники. Она читала все современные «модные» книги («Но Спока тоже пролистала — с бабушками надо дискутировать аргументировано»); по спорным вопросам консультировалась как минимум у трех специалистов; вечерами сидела в интернете, и если ночью находила что-то очень интересное, читала это потом в «наладоннике» по дороге на работу. В общем, она была ходячим «яндексом» и всегда могла ответить, как надо действовать в данной ситуации, или, в крайнем случае, где об этом прочесть. Правда, из книг и статей зачастую не было понятно, что делать, если следовать всем приведенным в них рекомендациям не получается, и как на пути к образу идеальной матери остаться живым человеком, а не превратиться в мумию. Но Наташу это не смущало, особенно, после нашего знакомства. Некоторые не самые очевидные моменты воспитания мы стали обсуждать на совместных прогулках, потому что, как говорила Наташка, «общение в интернете — все-таки не то: там слишком много людей, мнение которых совершенно ни на чем не основано, они постоянно уходят от темы, некорректно ведут себя в спорах, и вообще, в их болтовне слишком мало конструктива».
Если честно, меня тоже не всегда вдохновляли родительские форумы с вопросами «Почему сегодня он покакал только четыре раза — это уже запор?», и кипами фотографий «А вот наш Лапуся пускает банановые пузыри», которыми почему- то долго виртуально восхищались три десятка моих ровесниц. Хотя, когда я заходила в подобные сообщества, Нюська еще сидела в животе, так что, может, мое раздражение объясняется этим. Зато я с большой нежностью вспоминаю приятельниц по «беременным» форумам, которые искренне радовались всем моим новостям, «зажимали» бесконечные «кулаки» перед каждым походом к врачу, и звонили мне в роддом, в прямом смысле плача от счастья. Жалко, что после выхода в декрет, я лишилась «рабочего» интернета, соответственно, закончилось и это общение — мне сильно его не хватало, особенно в первые месяцы материнства.
Появление знакомой соседки разнообразило серые будни. Теперь, если стояла плохая погода, можно было, не выходя на улицу, отправиться в гости и скрасить болтовней (исключительно конструктивной) тоскливое ожидание мужниного возвращения. Правда, количество сдобы, съеденной за интеллектуальной беседой, рождало небольшое чувство вины, но и оно быстро заглушалось осознанием колоссальной пользы от проведенного времени.
Потом оказалось, что Наташа — просто справочник полезных адресов (например, где недалеко от дома можно купить сандалики 19–го размера, обязательно кожаные, с высоким подъемом, супинатором, при этом отечественные и недорогие) и обладатель дисконтных карточек нескольких детских магазинов. С появлением Наташи заметно сократились и расходы на игрушки: наши дети с восторгом отнимали их друг у друга, унося домой трофеи, а через неделю с тем же воодушевлением забирали свое обратно, воспринимая как нечто совершенно новое.
Правда, со временем выяснилось, что у отличниц тоже бывают проблемы, но это случилось уже после появления в нашей компании Юльки.
Электроциник
С Юлькой я, в общем, тоже не собиралась знакомиться. Зашла с коляской в обувной посмотреть себе что-нибудь осеннее да попрактичнее и увидела маму, которая с младенцем в «кенгурушке» мерила вечерние туфли на шпильке. Это зрелище настолько завораживало, что я, неприлично открыв рот, уставилась на его участников. А когда спохватилась и предложила подержать ребенка, Юлька уже надевала обратно кроссовки, возвращала малышу выпавшую соску, просила продавщицу упаковать именно эту пару и доставала кошелек — одновременно. Из магазина мы вышли вместе, а за нами — девочка лет восьми, как оказалось, Юлькина старшая — Катерина.
