Элейн Мазлиш - Братья и сестры. Как помочь вашим детям жить дружно
— Клаудия, иди-ка сюда. Ты — мой главный организатор. Это работа для тебя.
Но я этого не сделала, а обратилась к Гретхен:
— Гретхен, я не могу этого выносить. В шкафу такой беспорядок. Нам нужно что-то сделать. Ты можешь мне помочь?
Она с радостью согласилась и тут же разложила все по своим местам: коробочки, мешочки, банки, кухонные принадлежности. Я ужасно нервничала. Мне казалось, что ей никогда не навести порядка, и мне придется все переделывать.
Но Гретхен проявила поразительное упорство. Она не ушла с кухни, пока не вычистила каждую полку и не расставила все в идеальном порядке. Она даже нашла место для моих припасов, занимавших отдельный ящик, так что у меня появилось дополнительное пространство. Я не могла в это поверить. Моя неорганизованная неряха (шутка, конечно!) великолепно справилась со сложной задачей.
* * *
Мы считали, что оказываем Майклу услугу, называя его взрослым. Наша семья состояла из мамочки, папочки, нашего большого мальчика и малышки. Но после последнего занятия мы с Кэй серьезно поговорили и решили, что лишаем Майкла детства. Когда малышка начинала плакать, мы говорили: «Ой, с ней что-то не так!» — и начинали суетиться вокруг нее. Когда же хныкал Майкл, мы останавливали его и говорили, что большие мальчики так себя не ведут.
Решив все изменить, для начала мы отказались от привычных ярлыков. Теперь не было ни «большого мальчика», ни «малышки» — остались лишь Майкл и Джулия. Как мне кажется, это помогло. Вчера я посадил Джулию на одно колено, а Майкл забрался на другое. Он начал раскачиваться и сказал:
— Я — Супермалыш!
А потом посмотрел на меня, чтобы понять, как я реагирую. Я улыбнулся и ответил:
— Привет, Супермалыш!
Теперь его любимая игра — сидеть у меня на коленях и изображать Супермалыша, который вернулся домой из больницы умеющим ходить, говорить, бегать и плавать.
* * *Я впервые попыталась помочь Хэлу («агрессору») и Тимми («жертве») увидеть себя в новом свете.
Услышав не понравившийся мне шум в спальне, я заглянула в комнату и увидела, что усмехающийся Хэл сидит верхом на Тимми. Я чуть было не закричала:
— Хэл, немедленно слезь с него! Ты не успокоишься, пока не убьешь его!
Но потом вспомнила наше последнее занятие.
Я (пытаясь быть абсолютно спокойной): Тимми, тебе повезло, ведь у тебя есть брат, который может научить тебя мальчишеской возне, не переходящей в жестокую драку. (Хэл был изумлен.)
Я: Тимми, это хорошо, что ты — сильный мальчик и со всем справляешься. (Теперь изумился уже Тимми.)
Я вышла из комнаты и стала молиться, чтобы это помогло. В течение нескольких минут я слышала глухую возню, но криков не было. Потом Тимми прибежал на кухню в слезах. За ним шел Хэл.
Тимми: Он меня ударил.
Я (я не была уверена, что справлюсь): Скажи об этом Хэлу. Он должен соразмерять свои силы.
Тимми: Я говорил…
Я: Скажи еще раз! Скажи, что не можешь бороться с ним, если он тебя не слушает. Он должен согласиться отпускать тебя, когда тебе будет больно. Хэл не дурак. Он способен это понять.
Братья посмотрели друг на друга и снова отправились в спальню. Через несколько секунд я услышала пронзительный крик и бросилась в спальню. Но прежде чем успела открыть дверь, услышала…
Хэл: Извини. Я же сказал, извини! Ударь меня сам! О! Не так сильно. Давай я покажу тебе новый прием.
Глухая возня, потом сильный грохот. Я открыла дверь. Книжный шкаф опрокинулся. Игры и книги валялись на полу.
Я: Ну теперь уж вы вывели меня из себя! У вас обоих серьезные неприятности! Не показывайтесь мне на глаза, пока не наведете порядок в комнате!
Мальчишки с виноватым видом хихикали и начали собирать книжки. Они впервые что-то делали вместе — сообщники в преступлении. Я вышла из комнаты с сердитым видом, но в глубине души просто ликовала.
