Карен Хорни - Женская психология
О происхождении комплекса кастрации у женщин.
Доклад на VII Международном Психоаналитическом Конгрессе Берлин, сентябрь 1922, Int. J. Psycho–Anal., V, Part 1 (1924)
Хотя наши сведения по поводу форм проявления комплекса кастрации у женщин постоянно дополняются, наше понимание природы этого явления существенно не изменилось. В целом, изобилие и разнообразие собранного материала производит более сильное впечатление, чем сам удивительный характер этой феноменологии. А между тем, само явление вполне заслуживает самого пристального внимания. Изучение наблюдавшихся ранее форм комплекса кастрации у женщин и анализ сделанных из этих наблюдений выводов показывает, что до сих пор преобладающая концепция комплекса кастрации основывалась на некотором фундаментальном убеждении, которое можно кратко сформулировать так (я цитирую дословно по работе Абрахама): «Многие женщины и в детстве, и в зрелости периодически или даже постоянно испытывают страдания, связанные со своей половой принадлежностью. Специфические проявления ментальности женщин, возникающие из протеста против участи быть женщиной, берут свое начало от их детского страстного желания обладать собственным пенисом. Неприемлемая идея о собственной изначальной обделенности в этом отношении дает почву для пассивных фантазий о кастрации, в то время как активные фантазии порождаются мстительным отношением к мужчине, находящемся в привилегированном положении 2.» Как видим, в этой формулировке, в качестве аксиомы принимается тот факт, что женщины ощущают себя ущербными именно из–за своих половых органов. Возможно, с точки зрения мужского нарциссизма 3 здесь все кажется слишком очевидным, чтобы нуждаться еще в каких–то объяснениях. Тем не менее, чрезмерно смелое утверждение, что половина человечества недовольна своей половой принадлежностью и может преодолеть это недовольство только в особо благоприятных условиях, представляется совершенно неудовлетворительным, и не только с точки зрения женского нарциссизма, но и биологической науки. Вопрос, следовательно, стоит так: на самом ли деле встречающийся у женщин комплекс кастрации, который может приводить не только к развитию невроза, но составляет угрозу здоровому формированию характера или даже всей будущей судьбе женщин (вполне нормальных, способных к любой практической деятельности), базируются единственно на неудовлетворенном желании иметь пенис? Или это только (во всяком случае или по большей части) предлог, за которым скрываются иные силы, динамическое начало которых нам знакомо по механизму формирования неврозов? Я думаю, что к этой проблеме можно подойти с разных сторон. С чисто онтологической точки зрения я хотела бы выдвинуть (надеясь, что это будет способствовать решению обсуждаемой проблемы) некоторые соображения, которые все чаще и чаще приходили мне в голову за время моей многолетней практики. Сразу отмечу, что среди моих пациентов подавляющее большинство составляли женщины, у которых комплекс кастрации, в целом, был достаточно четко выражен. Согласно господствующей концепции, комплекс кастрации у женщин концентрируется вокруг идеи зависти к пенису (как синоним первого и второго, иногда используется термин «комплекс маскулинности»). Первый возникающий при этом вопрос: почему мы сталкиваемся с завистью к пенису, почти как с типичным явлением, даже тогда, когда женщина не ведет мужской образ жизни, не имеет ходившего в любимчиках брата, наличие которого объясняло бы эту зависть, и жизненный опыт женщины не включает «несчастных случаев», которые могли бы сделать для нее роль мужчины более желанной? Самым важным мне кажется сам факт постановки вопроса; раз он задан, ответы появятся быстро, из хорошо знакомого нам материала. Попытаемся сформулировать гипотезу, взяв для начала ту форму комплекса кастрации, в которой зависть к пенису, как представляется, наиболее часто проявляется непосредственно, а именно — в желании мочиться по–мужски. Критический анализ клинического материала позволит нам увидеть, что это желание состоит из трех компонентов, при этом в каждом конкретном случае ведущей может быть любая из них. Тот компонент, на котором я могу остановиться наиболее кратко, это уретральный эротизм 4. Этому фактору уже уделялось достаточно много внимания, как наиболее очевидному. Если мы хотим оценить тот вклад, который вносит в комплекс кастрации зависть, идущая от уретрального эротизма, мы должны прежде всего осознать нарциссическую переоценку 5 детьми экскреторного процесса. Фантазии о всемогуществе, особенно садистского характера, нередко оказываются