Мы быстро разговорились. С Юлькой вообще все получалось быстро. Одна моя одногруппница называла таких людей электровениками. Еще возле обувного мы выяснили, что живем в соседних домах, и договорились завтра же вместе отправиться на прогулку, пока Катерина будет в школе. Потом минут за пять Юлька рассказала мне половину своей жизни, постоянно цитируя какие-то анекдоты, добрая часть которых была «не для детских ушей», поэтому приводилась с некоторыми купюрами. Я подозревала, что Катя уже давно выучила их наизусть, так что в шифровании смысла нет, но не стала высказывать вслух свои соображения. Юлька вообще, как мне показалось, не очень нуждалась в собеседниках. Ей были необходимы зрители и как можно более восторженные.
В общем, когда мы подошли к ее дому, я уже знала, что они пять лет назад переехали в Москву из Ярославля, ее мама — известный в городе гинеколог («Пол–Ярославля — «ее» дети!»), муж — фотограф в какой-то газете, а у самой Юльки свое небольшое дело, связанное с логистикой. Она даже успела мне объяснить, что такое логистика, но, еще не привыкнув к получению такого объема информации за единицу времени, я тут же забыла, что это значит.
Меня она сразу окрестила Марусей, несмотря на мои вялые возражения, что Марина и Маша — разные имена, и Марин Марусями не называют. «Ничего, Таня тоже далеко не Нюська, но ты же так зовешь дочь!» — парировала она. Я попробовала возмутиться, мол, это совершенно разные вещи, потому что из Тани через Танюшу и Танюсю (бабушкина вариация) можно запросто выйти на Нюську. Но Юлька быстро остановила мое сопротивление: «Ниче, из Марины тоже можно запросто сделать все, что хочешь. Было бы желание». Так я узнала, что спорить с ней, в общем-то, бесполезно.
Видимо, близость к газетному миру и наличие мамы–медика, сделали Юльку довольно циничной. При этом она знала все обо всех, и любые жизненные ситуации могла проиллюстрировать примерами своих знакомых или, в крайнем случае, героев газетных статей. Для меня это оказалось неплохим развлечением, особенно, в условиях тоски последних месяцев, кроме того, при всех наших различиях, маленькие дети были безусловным сближающим фактором.
С одной стороны, то, что у Юльки уже был опыт выращивания младенца до состояния второклассника, отчасти добавляло ей авторитета в моих глазах, с другой стороны, ее подход к этому делу сильно отличался от Наташкиной науки. В общем, мне показалось, что Наташке тоже будет любопытно пообщаться с таким кладезем житейских историй, и уже через неделю мы гуляли втроем.
Собственно, Юлька и привела нас в песочницу. Три коляски перегораживали ненавистную дорожку так, что больше уже никто проехать не мог, а Катерина после учебы любила побегать здесь с одноклассницами. Мы быстро освоили новый маршрут прогулок: до Катиной школы, а оттуда — до площадки между нашими домами, где и окапывались, пока старшие дети не набегаются, а младшие не проголодаются. В песочнице к нам и присоединилась Алина.
Ягодка
Первый раз мы с ней встретились в поликлинике.
Так случилось, что при маме–мерзлячке, моя Нюська оказалась настоящей моржихой, и ее вид с месячного возраста смущал окружающих — что на улице, что в помещении, особенно, в детской поликлинике. Немудрено: младенец, спокойно улыбающийся в тонком бодике на руках у зябнущей в двух кофтах мамаши, вызывал сильное недоумение у сидящих в очереди родительниц (и у врача тоже).
Алина тоже была в двух кофтах. Ее ребенок, навскидку, — в четырех, вдобавок к меховым пинеткам поверх комбинезончика. Малышу, точнее, малышке, судя по розовой шерстяной шапочке, на вид было месяца два, она еще не привыкла во всем полагаться на одежду и не могла не вырабатывать собственного тепла вообще. Поэтому девочка жалобно ныла, а мама так же жалобно на нее смотрела, видимо, размышляя, не сбегать ли в гардероб за уличным конвертом.
Радостное раздетое дитя, торчащее из слинга на моем плече, повергло ее в ужас:
— У нее же будет простуда и искривление позвоночника! — сходу определила она степень опасности.
— Все будет хорошо! — привычно ответила я, не вдаваясь в подробности, чтобы не шокировать еще сильнее и так уже достаточно потрясенного человека.
