Валерий Лейбин - Психоанализ: учебное пособие
Подобное объяснение природы совести и вины с неизбежностью ставило вопрос о согласовании генетической, связанной с историей становления, и структурной, относящейся к функционированию психики, точек зрения, сформулированных основателем психоанализа в работах «Тотем и табу» и «Я и Оно». Получалось, что в первом случае возникновение совести сопряжено с отказом от влечений, в то время как во втором случае отказ от влечений обусловлен наличием совести. Этот парадокс аналогичным образом находил свое отражение в ранее рассмотренных взглядах Фрейда на соотношение вытеснения и страха, когда ему пришлось решать дилемму: является ли страх следствием подавления влечений человека, или само подавление влечений обусловлено наличием страха.
Напомню, что если первоначально Фрейд полагал, что энергия вытеснения бессознательных влечений ведет к возникновению страха, то в дальнейшем он пришел к выводу, что не вытеснение порождает страх, а предшествующий страх, как аффективное состояние души, влечет за собой вытеснение. Казалось бы, и в вопросе об отношении между отказом от влечений и возникновением совести он мог поступить аналогичным образом, то есть стать на какую-то определенную точку зрения. Так, в работе «Экономические проблемы мазохизма» (1924) он отметил, что обычно дело обстоит так, будто нравственные требования были первичными, а отказ от влечений – их следствием. При этом происхождение нравственности никак не объяснялось. На самом же деле необходимо идти, как полагал Фрейд, обратным путем, так как первый отказ от влечений навязывается внешними силами, и именно он создает нравственность, которая выражается в совести и требует дальнейшего отказа от влечений.
Однако этическая проблематика, связанная с пониманием природы совести и вины, оказалась столь запутанной и сложной для понимания, что основателю психоанализа пришлось неоднократно обращаться к обсуждению генезиса становления совести и возникновению сознания вины. Рассмотрение временной последовательности (отказ от влечений вследствие страха перед внешним авторитетом и последующая интериоризация его – Сверх-Я, ведущая к возникновению страха совести, истязанию Я и усилению чувства вины) не давало исчерпывающего объяснения того, как и почему совесть становится гиперморальной. Именно здесь Фрейду как раз и понадобилась идея, характерная исключительно для психоанализа и чуждая обыденному человеческому мышлению. В соответствии с этой идеей совесть (вернее, страх, который потом станет совестью) поначалу была первопричиной отказа от влечений, потом отношение переворачивается, и теперь отказ делается динамическим источником совести, всякий раз усиливая ее строгость и нетерпимость.
Рассмотрение под этим углом зрения взаимоотношений между отказом от влечений, совестью и усиливающимся чувством вины имело не только теоретическое, но и практическое значение. Клиническая практика свидетельствовала, что в образовании невротических заболеваний существенную роль играло то непереносимое чувство вины, которое могло разрушительным образом воздействовать на человека. Так, при неврозе навязчивых состояний в клинической картине болезни господствует чувство вины, которое настойчиво навязывается сознанию человека. Само чувство вины является для больных бессознательным. Нередко оно порождает бессознательную потребность в наказании, в результате чего Сверх-Я человека постоянно подтачивает его внутренний мир и ведет к самоистязанию, самоедству, мазохизму. При этом не имеет значения, совершил ли человек какой-либо неблаговидный поступок или только помыслил о нем. Злодеяние и злой умысел как бы приравниваются друг к другу. Различие между ними становится несущественным для возникновения чувства вины.
Одно из открытий психоанализа состояло в том, что Фрейд рассматривал совесть в качестве строгой инстанции, осуществляющей надзор и суд как над действиями, так и над умыслами человека. Жестокость, неумолимость Сверх-Я по отношению к опекаемому Я порождали такое психическое состояние тревожности, которое не оставляло человека в покое. Страх перед Сверх-Я, напряженные взаимоотношения между Я и контролирующей совестью, сознание чувства вины, бессознательная потребность в наказании – все это с психоаналитической точки зрения служило питательной почвой для становления Я, находящегося под влиянием садистского Сверх-Я, мазохистским.