непосредственно связанными со струёй мочи, испускаемой самцом. Как пример этой идеи, один из множества, я могу рассказать то, что слышала от мальчиков из мужской школы: по их словам, когда два мальчика писают так, чтобы получился крест, человек, о котором они подумают в этот момент, умрет 6. Но, даже если признать, что ощущение ущербности своего положения возникает у девочек в связи с уретральным эротизмом, мы, тем не менее, преувеличили бы его роль, если бы, как это до сих пор делают различные авторы, прямиком относили на его счет любой симптом или любую фантазию, суть которых состоит в желании мочиться по–мужски. Скорее мы имеем дело совсем с другим явлением, и мотив, порождающий и поддерживающий это желание, думаю, следовало бы искать среди совершенно иных компонентов инстинкта 7, а имено — в активной и пассивной скоптофилии. Это предположение базируется на том, что именно при акте мочеиспускания мальчик может показать свои гениталии и увидеть их сам, ему даже предлагают сделать это, и, следовательно, он таким образом может удовлетворять свое сексуальное любопытство, по крайней мере к собственному телу, каждый раз, когда он мочится. Ощущение ущербности своего положения, корни которого лежат в скоптофилическом инстинкте, было особенно заметно у одной моей пациентки. Желание мочиться по–мужски некоторое время преобладало в ее клинической картине. В тот период она часто заявляла на сеансах о том, что видела, как на улице мочатся мужчины, и однажды воскликнула со всей непосредственностью: «Если бы я могла просить подарка у Провидения, я бы попросила хоть разочек пописать по–мужски». И далее она завершила свою мысль: «Уж тогда–то я бы знала, как я на самом деле устроена». То, что мужчины могут видеть, как они мочатся, а женщины нет, для этой пациентки, развитие которой в значительной степени остановилось на догенитальной стадии 8, было одним из главных источников ярко выраженной зависти к пенису. Также как женщина, вследствие того, что ее гениталии скрыты, представляет вечную великую загадку для мужчины, так и мужчина представляет собой предмет вечно живой зависти для женщины именно в связи с доступностью собственному взору его полового органа. Тесную связь между уретральным эротизмом и скоптофили–ческим инстинктом я наблюдала еще у одной моей пациентки, которую я назову Y. Она мастурбировала совершенно особенным образом, который символизировал акт мочеиспускания ее отца. В неврозе навязчивости, которым страдала эта пациентка, главным фактором был скоптофилический инстинкт: сильнейшее чувство тревоги явилось у нее результатом болезненной фиксации на мыслях о том, что ее видят во время мастурбации. Она таким образом давала выход давнему желанию маленькой девочки: «Я хочу, чтобы у меня тоже был половой орган, который я могла бы, как отец, каждый раз показывать при мочеиспускании».
Более того, я думаю, что этот фактор играет ведущую роль во всех случаях чрезмерной скромности и излишней стыдливости у девочек, и сделаю еще одно предположение: различие в одежде мужчин и женщин, по крайней мере в цивилизованном обществе, вероятно, можно свести к этому же обстоятельству — девочка не может выставить напоказ свои половые органы и поэтому в том, что касается ее эксгибиционистких тенденций 9, женщина регрессирует 10 до стадий, на которых желание показать себя еще приложимо ко всему телу. Это объясняет нам причину, по которой женщины носят декольте, а мужчины — пиджак. Я думаю также, что эта связь объясняет до некоторой степени критерий, который всегда упоминается первым, когда обсуждают разницу между мужчиной и женщиной, а именно: большую субъективность у женщин и большую объективность у мужчин. Объяснение состоит в том, что мужской исследовательский импульс находит удовлетворение в исследовании собственного тела и может или должен впоследствии быть направлен на внешние объекты; в то время как женщина, напротив, не может прийти к ясному знанию о себе и, следовательно, ей труднее стать свободной от себя самой. И, наконец, стремление, которое, как я полагаю, лежит в основе зависти к пенису, имеет третий компонент, а именно подавленное желание онанировать11, как правило глубоко спрятанное, однако важное для понимания сущности явления. Я думаю, что можно было бы проследить связь этого желания вплоть до бессознательной (преимущественно) интерпретации позволения мальчикам держаться за свои гениталии во время мочеиспускания как позволения мастурбировать. Так, пациентка, бывшая свидетельницей того, как отец ругал свою маленькую дочь за то, что та своими ручонками трогала эту часть