Хаим Шапира - Счастье и другие незначительные вещи абсолютной важности
Многие комментаторы считают, что под Белым Рыцарем Льюис Кэрролл вывел в книге самого себя. Это похоже на правду. Действительно, все вымышленные герои, с которыми Алисе довелось повстречаться, относятся к ней с той или иной степенью неприязни, скрытой под маской добродушия. Именно поэтому многие психологи сочли «Алису» историей о переходе маленькой девочки во враждебный мир взрослых.
Важно помнить, что эти книги написаны в чопорную Викторианскую эпоху. Даже сегодня попытка написать детскую книгу, отказавшись от попытки нравоучения, выглядит чрезвычайно смелой и неординарной. Что уж говоритв об Англии XIX века!
Краткая история Викторианской эпохи
Я долго думал, изложить ли вкратце историю викторианской Англии или просто рассказать несколько анекдотов о той эпохе. В конце концов решил остановиться на анекдотах. Они столь полно отражают дух времени, что дополнительных объяснений уже не потребуется. Анекдот первый. Изучение алфавита. Для запоминания каждой буквы был придуман короткий стишок. Вы скажете, что этим методом пользуются и сегодня? Да. Но какие это были стишки! Возьмем букву «А». Вот что предлагалось детям для облегчения ее запоминания.
Adam sinned and fall and now we suffering all.
Что в переводе означает: «Адам был изгнан из рая, и сегодня мы все страдаем». Или, в другой версии: «Адама великий грех обрек на страданья нас всех».
А теперь представьте себе первоклашку с ранцем за спиной, который впервые садится за парту. Он понятия не имеет, что это за место, в которое он попал, но уже твердо усвоил, что все мы грешники, что нас изгнали из рая и что страдания – наш удел. На мой взгляд, стишок про букву «А» отражает суть Викторианской эпохи вернее, чем целый курс истории. Желающим выучить таким образом английский алфавит горячо рекомендую книгу Мортона Коэна, о которой мы здесь уже упоминали.
Предупреждаю! Надо обладать немалой отвагой, чтобы пройти от А до Z. Большинство смельчаков начинают рыдать уже на букве С. Что до меня, то мне так и не удалось преодолеть викторианский алфавит.
Второй пример – это книга Мэри Шервуд «Семья Фэйрчальд», очень популярная в XIX столетии. В ней с целью запугать детей и привить им «моральные устои» Викторианской эпохи повествуется о разных кошмарах. Приведу здесь небольшой отрывок. Дети с папой приходят в дом недавно скончавшегося старого садовника.
«– Я полагаю, что вам никогда не доводилось видеть мертвеца, – сказал мистер Фэйрчальд.
– Нет, папа, – ответила Люси. – Но мне очень хотелось бы увидеть».
Они подходят к дому садовника и чувствуют смрад разлагающегося тела. А вид трупа приводит детей в содрогание.
В чем цель этого рассказа? Или, говоря языком Герцогини, какая отсюда мораль? Мистер Фэйрчальд спешит разрешить эту загадку: «Это наказание телу за плотские грехи. Дети, запомните навсегда то, что вы увидели», И добавляет: «Молитесь Господу, чтобы он избавил вас от греха. Иначе и вас постигнет та же участь»[8]. Сегодняшние ужастики – ничто по сравнению с кошмарами из детских книг Викторианской эпохи. С их помощью детям пытались внушить: «Это грех, а это слабость.
Это плохо, а того нельзя». И вдруг в этот мрак ворвался Льюис Кэрролл со своими историями, напрочь лишенными нотаций и рассуждений о морали. В заключение процитирую Оскара Уайльда: «Не бывает книг нравственных и безнравственных. Есть книги хорошие и плохие».
3. Маленькие таланты
Но самая главная причина, объясняющая секрет огромного успеха книг Льюиса Кэрролла, заключается, на мой взгляд, в том искреннем уважении, с каким он относился к детям. Кэрролл считал, что дети гораздо умнее взрослых. По его мнению, образование и жизненный опыт не делают людей умнее, скорее – наоборот.
Кстати, в английском языке слово lesson (урок) содержит в себе корень less (меньше). Буквально ту же мысль находим и в «Маленьком принце» Антуана де Сент-Экзюпери. (О нем разговор еще впереди.)
Сила воображения с годами угасает. То же происходит с нашим умением отличать важное от неважного и со способностью к бескорыстной дружбе. Именно для детей в канву книги вплетены многочисленные загадки, шарады и ребусы, которые при первом чтении ускользают от внимания. Их надо найти и разгадать.