Вызванные к жизни гиперморальным, садистским Сверх-Я мазохистские тенденции Я находят свое непосредственное выражение в психике нервнобольных, остро испытывающих бессознательную потребность в наказании. Имея дело в клинической практике с проявлением мазохистских тенденций пациентов, Фрейд был вынужден обратиться к концептуальному осмыслению нравственных проблем. Это подтолкнуло его не только к рассмотрению соотношений между страхом, совестью и чувством вины, но и к более детальному изучению мазохизма как такового.
Изречения
З. Фрейд: «Поначалу, таким образом, зло есть угроза утраты любви, и мы должны избегать его из страха такой утраты. Неважно, было ли зло уже совершено, хотят ли его совершить: в обоих случаях возникает угроза его раскрытия авторитетной инстанцией, которая в обоих случаях будет карать одинаково».
З. Фрейд: «Совесть представляет собой внутреннее восприятие недопустимости известных имеющихся у нас желаний; но ударение ставится на том, что эта недопустимость не нуждается ни в каких доказательствах, что она сама по себе несомненна».
З. Фрейд: «Человек поменял угрозу внешнего несчастья – утраты любви и наказания со стороны внешнего авторитета – на длительное внутреннее несчастье, напряженное сознание виновности».
Моральный мазохизмВ работе «Экономические проблемы мазохизма» (1924) основатель психоанализа специально остановился на раскрытии природы этого явления, соотнеся его с бессознательным чувством вины и потребностью в наказании. При этом он выделил три формы мазохизма: эрогенный, как условие сексуального возбуждения; женский, являющийся выражением женской сущности; моральный, выступающий в качестве некоторой нормы поведения. Последняя форма мазохизма соотносилась Фрейдом с наличием бессознательного чувства вины, искупление которого находило свое отражение в невротическом заболевании. Отсюда стремление основателя психоанализа к раскрытию внутренних связей между садистским Сверх-Я и мазохистским Я, а также тех трудностей, которые проявляются в аналитической терапии при работе с пациентами, склонными к моральному мазохизму.
Если в процессе терапии у пациента наблюдается ухудшение психического состояния, то аналитик может соотнести это явление с проявлением у больного внутреннего сопротивления. Зная психические механизмы возникновения сопротивления, аналитик может прийти к заключению, что ухудшение состояния пациента является не чем иным, как стремлением больного доказать свое превосходство над врачом. Однако в действительности, скорее всего, имеет место нечто другое. Пациент реагирует ухудшением своего состояния на успех лечения потому, что, несмотря на его приход к аналитику, он на самом деле не хочет расставаться со своей болезнью. Вместо улучшения наступает ухудшение его состояния. Вместо избавления от страданий в ходе анализа у пациента возникает потребность в их усилении. У него проявляется негативная терапевтическая реакция.
За сопротивлением против выздоровления такого пациента кроется необходимость в постоянном страдании, выступающем в качестве искупления бессознательного чувства вины. Основополагающим здесь оказывается нравственный, моральный фактор, предопределяющий бегство в болезнь как некое наказание или, лучше сказать, самонаказание. Основанное на бессознательном чувстве вины, это самонаказание нуждается в постоянной подпитке в форме страданий, упразднение которых в процессе лечения воспринимается как покушение на внутренний мир пациента, который находится под бдительным и недремлющим оком гиперморального Сверх-Я. Поэтому чем успешнее будет проходить психоаналитическая терапия, тем отчаяннее будет бороться отягощенный бессознательным чувством вины пациент за сохранение собственных страданий. И если при работе с таким пациентом аналитику не удастся распознать за сопротивлением в форме негативной терапевтической реакции наличия у больного бессознательного чувства вины и внутренней потребности его в самонаказании, то он вряд ли окажется в состоянии понять суть происходящего, что, несомненно, скажется на дальнейшем ходе психоаналитического лечения.
Достаточно сказать, что основанное на чувстве вины сопротивление выздоровлению не поддается быстрому устранению путем сознательной интерпретации со стороны аналитика. Пациент чувствует себя больным, а не виноватым, и требуется немало усилий для того, чтобы он признал, что в сопротивлении собственному исцелению повинно его бессознательное чувство виновности, служащее мотивом заболевания. Поэтому аналитику необходимо понимание тех взаимоотношений между Сверх-Я и Я пациента, нравственная подоплека которых порождает моральный мазохизм и внутреннюю потребность в самонаказании в форме невротического заболевания.