тела, сказала мне с возмущением: «Ей он это запрещает, а сам делает то же самое по пять–шесть раз в день». Легко можно видеть ту же связь идей, что и в случае пациентки Y, У которой мужской способ мочеиспускания стал решающим фактором в выборе способа мастурбации. Более того, в этом случае ясно, что она не сможет полностью освободиться от навязчивой мастурбации, пока будет бессознательно уверена, что должна быть мужчиной. Заключение, которое я вывожу из моего наблюдения над этим случаем, я думаю, довольно типичное: девочкам особенно трудно преодолеть желание мастурбировать, так как они чувствуют, что из–за разницы в строении тела им несправедливо запрещают то, что позволено делать мальчикам. В рамках рассматриваемой проблемы, мы можем объяснить это иначе и сказать, что разница в строении тела может легко привести к горькому ощущению несправедливости, и, таким образом, аргумент, позднее используемый для оправдания отказа от женственности (а именно тот, что мужчины пользуются большей сексуальной свободой), оказывается обусловленным подлинными переживаниями раннего детства. Ван Офюйзен в заключении к своей работе о комплексе маскулинности у женщин подчеркивает сильное впечатление, которое он вынес из своей психоаналитической практики, в частности, о существовании тесной связи между комплексом маскулинности, инфантильной мастурбацией на клиторе и уретральным эротизмом. Такая же связь, повидимому, может быть обнаружена и в только что изложенных мною соображениях. Эти соображения, предложенные как ответ на наш первоначальный вопрос, можно кратко обобщить: возникающее у маленькой девочки чувство неполноценности (на что также указывал в своей работе Абрахам), вне всякого сомнения первично. Ей кажется, что в сравнении с мальчиками она ограничена в отношении возможности удовлетворять определенные компоненты инстинкта, имеющие огромную важность в догенитальный период. Я думаю, что буду еще более точной, если скажу, что с точки зрения ребенка, находящегося на догенитальной стадии развития, это ограничение — реальный факт, и девочки действительно находятся в невыгодном положении по сравнению с мальчиками в отношении определенных возможностей получения удовлетворения. До тех пор, пока нам не будет достаточно ясна реальность этого невыгодного положения, мы не поймем, что зависть к пенису — почти неизбежное явление в жизни девочки, которое не может не осложнить ее развитие. Тот факт, что потом, когда она достигнет зрелости, ее сексуальная жизнь в творческом отношении будет даже богаче, чем у мужчины,— я имею в виду, что она станет матерью,— никак не может утешить маленькую девочку, так как лежит вне возможностей непосредственного удовлетворения ее инстинктов. Здесь я прерву эту линию размышлений, так как теперь я подхожу ко второй, более обширной проблеме: ограничивается ли обсуждаемый нами комплекс кастрации завистью к пенису или к нему надо относиться как к ширме, за которой скрывается основная причина? Начав с этого вопроса, мы должны попытаться понять, какие факторы определяют: будет ли комплекс зависти к пенису более или менее удовлетворительно преодолен или, наоборот, получая подкрепление, будет вести к регрессу личности до тех пор, пока не зафиксируется. Изучение этих факторов невозможно в подобных случаях без более детального исследования форм проявления и объектов либи. Пойдя этим путем, мы находим, что девушки и женщины, желание которых быть мужчиной часто просто бросается в глаза, в самом начале своей жизни прошли через фазу чрезвычайно сильной фиксации на отце. Другими словами: сперва они пытались преодолеть Эдипов комплекс 1Э нормальным путем, сохраняя первоначальное отождествление с матерью, и, как и мать, избирали отца в качестве объекта любви. Мы знаем, что на этой стадии существуют два возможных пути преодоления комплекса зависти к пенису без неблагоприятных последствий для самой девочки. Через аутоэротическое нарциссическое желание пениса она может придти либо к женской установке стремления к мужчине (отцу), и именно посредством отождествления себя с матерью, либо к материнской установке желания иметь ребенка (от отца). Такое освещение последующей любовной жизни как здоровой, так и девиантной женщины призвано показать, что (даже в самых благоприятных случаях) первоисточник, или, во всяком случае, один из источников и той, и другой установки является нарциссическим по характеру, а по природе — стремлением к обладанию. В рассматриваемых случаях такое развитие женского и материнского начала, очевидно, имело место в значительной степени. Например, у пациентки Y, чей невроз, как и