Эллиот Аронсон - Общественное животное. Введение в социальную психологию
Вот как это происходило. После проведения обычной подготовки участников к выполнению задания на научение, экспериментатор, не успев указать, какие величины электрических разрядов будут использоваться в эксперименте, отлучался: его якобы срочно вызвали к телефону. Тогда роль экспериментатора брал на себя один из испытуемых (на самом деле помощник экспериментатора): он постоянно подталкивал учителя к тому, чтобы тот повышал уровень напряжения тока всякий раз, когда ученик отвечает неправильно, а также следил за тем, чтобы учитель не вздумал прекращать наказание, - словом, повторял все, что делал ученый-экспериментатор в предыдущих вариантах эксперимента. В этих условиях число полностью послушных испытуемых опускалось до 20%, служа наглядной демонстрацией того, что только легитимная власть, а отнюдь не первый попавшийся человек, в состоянии добиваться от большинства людей высокого уровня послушания.
Другим фактором, снижающим уровень послушания, является физическое отсутствие персоны, обладающей властью. Милграм обнаружил, что в случаях, когда экспериментатор сам не присутствовал в комнате, а передавал приказы по телефону, количество полностью послушных испытуемых опускалось ниже 25%. Более того, многие из тех, кто продолжал эксперимент, мошенничали: они применяли электроразряды меньшей интенсивности, нежели полагалось, ни разу не потрудившись признаться экспериментатору, что совершали отклонения от полученного задания. Этот факт, как мне кажется, представляет собой трогательную попытку некоторых индивидов отвечать ожиданиям легитимной власти и в то же время свести к минимуму боль, которую они причиняют другим. Это чем-то напоминает поведение персонажа по фамилии Данбар в романе Джозефа Хеллера ‹Уловка 22›. Во время второй мировой войны Данбару была поручена бомбардировка нескольких деревень в Италии, и он, не желая, с одной стороны, выказывать открытое неповиновение приказу, а с другой - приносить вред ни в чем не повинному гражданскому населению, сбрасывал бомбы на открытые поля рядом с деревеньками, указанными на его картах в качестве объектов бомбежки. Сочувствие Данбара потенциальным жертвам бомбардировки производит особенно сильное впечатление, если принять во внимание фактор удаленности и анонимности: летчик находился высоко в небе, на большом расстоянии от жителей тех деревень.
Действительно, в последующих исследованиях Милграм обнаружил, что, чем дальше испытуемые находятся от ученика, тем с большей охотой они подчиняются командам со стороны персоны, обладающей властью. Когда испытуемые могли видеть ученика, только 40% из них продолжали пытку током (сравните это с 62% тех, кто мог только слышать крики ученика, находящегося в состоянии агонии). В ходе эксперимента было обнаружено, что, когда испытуемых просили, чтобы они, вместо того чтобы опускать рубильник на панели генератора, стоявшего в соседней комнате, находились рядом с учеником и прижимали его руку к электроду, тогда уровень их послушания падал до 30%. Таким образом, непосредственное наблюдение за мучениями другого человека может повлиять на желание продолжать болевое воздействие. И наоборот, смертоносное оружие, используемое в современных войнах, настолько отдаляет тех, в чьем распоряжении оно находится, от их потенциальных жертв, что позволяет им оставаться безразличными к страданиям невинных живых целей.
Некоторые испытуемые в экспериментах Милграма все-таки оказали неповиновение экспериментатору, и мы знаем, что история человечества полна вдохновляющих примеров подобного мужества. В некоторых европейских странах, например в Норвегии, Дании, есть особые ‹музеи свободы›, экспонаты которых рассказывают о заслугах немногочисленных героев, оказывавших сопротивление нацистской оккупации в годы второй мировой войны. Однако, какими бы вдохновляющими ни были подобные примеры милосердия и храбрости, они не должны вводить нас в заблуждение: тенденция к слепому послушанию власти всепроникающа. Многие из нас, попадая в такие музеи и с сочувствием относясь к тому, о чем рассказывают их экспозиции, убеждены, что мы тоже способны на такое же мужество. Мы охотно прибегаем к мифу о собственной неуязвимости. Например, когда испытуемых в эксперименте Милграма попросили предсказать свои действия, они, побуждаемые собственными ценностями и Я-концепциями, заявили, что остановили бы эксперимент на уровне умеренных величин разрядов [41]. Однако мы с вами имели возможность убедиться, как воздействие реальной ситуации может повлиять на ценности и Я-концепции.