Как только родители осознают, как их слова и отношения навязывают детям роли, они начинают с большим вниманием относиться к тому, что братья и сестры говорят о себе и друг о друге. До нашего занятия они просто не обращали внимания на эти стереотипы, теперь же подобные выражения не ускользали от их внимания. Вот несколько диалогов из записанных родителями историй.
Билли (мне, в присутствии брата Роя): Я не похож на Роя. Он стеснительный, а я смело общаюсь с людьми.
Мать: Похоже, тебе нравится общаться с людьми. Когда Рою захочется пообщаться, он тоже это сможет.
Алекс: Мама, Закари такой разборчивый в еде… Ему не нравится даже тунец.
Мать: Зак знает, что ему нравится. Он попробует тунца, когда будет к этому готов.
Филипп (своей младшей сестре): Плохая девочка!
Отец: Мне не нравится, когда моих детей называют плохими. Если ты не хочешь, чтобы Кэти жевала твоего медвежонка, дай ей ее собственную игрушку.
Карен: Ма, я потеряла деньги на завтраки.
Сестра: Опять?
Карен: Я не виновата. У меня дырка в кармане.
Сестра: Ты просто легкомысленная и невнимательная!
Мать: Я не считаю тебя такой, Карен. Мне кажется, тебе нужно найти более безопасное место для своих денег.
Когда родители убедились, что восприятие ребенка в негативной роли оказывает пагубное влияние на отношения между всеми детьми, они стали изо всех сил искать хорошее в своих детях и в семье в целом.
Моя младшая дочь Рэчел всегда была сложным ребенком, а теперь, когда я развелся с ее матерью, характер девочки стал еще хуже. Сестры лишь подливали масла в огонь, называя ее «испорченной девчонкой» и своей «головной болью».
Я не знал, что делать, но тут вспомнил упражнение, которое мы выполняли на занятиях по психологии в колледже, оно называлось «силовая бомбардировка». Мы должны были записать по три качества, которые нравились нам в каждом однокашнике. Никогда не забуду, как приятно мне было читать то, что другие студенты написали обо мне.
Когда в следующие выходные девочки приехали ко мне, я велел им взять подушки и сесть на полу в гостиной. Потом объяснил, что мы сделаем нечто особенное. Каждый из нас должен будет назвать три качества, которые нравятся ему в других, а я запишу все сказанное на разных листках бумаги. Объявил, что мы начнем с Рэчел.
— Рэчел — милая, — сказала Эми.
— Мы должны сказать о каждом из нас что-то особенное, — объяснил я. — Скажи, что тебе нравится в Рэчел.
Эми задумалась, а потом добавила:
— Мне нравится, как Рэчел входит в комнату, смеется и рассказывает мне о веселом шоу, которое она смотрела.
Рэчел начала улыбаться.
— Еще что-нибудь, — напомнил я.
— Мне нравится, как Рэчел просит почитать ей.
Я собрал еще шесть замечаний о Рэчел. Потом мы перешли к другим девочкам. Высказывания становились все более и более конкретными. Сестры вспоминали, что им нравилось друг в друге.
Эмили: Мне нравится, как Эми играет с куклами и разговаривает с ними. У нее отличное воображение.
Эми: Мне нравятся манеры Эмили, то, как она говорит: «Пожалуйста, передай мне картофель».
Рэчел: Мне нравится, что Эмили приходит ко мне, когда я расстроена, и спрашивает: «Что случилось, Рэчел?» Она обнимает меня.
Чем больше мы разговаривали, тем с большим энтузиазмом девочки вспоминали хорошее друг о друге. Потом Эми спросила:
— А мы можем сказать, что нам нравится в самих себе?
— Конечно, — согласился я и добавил новую графу в листочек каждой из девочек.
Эми: Когда наша кошка напугана, я всегда ласкаю и успокаиваю ее.
Эмили: Мне нравится учить Рэчел играть в игры.
Рэчел: Мне нравится, как я причесываюсь.
Все выходные никто не упрекал Рэчел. Я заметил, что перед отьездом каждая из девочек забрала свой листочек с собой.
* * *Когда Джонатан, которому сейчас четыре с половиной года, был еще грудным, мы узнали, что у него атаксия. Мы знали, что нам придется нелегко. Но, к нашему удивлению, самым сложным для нас стало сохранение свойственного нам образа жизни. Раньше мы были очень спортивной семьей. Мы с Биллом любили походы. Восьмилетняя Дженнифер считалась превосходной спортсменкой. У нее была прекрасная координация движений и чувство равновесия. Она каталась на коньках, играла в теннис, плавала и была чемпионкой по бегу в своей школе.