все прочие, на которые я буду здесь ссылаться, носил «клеймо» комплекса кастрации, было множество фантазий; связанных с насилием и указывающих на фазу фиксации на отце. В мужчинах, которые представлялись ей в роли насильников, всегда безошибочно угадывался образ ее отца. Следовательно, эти фантазии нельзя рассматривать иначе, как навязчивое повторение основной фантазии, в которой пациентка (чувствовавшая себя, кстати, до довольно поздних лет одним целым с матерью), переживала чувство сексуальной принадлежности отцу. Следует отметить, что данная пациентка, сохранявшая во всех прочих отношениях полную ясность рассудка, в начале анализа была очень склонна считать свои фантазии об изнасиловании действительно имевшим место событием. В других случаях также наблюдалось — хотя и в иной форме — подобное «цепляние» за вымысел, за то, что эта (наиболее частая у женщин) фантазия — реальный факт. От другой пациентки, которую я назову X, я слышала бесчисленные высказывания, содержавшие прямые доказательства того, насколько реальными казались ей ее любовные отношения с отцом. Однажды, например, она припомнила, как отец пел ей любовную песню, и вместе с этим воспоминанием у нее вырвался крик разочарования и отчаяния: «И все это было ложью!» Та же идея проявилась в одном ее симптоме, на котором я хочу остановиться, как на весьма характерном для всей группы анализируемых случаев: временами Х в больших количествах ела соль. В раннем детстве моя пациентка много раз видела, как ее матери приходилось есть соль из–за случавшихся с ней легочных кровотечений, и бессознательно считала их результатом половых отношений между родителями. Симптом, таким образом, отражал бессознательное стремление пациентки пережить с отцом все то же, что и мать. Это же стремление побуждало ее считать себя проституткой (на самом деле она была девственницей) и толкало к исповеди перед каждым новым объектом любви. Многочисленные наблюдения подобного рода показывают нам, как важно понимать, что на ранней стадии психосексуального развития (в результате онтогенетического повторения филогенетического опыта) девочка выстраивает, как правило, на основе (враждебного или любовного) отождествления себя со своей матерью, фантазию о полном сексуальном присвоении отцом; более того, она создает фантазию о том, что все это реальный факт, причем настолько, насколько это могло произойти в те далекие 15 времена, когда все женщины первоначально являлись отцовской собственностью. Нам известна естественная участь этих фантазий — реальность их разрушает. В тех случаях, когда в дальнейшем начинает доминировать комплекс кастрации, эта фрустрация 16 часто превращается в глубокое разочарование, следы которого проявляются в неврозе. Таким образом появляются более или менее существенные нарушения в развитии чувства реальности. В процессе сеансов анализа нередко возникает впечатление, что привязанность пациентки к отцу сопровождается слишком сильной эмоциональной вовлеченностью, чтобы она могла признать нереальность своих сексуальных отношений с ним; в других случаях, так как власть фантазии огромна, в рассказе пациентки бывает очень трудно отделить вымысел от действительно имевших место событий; а в конечном итоге реальные отношения с родителями часто оказываются настолько несчастливыми, что как бы рассчитаны на полет фантазии. Многие из таких пациенток считают, что их отцы действительно когда–то были их любовниками, а потом изменили им или бросили. Иногда эта фантазия сменяется сомнением: «Может я все это придумала, или это и вправду было?» У пациентки, которую я назову Z (на ее случае я должна ненадолго остановиться), такие сомнения проявлялись в навязчиво — тревожном состоянии, которое возникало всякий раз, когда она нравилась мужчине (или считала, что нравится). Даже когда она была действительно помолвлена, ей приходилось постоянно уверять себя в том, что она не выдумала все от начала до конца. У нее была излюбленная фантазия: на нее накидывается мужчина, она ударом в нос сбивает его с ног и наступает ему на пенис ногой. Потом она будто бы хочет подать на него в суд с требованием возместить ущерб, но не делает этого, потому что боится: он заявит, что она все это выдумала. Говоря о пациентке Y, я уже упоминала о том, что она сомневалась в реальности своих фантазий об изнасиловании, и о том, что это сомнение имело отношение к первоначальным переживаниям, испытанным в связи с инфантильным чувством к отцу. В ее истории можно было проследить путь, которым это сомнение распространялось от своего источника к каждому происшествию в ее жизни и, таким