Вот один из примеров. Когда Алиса плачет, что слишком выросла, от слез образуется «слезное море», в которое попадают все окрестные зверушки. Они насквозь промокли, и им срочно надо высушиться. На помощь приходит Мышь. Ее блестящая идея заключается в том, чтобы прочитать зверям лекцию – самую сухую из всех возможных. Любой ребенок понимает, что от сухой лекции не просохнешь, но не в этом суть. Мышь тем временем продолжает. (Тут нам придется перейти на английский, потому что игра слов переводу не поддается.)
«Mine is a long sad tale», – говорит Мышь, то есть: «У меня есть длинная и печальная история». Но по-английски слово tale (рассказ) звучит так же, как tail (хвост), и Алиса понимает слова Мыши как «у меня есть длинный и печальный хвост». Поэтому она недоумевает: «Я понимаю, что хвост может быть длинным, но как он может быть печальным?» Мышь, естественно, не в состоянии уследить за причудливым ходом Алисиной мысли, и в их диалоге наступает полный хаос. В конце концов Алисе удается собрать у себя в голове все «хвосты». Она представляет себе историю Мыши в виде длинного-предлинного хвоста. Таким образом хвостория Мыши действительно получается длинной и печальной.
Чтобы понять приведенный отрывок, не нужно быть вундеркиндом. Любой ребенок будет смеяться над путаницей, возникшей в результате употребления разных по значению, но близких по звучанию слов (лингвисты называют их омофонами). Таких слов очень много: лук – луг, плот – плод, прут – пруд и так далее. В книгах про Алису часто встречаются также омографы – слова одинаковые по написанию, но разные по значению и звучанию. Например, духи – духй.
Все вместе эти слова называются омонимами. Омонимы были одной из многих страстей Льюиса Кэрролла. В письмах, адресованных своим маленьким приятельницам (а он состоял в переписке со 150 девочками), он мог написать:
«Му…»
И пририсовать оленя (по-английски deer). А слышалось при этом: «Му dear» (моя дорогая).
Во многих его письмах рисунков было больше, чем слов. Трудно сказать, получали ли его подружки удовольствие от чтения этих писем. В книге Мортона Коэна цитируются некоторые из них. Я пытался их прочесть. Результатом был приступ головной боли. Но я ведь не маленькая девочка.
Как сказать по-русски: Твидделдам?
Теперь самое время поговорить о проблемах, возникающих при переводе Алисы на другие языки. Что можно поделать с тем, что слова «хвост» и «история» звучат в переводе неодинаково? Как справиться с этой проблемой? Конечно, можно включить в текст примечание и объяснить, что на языке оригинала эти слова похожи по звучанию. Подобное решение изящно, как медведь в балетной пачке, поскольку вся легкость и юмор игры в слова при этом пропадают безвозвратно. Но иногда другого выхода просто нет. Сам я тоже вынужден время от времени прибегать к использованию примечаний.
Другая возможность – найти параллельную игру слов на языке перевода. Этим путем пошла переводчица Алисы на иврит Рина Литвин. В ее переводе диалог Мыши и Алисы выглядит так:
Мышь:
– Это большой и грустный рассказ о маленькой описке.
Алиса:
– Большой и грустный рассказ о маленькой писке?
Этот диалог очень смешит детей своей очевидной физиологической коннотацией, тогда как взрослые читатели часто замечают, что о маленькой писке можно написать не один грустный рассказ.
На мой взгляд, оба предложенных выше варианта недостаточно хороши. Существует ли вообще возможность удачного перевода «Алисы»? В юности такую попытку предпринял Владимир Набоков. Для начала он убрал имя Алиса. По его мнению, оно звучало непривычно для русского уха[9]. Вместо Алисы появилась девочка по имени Аня. Но на этом Набоков не останавливается. Он изменяет имена всех героев книги на «более русские»,
Тритон Билль становится Яшкой, Чеширский Кот – Масленичным Котом, Белый Кролик носит титул Дворянина и так далее.
Кстати, мне очень нравится перевод имени Хампти-Дампти на эсперанто: Хомето-Омлето.
Набоков заменяет стихотворные пародии на викторианскую детскую поэзию пародиями на Пушкина и Лермонтова. Вместо некоторых «чересчур британских» шуток он пишет свои – русские.
Короче говоря, неизменной остается только основная сюжетная линия.