Студентам, специализирующимся у меня по социальной психологии, я задавал вопрос: будут ли они продолжать эксперимент до самого конца? Только один из них дал утвердительный ответ (все остальные были убеждены, что не будут повиноваться инструкциям экспериментатора). Поднявший руку человек был ветераном вьетнамской войны, и он-то знал, каково это на самом деле - испытывать давление. На собственном горестном опыте ему пришлось убедиться, насколько уязвимыми мы можем быть в определенных ситуациях.
Это действительно так. Мы не только с трудом противостоим давлению, заставляющему нас наносить вред другим людям, но и часто пассивно бездействуем, когда нам представляется возможность помочь им.
Невмешивающийся свидетель как конформистВ 1964 г. молодая женщина, которую звали Китти Дженовезе, была забита насмерть на улице Нью-Йорка. Несмотря на весь трагизм происшедшего, само по себе данное событие не было чем-то экстраординарным: в конце концов, в густонаселенных городах жестокие убийства не являются чем-то из ряда вон выходящим.
Интерес в данном случае представляет следующий факт: не менее 38 соседей жертвы, разбуженных в три часа утра ее страшными криками, на протяжении получаса зачарованно наблюдали из окон за тем, как нападавший заканчивал свое грязное дело (за это время он трижды возвращался и набрасывался на несчастную). Никто из зрителей не вышел наружу, чтобы помочь жертве нападения; никто даже не удосужился поднять телефонную трубку и вызвать полицию, пока не оказалось уже слишком поздно [42].
Почему так произошло? Возможно, выглянувшие в окно соседи еще не в полной мере отошли ото сна или были заворожены увиденным. В конце концов, в три часа утра трудно требовать от людей адекватной реакции и способности быстро соображать. Возможно, так оно и было. Но вот Элинор Брэдли, идя за покупками, споткнулась, упала и сломала ногу средь бела дня на Пятой авеню в Нью-Йорке. Она пролежала на тротуаре в шоке целых 40 минут, в то время как сотни людей прошли мимо, не останавливаясь, лишь на мгновения задерживаясь взглядом на беспомощной женщине. Почему никто из них не помог? Разве люди невосприимчивы к страданиям других? Или они настолько притерпелись к несчастьям, что выработали в себе своего рода нечувствительность при виде боли и насилия? Отличались ли свидетели описанных выше ситуаций от нас с вами?
Ответ на все заданные вопросы один и тот же: нет. Опросы свидетелей убийства Дженовезе показали, что все эти люди были далеко не равнодушны, - они были объяты ужасом. Почему же в таком случае они не вмешались? На этот вопрос ответить трудно.
Одно из возможных объяснений состоит в том, что существует различие норм поведения в отношении оказания помощи в больших городах и в малых. Результаты ряда экспериментов [43] подтверждают, что вероятность получения помощи в маленьких городах выше, чем в больших. Однако в этих исследованиях просьбы о помощи касались малого: разменять монетку в 25 центов, сказать, который час, и тому подобное. Сохранятся ли подобные различия между большим городом и маленьким в серьезных критических ситуациях - таких, как случаи с Китти Дженовезе или Элинор Брэдли? Этот вопрос остается открытым.
Более убедительные объяснения были предложены в серии изобретательных экспериментов, проведенных Джоном Дарли, Биббом Лэтэнэ и их коллегами [44]. Эти исследователи выдвинули гипотезу о том, что само число свидетелей трагического происшествия препятствует оказанию помощи со стороны кого-либо из них. Иначе говоря, жертва с меньшей вероятностью дождется помощи, если за ее страданиями наблюдает большое число людей. Значит, невмешательство может быть рассмотрено как акт конформного поведения. Получается, что для каждого человека другие определяли уместность и разумность его поведения в отношении пострадавшего.
Как мы видели, зачастую имеет смысл полагаться на подсказку других людей. Однако в некоторых случаях, и особенно в критических, это может нас дезориентировать. Например, в нашем обществе считается дурным тоном проявление бурных эмоций на публике. Находясь в среде себе подобных, большинство из нас стремится выглядеть менее испуганными, взволнованными, озабоченными и сексуально возбужденными, чем мы есть на самом деле. Например, по пресыщенным выражениям лиц завсегдатаев ночных клубов со стриптизом никогда не скажешь, что эта публика ‹заведена› происходящим или хотя бы проявляет к шоу какой-то интерес. Точно так же пресловутые пришельцы с Марса никогда бы не заметили и тени беспокойства на лицах пациентов, сидящих в очереди на прием к стоматологу.