образом, легло в основу невроза навязчивости. В данном случае, как и во многих других, терапевтический курс анализа показал, что этот источник сомнений имеет более глубокие корни, чем уже известная нам неуверенность субъекта относительно собственного пола 17. У пациентки X, которая обычно просто упивалась многочисленными воспоминаниями о раннем периоде жизни (она называла его «рай моего детства»), глубокое разочарование было тесно связано в ее памяти с несправедливым отцовским наказанием, когда ей было 5—б лет. На первый взгляд за этой обидой стояло рождение сестренки, которая, как казалось девочке, вытеснила ее из отцовского сердца. Но более глубокое исследование показало, что за ревностью к сестре стояла страшная ревность к матери, связанная мной сначала с ее беременностями. «Мать вечно ходила беременная»,— бросила как–то Х с осуждением. Еще дальше были запрятаны два более глубоких, и несомненно, одинаково важных источника чувства, что ее отец ей неверен. Первый — это сексуальная ревность к матери, идущая от момента, когда девочка увидела половой акт родителей. В то время ее чувство реальности делало для нее невозможным включение увиденного в свою фантазию о себе, как любовнице отца. Отыскать этот первый источник мне удалось, когда Х однажды ослышалась: я говорила о моменте «nach der Enttaushung» (после разочарования), а ей послышалось «Nacht der Enttaushung» (ночь разочарования), и у нее возникла ассоциация с Брэнгань, бодрствующей во время ночи любви Тристана и Изольды. Навязчивое повторение подобных ситуаций в любовной жизни пациентки говорит об этом языком не менее ясным. Типичная для нее история: влюбиться в псевдоотца и затем обнаружить его неверность. В связи с происшествиями подобного рода для меня стал совершенно очевиден и второй источник ее комплекса. Я говорю о ее чувстве вины 18. Несомненно, большая часть этого чувства может быть объяснена упреками, направленными когда–то против ее отца, но обернувшимися против нее самой. При этом удалось четко проследить, каким образом чувство вины, возникающее из–за особенно сильного желания разделаться с матерью (для пациентки отождествление с ней имело характер враждебности: «разделаться с матерью» и «заменить ее»), породило в Х ожидание беды, касавшееся, конечно, прежде всего отношений с отцом. Я хотела бы особо подчеркнуть, что в последнем случае особую важность следует придавать желанию иметь ребенка (от отца). Я подчеркиваю именно это желание, так как считаю, что мы склонны недооценивать его неосознаваемую силу и в особенности его либидонозный характер, потому что позднее Эго 19 соглашается удовлетворить это желание гораздо легче, чем многие другие сексуальные импульсы. Его отношение к комплексу зависти к пенису двоякое. С одной стороны, хорошо известно, что инстинкт материнства получает «бессознательное либидо–нозное подкрепление» 20 от возникающего гораздо раньше желания иметь пенис, желания, характерного для аутоэротическо–го периода. Затем, когда девочка переживает разочарование в своих фантазиях, направленных на отца, она отказывается не только от своих притязаний на отца, но также от желания иметь от него ребенка. Этот отказ (в соответствии с известным уравнением) регрессивно сопровождается идеями, принадлежащими анальной фазе 21, и старым требованием пениса. Когда происходит такой регрессивный возврат, желание иметь пенис не только оживает, но и подкрепляется всей энергией более позднего инфантильного желания девочки иметь ребенка. Я вижу эту связь особенно отчетливо в случае пациентки Z, которая после того, как некоторые симптомы невроза навязчивости 22 исчезли, держалась за последний и самый упрямый симптом страха перед беременностью и деторождением. Этот симптом был порождением переживаний пациентки, относящихся к двухлетнему возрасту и связанных с беременностью ее матери и рождением брата. Позже она стала свидетельницей половых отношений родителей, и это содействовало все тому же результату. Долгое время мне казалось, что случай моей пациентки был словно нарочно выдуман, чтобы проиллюстрировать центральное значение комплекса зависти к пенису. Ее зависть к пенису (ее брата) и ужасный гнев против него, как непрошенного пришельца, лишившего ее положения единственного ребенка, раскрытые однажды во время анализа, поднялись в сознание, сильно нагруженные аффектом 23. Эта зависть, к тому же, сопровождалась всеми типичными проявлениями, которые, как правило, ей сопутствуют (мстительное отношение к мужчинам, сопровождаемое интенсивными фантазиями о кастрации; склонность к отказу от роли и функций женщины, особенно