Владимир Леви - Наемный бог
Вера эта питает самые тайные и безнадежные наши мечты. И она права — иногда…
Много раз я потом, в бытность врачом, забывал свои глупенькие детские экспериментики и опять вспоминал… Ерунда, обычные внесловесные внушения с пробивом защит и микротелепатическим компонентом; такие пробивы случаются чаще непреднамеренно…
Важней всего СОСТОЯНИЕ, в котором ты это делаешь.
Тебе четырнадцать. Вдолбили уже под дых, что мир не розов.
Как жить, чтобы тебя не били? Заняться боксом и гипнозом.
Ах, это просто как наперсток: всевластие, мечта убогих.
Все манит, если ты подросток, но сила — главное в итоге.
Флюид, в надбровие зашитый, в плену житейских отношений вначале был простой защитой, затем потоком искушений…
В том сне духовном я спросонок водицу делал цинандали, гипнотизировал девчонок, которые и так бы дали, однажды грабил на спор банк — внушил, что в кассу въехал танк…
Гипнотизеры-самоучки освоили такие штучки давным-давно.
Велосипед, изобретённый колдунами, безумно прост: гипноза нет, есть только то, что между нами: доверие — вселенский мост, и беззащитный детский мозг, и упование на чудо.
Сын Человеческий Христос вогнал историю в гипноз, но на осине как вопрос висит Иуда…
Пушкин, психушкин… Крещение Спасика
Позвоночник моей судьбы, родимый дурдом, век буду благодарен тебе за то, что соединил во мне наследственность личную и общую, землю и небо, слезы и смех…
Дорожки ведут с двух семейных линий.
Одна — трагисерьезная.
Первая встреча с непостижимым недугом, душа к душе, произошла в 11 лет, когда заболела сестра Таня, та самая, что нечаянно сподобила меня на гипноз.
Ей было всего 13, это была девочка с душой чистой и глубокой, как артезианский источник, полная юмора и благожелательства, с недетски проникновенным умом. Чернобровая, с рассветным румянцем, почти красавица…
Мы были очень дружны. Не мог знать я, мальчишка, не мог и помыслить, что через 7 лет Таня покинет жизнь…
Я был ее первым и последним, единственным психотерапевтом, стихийным и не вполне безуспешным — понял это потом, а тогда только отчаянно старался вдохнуть в ее задыхавшуюся душу веру и волю к жизни, страстно разуверял в том, что казалось мне простым заблуждением, — а это был бред, захваченность роковой разрушающей силой… Детской частицей своего, существа и сейчас верю, что мог бы ее вытянуть из воронки, спасти, если бы дружбу нашу не разорвала материнская ревность…
Это раннее запечатление внесло главную лепту в мое врачебное самоопределение.
На четвертом курсе мединститута, после пары лет идиотского увлечения нейрофизиологией (губил в опытах кошек, которых люблю даже больше собак) Танюша мне вспомнилась и опять подсказала, что делать в жизни…
Психиатрия. Из медицинских специальностей самая забавная, самая страшная, самая философская.
"Не дай мне Бог сойти с ума"?..
Все относительно весьма, и я шепнул бы: милый Пушкин, когда судьбу не обмануть, кидайся смело ей на грудь, ответь на зов…
В чем смысл психушки? —
Здесь жизнь от пяток до макушки свою вытряхивает суть и в ложь ни волоска не прячет — здесь только медицина врет, а вольный дух ее дурачит и вечность переходит вброд…
Другая дорожка трагикурьезна. Дед по отцу, полуеврей-полунемец, слесарь-ремонтник, сурово-простодушный блондин богатырского телосложения, в первые послереволюционные годы направлен был на рабочую парт-учебу, после чего руководство сочло его подготовленным исполнять обязанности прикрепленного секретаря партячейки в известной всему сумасшедшему миру московской психушке номер один — больнице имени Кащенко.
Послушный велению пролетарского долга, отправился дедушка в пункт назначения, и на третий день службы, во время утреннего обхода с главным врачом, какой-то идейно возбужденный больной вылил на его полуарийскую белокурую голову полное ведро свежего горячего киселя. Этого боевого крещения оказалось достаточно.
Просек дед что парткарьера не для него, подал рапорт об откреплении по состоянию психздоровья и подался опять в слесаря.
Психздоровье впоследствии у него и вправду разладилось — на 54-м году жизни в состоянии острой депрессии покончил с собой — отравился, умер мучительно…
Родовая карма, верь в нее или нет, иногда выделывает замысловатые кренделя. Спустя 30 лет был направлен и я после окончания мединститута на свою первую самостоятельную работу — аккурат в то же самое место.
