Б. Зейгарник - Очерки по психологии аномального развития личности
Исследования, посвященные трудовой реабилитации, доказали, что наличие адекватного влияния ближайшего социального окружения (семьи) содействует выработке трудовых установок у больных (Рубинштейн, Зейгарник и др., 1976; Реньге, 1978).
Можно предположить, что некоторые особенности личности, такие, как критичность, возможность опосредования своего поведения, глубина и устойчивость ценностных установок, ориентация, препятствуют разрушительному влиянию многих болезненных состояний (например, при психических травмах) или «отодвигают» их.
Таким образом, накопленный патологический материал показывает структуру изменений личности, условия, при которых выступают эти изменения, и условия, при которых некоторые из нарушений могут быть компенсированы. Тем самым открывается возможность не только разграничения структуры личности в состоянии здоровья и болезни, но косвенно указываются пути и формы нормального развития.
Вместе с тем широкое и плодотворное внедрение психологии в медицинскую практику приводит некоторых исследователей к выводу о том, что патологическое развитие личности, в частности невротическое, может служить моделью развития личности здорового человека. Особенно четко это положение выступает у А. Адлера (1927), который, как известно, считал, что стремление к гиперкомпенсации своего дефекта является основным механизмом развития личности. По существу представители многих зарубежных теорий (Хорни, 1937; Салливен, 1953; частично Роджерс, 1947) переносят закономерности развития невротической личности на развитие здоровой.
В качестве механизма развития личности выдвигается, например, механизм конфликта. Наличие невротического конфликта объявляется краеугольным камнем развития личности. Способы компенсации защиты невротика рассматриваются как модель защитных механизмов и способов компенсации здоровой личности (Отметим, что некоторые представители зарубежной психологии, как, например, Г. Оллпорт, высказали мысль, что психологические исследования личности не должны базироваться на данных, полученных у аномальных субъектов.)
Это происходит потому, что само понятие личности понимается не как продукт общественно–исторического развития, а как некая замкнутая психологическая система, которая подвергается опасности разрушения со стороны внешних и внутренних сил, находится в постоянном конфликте с этими силами и вынуждена все время с помощью сил защиты устранять источник беспокойства. Повторяется та же методологическая ошибка, как при трактовке бессознательного. Последнее, как об этом справедливо писал Ф. В. Бассин (1968), рассматривается ортодоксальным неофрейдизмом не как уровень сознания, а как явление, которое принципиально противопоставляется сознанию, которое находится с ним а антагонистическом отношении.
Не случайно, что при решении многих практических вопросов психологии (профориентации, профотбор, психодиагностики) используются методы, апробированные на невротиках или даже больных шизофренией. Анализ компенсаторных возможностей здоровой личности, ее установок, ценностных ориентаций, мотивов деятельности проводится с помощью шкал, опросников, устанавливающих по существу клинические симптомы (тревожность, шизоидность, агрессивность и пр.), либо критериев конституционального предрасположения (экстраверсия, интраверсия, астения и пр.). Такой подход не случаен. Любая научная дисциплина имеет свой путь развития. Патопсихология за рубежом (она имеет разные названия: клиническая, медицинская психология, даже психопатология) развивалась путем постепенного отпочкования не от общей психологии, а от психиатрии, психотерапии, т. е. медицинских дисциплин (точно так же, как американская социальная психология по существу выросла из положений топологической теории личности К. Левина). При таком подходе предмет патопсихологии как предмет психологической отрасли знаний остается не раскрыт, не обозначен; происходит подмена понятий психологии понятиями клинической психопатологии.
Иным путем идет советская патопсихология. Она развивается как ветвь, как область психологии, исходя из теории деятельности, рассматривающей личность как продукт социально–общественного развития, как систему устойчивых иерархизованных мотивов (Леонтьев, 1975). Как указывает П. Я. Гальперин, субъект действия не следует смешивать с личностью и, «чтобы быть личностью, нужно быть субъектом сознательным, общественно–ответственным субъектом» (1976, с. 143). Иной подход реализуется в советской психологии и при анализе компенсаторных механизмов и «мер защиты». Они не рассматриваются в качестве антагонистических по отношению к окружающей действительности, в качестве средств, защищающих человека от вредностей окружающего мира, они рассматриваются как средства саморегуляции и опосредования.