от беременности; и далее — выраженная бессознательная гомосексуальная тенденция). Только когда анализ, преодолев сильнейшее сопротивление 24, позволил проникнуть в более глубокие пласты сознания, стало очевидно, что источником зависти к пенису была ее зависть по поводу ребенка, которого имела от отца не она, а ее мать, после чего в процессе замещения 25 пенис стал объектом зависти вместо ребенка. Точно также ее неистовый гнев против брата в действительности относился к отцу, который, как она считала, предал ее, и к матери, которая родила ребенка от отца вместо нее. Только когда это замещение было удалено, она стала действительно свободной от зависти к пенису и стремления быть мужчиной, обрела способность быть подлинной женщиной, желающей иметь детей. Какой же процесс имел место? Грубо он может быть обрисован так: 1) зависть к ребенку матери от отца была замещена завистью к брату и его гениталиям; 2) дальнейшее явно происходило по механизму, открытому Фрейдом: отец перестает быть объектом любви, а объектное отношение к нему регрессивно заменяется отождествлением с ним. Последнее проявилось в претензиях Z на роль мужчины, о чем я уже говорила. Легко видеть, что ее стремление быть мужчиной несомненно надо понимать в обычном смысле, но реальным значением ее притязаний было стремление играть роль своего отца. Поэтому она выбрала ту же самую профессию, а после его смерти ее отношение к матери стало отношением мужа, предъявляющего к жене требования и отдающего приказы. Однажды, не сумев удержаться от шумной отрыжки, она невольно подумала: «Прямо как папа». Однако она не дошла до полностью гомосексуального выбора объекта: эволюция объектного либидо оказалась просто сильно искаженной, и результатом этого искажения явился очевидный возврат к аутоэроти–ческой (нарциссической) стадии. Подведем итог: от замещения зависти к матери (из–за невозможности иметь ребенка от отца) — к зависти к брату и его пенису, с последующим отождествлением с отцом и возвратом к догенитальной нарциссической фазе — все это ведет в одном направлении: к неуклонному росту зависти к обладанию пенисом. Эта зависть остается на переднем плане и оказывается главенствующей в общей картине. По моему мнению, такой ход развития Эдипова комплекса типичен для случаев, в которых доминирующим являлся комплекс кастрации. Что же происходит? Фаза отождествления с матерью в сильной степени уступает место еще более сильному отождествлению с отцом, и одновременно происходит регресс к до генитальной стадии. Процесс отождествления с отцом я считаю одним из источников развития комплекса кастрации у женщин. Здесь я хотела бы сразу ответить на два возможных возражения. Одно из них: в такой амбивалентности выбора между отцом и матерью конечно же нет ничего особенного. Напротив, его можно заметить в каждом ребенке, и мы знаем, что, согласно Фрейду, либидо каждого из нас всю жизнь колеблется между мужскими и женскими объектами. Второе возражение относится к взглядам Фрейда на причины гомосексуальности. В своем докладе по поводу психологических механизмов развития одного случая женской гомосексуальности Фрейд убеждает нас, что отождествление девочки в процессе развития с отцом является одной из основ явной гомосексуальности 26; я же описываю этот процесс как приводящий к формированию комплекса кастрации. В ответе Фрейду я бы хотела подчеркнуть, что именно этот его доклад помог мне понять природу комплекса кастрации у женщин. Этот комплекс формируется именно тогда, когда пределы, в которых происходит нормальное колебание либидо, существенно превышены, и, в то же время, подавление любовного отношения к отцу и отождествление с ним не достигают такой силы, как в случаях гомосексуальности. Таким образом, сходные обстоятельства двух направлений развития вовсе не являются аргументом против их значимости для развития комплекса кастрации у женщин; вместе с тем, такой взгляд делает гомосексуальность гораздо менее особенным явлением. Мы знаем, что там, где доминирует комплекс кастрации, всегда имеется более или менее выраженная тенденция к гомосексуальности. Играть роль отца — означает также и желать мать в том же смысле. Здесь возможны различные ступени переходных состояний между нарцисстической регрессией и гомосексуальной направленностью энергии на объект, вплоть до явной гомосексуальности. Напрашивается третье возражение по поводу временной или причинной связи отождествления с отцом и завистью к пенису. Не являются ли отношения комплекса зависти к пенису и процесс отождествления с отцом прямо противоположным описанному здесь? То есть, не может