Итак, больница Кащенко и первый мой пациент…
Мой. Настоящий.
Внезапно отказали нервы…
А он, непьющий, некурящий, простой советский шизофреник, как Голиаф огромный чайник, мне обещал мешочек денег за избавление от нянек:
— Иначе будем в дураках!..
Избитого, в одних носках" его доставили по "скорой".
Он дома всюду вешал шторы, в непроницаемых очках, покрытый кожею гусиной, сгибаясь, крался в туалет…
Был убежден, что Бога нет, но есть Психическая Сила, вполне научная.
Она ему кастрацией грозила, внедрялась в мозг, лишала сна, бранила голосом отцовским…
Он никому не доверял и с наваждением бесовским боролся сам: расковырял квартирный свой электросчетчик (следящий аппарат-наводчик…)
и, наконец, противогаз надел, но он его не спас — агенты воду отравили какой-то жуткой жидопастой…
Он жил в своем бредовом мире, считал себя Фиделем Кастро, племянником Мао Цзэдуна, профессором Джордано Бруно, блюстителем гражданских прав, и был во всем отчасти прав…
— Насчет моих галлюцинаций в Совет Объединенных Наций прошу вас, срочно позвоните, не верьте вражеским угрозам, а за настырность извините и не воздействуйте гипнозом, не поддаюсь!!!
— Да что вы… что вы…
— Ага! Попался, хрен моржовый! Гипнотизер, ха-ха! Видали таких в гробу! Своим навозом все зодиаки закидали!
А я не дамся! Я гипнозом владею сам! Я под экраном!.. Ща как проткну тебя тараном! Щща ка-а-ак гипнотизну! Бараном, блин, станешь!
Ты и есть баран, шпион звезды Альдебаран! Ну, что уставился?..
Два метра в нем было росту, центнер веса, стеклянный взгляд, как у осетра, мускулатура Геркулеса, а голос тонок…
Сей ребенок себя любить не догадался, боялся, как гадюк, девчонок…
В палате страшно возбуждался — в часы, когда гулял синдром, его вязали впятером, а он, как вепрь, освобождался…
Я был боксер, валил иных, но никогда не бил больных;
а он схватил меня за шкирку, поднес кулак под носопырку и — блямс!..
С тех пор мой нос — тупой.
Сему способствовал запой дисциплинарного состава.
Начальство не имело права меня к больному подпускать без ПЕСТУНА — да где ж сыскать?
Уполз в ближайшую канаву портвейном горло полоскать…
Дееспособных санитаров там, в буйном, было два всего: «Пестун» Василий Сухопаров и Николай Несдоброво, два уголовничка-садиста.
Работали со вкусом, чисто, но если брали на хомут, еще не получив зарплаты, то мог случиться и капут.
Из наблюдательной палаты и Николая черт унес: его в тот день пробрал понос…
Так путь к народному здоровью я окропил своею кровью и оттого столь тупонос.
Что этот бедный параноик во мне просек?..
Не до гипноза мне было, я дрожал, как бобик.
А в нем барахталась заноза души — она в его мозгу вращалась в замкнутом кругу ворсистых мысленных цепочек…
Российская шизофрения имеет характерный почерк:
как будто небо накренили, и сам Господь строчит донос себе на собственное имя и черту задает вопрос — с какой балды Ильич Владимир, садист, в порядке извращения, у жертвы попросил прощения?..
Он древен как язык угроз, он жил и в Иерусалиме, и во втором, и в третьем Риме, он врос в московский наш мороз — тот злой наследственный гипноз, владевший предками моими и мною в детстве — миф-ублюдок, смешавший истину и вздор в кровавом трансе — красный вор, скрестивший веру и желудок попам и ксендзам на позор…
А в жизни личной предрассудок — сильнейший наш гипнотизер, но это понял я позднее, хлебнувши славы полным ртом…
Тот пациент мне стал роднее родного брата, он потом меня признал, дал имя «Спасик» — а я его благодарил за то, что он мне подарил восторг врачебной ипостаси…
Еще произошло (верней, проявилось) родовое посвящение в дело, возможно, главное, — от моей мамы.
После 50 лет у нее начались выпадения памяти. Сначала медленно, потом все быстрее память принялась таять, стираться вместе с ориентировкой, затем интеллектом, затем личностью… Болезнь Альцгеимера. Все стадии неотвратимого исчезновения маминой психики мы с папой пережили у себя дома.
(Вероятнее, это был не Альцгеймер. Когда мама была ребенком, ей облучили голову рентгеном — так тогда лечили стригущий лишай. Волосы в 15 лет поседели.)