Другой причиной выдвижения постулата о том, что конфликт объявляется механизмом развития личности, является недостаточное разделение, смешение понятий конфликта и противоречия.
В советской психологии подчеркивается диалектическое положение о том, что борьба противоположностей, противоречия между ними играют роль ведущей силы развития. Однако, как указывает Л. И. Анцыферова (1978), борьба противоположностей может означать не только конфликт, но и их взаимодействие, ведущее к гармоническому развитию личности. Но даже в тех случаях, где нет полного гармонического развития, борьба противоположностей не должна сближаться с невротическим конфликтом. Невротический конфликт является особым видом противоречия, его извращенной формой, он приводит к порождению, искаженной деятельности, разрушает создавшуюся до болезни структуру личности, лишает опосредованности и подконтрольности.
Конечно, конфликтные ситуации бывают и у здорового человека, больше того, они могут привести к невротическим реакциям. Но, во–первых, для этого должны существовать особые условия; не у всякого здорового человека ситуация конфликта приводит к неврозу (большей частью — это психопатическая или, как ее называют, акцентуированная личность). Во–вторых, и это главное, развитие личности человека, заболевшего неврозом, происходит не из‑за невротического конфликта, а вопреки ему, благодаря мерам компенсации, защиты, возможности самоконтроля. Противоречия жизни здоровой личности и конфликты невротика схожи лишь по своему фенотипическому проявлению; генотипически они различны. Выработка мер защиты и способов компенсации носит, как правило, у здоровой личности опосредованный и контролируемый, а не ситуативный характер; даже в тех случаях, когда меры защиты вырабатываются на уровне бессознательного; эти способы связаны с реально функционирующей иерархией мотивов и ценностной ориентацией личности, они служат механизмом порождения реальной деятельности, средством общения с миром. Невротический же конфликт уводит личность от мира, обособляет ее, приводит к аутизму, отчуждению.
Таким образом, схожесть некоторых проявлений здоровой и больной личности не означает ни однородности их внутренних психологических особенностей, ни результатов их действий. Развитие больной личности не дублирует развитие здоровой. Обращение к патологическому материалу не означает поэтому признания его в качестве общей модели развития. Использование патологического материала является методом исследования. Применяя этот метод, позволяющий разрешить многие насущные вопросы, психолог должен держать в фокусе внимания предмет своей науки, ее категориальный аппарат и методологию. Только тогда использование патологического материала оказывается полезным при разрешении важных теоретических вопросов общей психологии, в частности и вопроса о движущих силах развития личности.
Очерк II. Место психологии в медицине (написан совместно с В. В. Николаевой)
Решение вопросов практики является «лакмусовой бумажкой» обоснованности теоретических выводов психологической науки. В области психиатрической практики, где раньше всего были внедрены психологические знания, особенно остро проявляется теперь необходимость в разработке теоретических и методологических проблем психологического исследования. Поэтому, в частности, очерки нашей книги в основном будут посвящены именно этому аспекту.
Обратимся к диагностике, составляющей основу медицинской практики. Установление диагноза означает, конечно, отграничение болезни, но такое отграничение не следует понимать как установление некой «номенклатуры» болезней. Например, дифференциальный диагноз между неврозом и неврозоподобной формой шизофрении предполагает различение структуры измененной деятельности больного, структуры его мотивационной сферы, структуры его познавательной деятельности, установок, ценностных ориентаций. Подобное различение, означающее по существу установление структуры дефекта или аномалии личности, зависит от тех теоретических посылок, на которых основывается исследователь. В одних понятиях расцениваются симптомы невроза в классическом фрейдизме, в других — описываются неврозы в работах неофрейдистов или так называемой гуманистической психологии. Иной подход к неврозам существует в отечественной неврологии и психиатрии. От этих теоретических установок зависят меры профилактики, коррекции и психотерапии.