ли быть так, что для того, чтобы установилось устойчивое отождествление с отцом, сперва должна возникнуть необычайно сильная зависть к пенису? Я думаю, что мы не можем отказаться от того, что особенно сильная зависть к пенису, развивается ли она вследствие органических (конституциональных) причин или является результатом личных переживаний, действительно подготавливает почву для отождествления с отцом; тем не менее приведенные истории болезни и другие случаи из практики показывают, что, несмотря на зависть к пенису, у девочек обычно формируется сильная и всецело женская любовь к отцу, и только тогда, когда она терпит крах, происходит отказ от роли женщины. Этот отказ и последующее отождествление с отцом оживляют зависть к пенису; и только когда эта зависть питается из столь могущественных источников, она может проявиться в полную силу. Для такого резкого перехода к отождествлению с отцом необходимо, чтобы чувство реальности хоть немного проснулось, следовательно необходимо, чтобы девочка не могла больше удовлетворять себя, как раньше, попросту фантазиями, реализующими ее желание иметь пенис — она должна начать размышлять над отсутствием у нее этого органа или над возможностью его наличия. Направление этих размышлений обусловлено общей аффективной предрасположенностью девочек, которая характеризуется следующими типичными отношениями: еще не полностью ослабленной женской любовной привязанностью к отцу, чувством яростного гнева и мести по отношению к нему (из–за пережитого разочарования), и, не в последнюю очередь, чувством вины (относящимся к фантазиям инцеста), которое вырастает в ней под гнетом лишенности пениса. Следовательно, дело в том, что именно к отцу относятся таким специфическим образом окрашенные раздумья девочки. Я ясно видела это у пациентки Y, о которой я уже не раз упоминала. Я говорила вам, что у нее были фантазии об изнасиловании (которые она считала реальностью), и которые в конечном счете относились к ее отцу. Она также в значительной степени отождествляла себя с ним, а ее отношение к матери, например, было абсолютно сыновним. У нее были сны, в которых на ее отца нападали змеи или дикие животные, а она его спасала. Ее фантазии о кастрации имели хорошо знакомую нам форму: она воображала, что не совсем обычно устроена в области гениталий, а кроме того у нее было ощущение, что она перенесла какую–то травму в этой области. На основе этих фантазий она развивала множество идей, цель которых состояла в доказательстве того, что ее особенности были результатом ряда изнасилований. Очевидно, что эти идеи и ощущения, на реальности которых она упорно настаивала, были для нее индивидуально значимы и продуцировались ею, чтобы в конечном счете доказать реальность ее любовных отношений с отцом. Насколько они были ей нужны, ясно показывает тот факт, что до анализа она сумела настоять на шести внутриполостных операциях, причем некоторые были сделаны просто потому, что она жаловалась на боли. Другая моя пациентка, чья зависть к пенису приняла совершенно гротескную форму, считала, что она перенесла ранение гениталий. Затем эта фантазия была перенесена на другие органы, а когда ее навязчивые симптомы ранения были купированы, она попросту впала в ипохондрию. При этом сопротивление пациенкти приняло такую форму: «Это же чистый абсурд — лечить меня анализом, видя, что у меня и в сердце, и в легких, и в желудке, и в кишечнике — везде очевидные органические заболевания». Ее уверенность в реальности фантазий была столь сильна, что один раз пациентка почти настояла на полостной операции. Ее ассоциации содержали постоянную идею, что она была «сражена» (geschlagen) болезнью по вине отца. На самом деле, когда были купированы ипохондрические симптомы, фантазии на тему избиения (Schlagephntasien) стали наиболее существенной чертой ее невроза. Мне кажется невозможным объяснить все эти проявления достаточно полно только комплексом зависти к пенису. Но все эти симптомы становятся понятными, если мы будем объяснять их как следствие желания пережить заново, уже в виде навязчивого симптома, мучительное «прохождение через руки отца», и доказать себе реальность якобы пережитого болезненного опыта. Можно множить примеры до бесконечности, но придем мы все к тому же: под разными масками перед нами выступает основная фантазия о кастрации в результате любовных отношений с отцом. Мои наблюдения заставляют меня полагать, что эта фантазия, на самом деле давно знакомая нам по частным случаям, является типичной и фундаментально важной. Я склона считать ее вторым источником комплекса кастрации у женщин.
