Чарльз В. Форд - Психология обмана. Как, почему и зачем лгут даже честные люди
Вульф (1949) утверждал, что дети неспособны на ложь до 4 лет, потому что они еще не знают правду. Он считал, что после 5 лет понимание лжи делается более четким, и ребенок начинает лучше отличать окружающую реальность от вымысла. Возрастные рамки обмана, установленные Вульфом, подвергались сомнению. Лафреньер описал примеры обманного поведения у полуторагодовалых малышей. По мнению исследователя, обман в этом возрасте преимущественно шутливый, он призван рассмешить и привлечь внимание. В качестве примера я могу привести случай из личной жизни, когда играл со своим крошечным сыном. Он распознавал животных в книге с картинками, при этом упорно называл зебру жирафом и громко смеялся над моими попытками его исправить. Лафреньер описывал ситуации, когда 2‑летний мальчик обвинял своего брата (которого даже не было дома) в том, что это он разлил молоко, и когда 2,5‑летняя девочка сама себя укусила, а потом заявила, что это сделал другой ребенок.
Доктор Майкл Льюис и его коллеги (1989) из Института изучения детского развития, Медицинская школа им. Роберта Вуда Джонсона в Нью-Джерси, провели очень интересный эксперимент: 3‑летним детям запретили смотреть на игрушку (при этом в комнате велось видеонаблюдение). Врач, проводивший эксперимент, вышел из комнаты и вернулся через 5 минут, чтобы спросить детей, посмотрели ли они на игрушку. 85 % детей нарушили запрет, но только 38 % в этом признались. Некоторые дети отказались отвечать на вопрос. Среди обманувших детей было больше девочек, чем мальчиков, и ложь девочек было сложнее распознать. Интересно, что совравшие дети больше улыбались и выглядели спокойнее, чем те, кто сказал правду. Дети, отказавшиеся отвечать на вопрос (все они нарушили запрет), проявляли свое тревожное состояние: их навыки обмана уступали навыкам детей, обманувших вербально.
Играя с маленькими детьми в прятки в целях эксперимента, исследователи выяснили, что 2,5‑летние дети могут сознательно пытаться вводить играющих в заблуждение. Чендлер и его коллеги (1989) из Университета Британской Колумбии заявили, что наблюдаемые ими дети «не только ловко врали и хитро сбивали соперников с толку, но и делали это с обезоруживающим восторгом».
Фантазирование характерно для малышей и для более взрослых детей, которые пасуют перед стрессовыми и сложными ситуациями (А. Фрейд, 1965). Фантазирующий ребенок в раннем возрасте может говорить о своих желаниях так, словно они уже осуществились (о каких-нибудь игрушках или поездке в Диснейленд, особенно если у ровесника это уже есть или было).
Некоторые исследователи утверждают, что ложь — неотъемлемая часть психического развития (Голдберг, 1973; Кохут, 1966; Тауск, 1933). Разрыв с родителями, особенно с матерью, — важная задача. Она решается не только на физическом, но и на психологическом уровне. Если придерживаться этой точки зрения, логично ли утверждать, что здесь заканчиваются границы одного внутреннего эго и начинается область другого? У маленького ребенка неизбежно появляются вопросы: «Принадлежу ли я самому себе?», «Являюсь ли я частью мамы?», «А она умеет читать мои мысли?»
Ложь становится важным, возможно, неотъемлемым механизмом, посредством которого ребенок определяет границы собственного «я» и устанавливает свою автономию. Если он врет, а мама реагирует так, словно верит, то очевидно, что мама не сможет направлять и читать мысли. Таким образом, ложь — это средство отделять себя от окружающих в попытке обозначить различия и свою индивидуальность. Тауск (1933) писал про первую детскую ложь: «Стремление иметь право на секреты от родителей — это один из самых мощных факторов формирования собственного эго, особенно при определении и исполнении своей воли» (с. 67). Экштейн и Карус расширили эту гипотезу, утверждая, что истинная близость подтверждается умением хранить и делить секреты.
Хайнц Кохут (1966) предложил дальнейшее развитие этой гипотезы, учитывая важность лжи для ребенка с психологической точки зрения. Он предположил, что нераспознанная ложь ребенка открывает ему недостаток идеального всезнающего родителя. Другими словами, если детям удается обмануть родителей, значит, родители не такие совершенные, как они раньше думали. Кохут (1966) также считал, что развенчание родительского всеведения является частью перенимания индивидуальных механизмов контроля (самодисциплины), и становится «важным аспектом всевидящего ока, всеведения суперэго».
Эти выводы указывают на то, что если родители не воспринимаются как всемогущие, и поэтому способные защитить и контролировать ребенка, то ребенок вынужден развивать собственные механизмы самоконтроля.
А еще, поскольку развитие связано с обособленностью или автономией, ложь играет важную роль в развитии самоконтроля.
Латентный период
В раннем детстве процесс развития вращается вокруг отношений с родителями, самоопределения и автономии и элементарных представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо (зачатки сознания, или, в терминах психоаналитики, суперэго). Когда дети идут в школу, перед ними возникают новые задачи: установление межличностных отношений за пределами семьи, определение собственного взаимодействия с обществом. Процесс социализации как прямо, так и косвенно развивает приемлемые модели поведения по мере обучения детей. Также дети начинают ощущать конфликт между элементами системы ценностей: «правдой», внушенной в родительском доме, и другими, с которыми они сталкиваются в обществе. Они открывают, что усвоенная в семье «правда» признается не всеми. Кроме того, интимные детали их семьи, сообщенные им прямо или косвенно, должны держаться в секрете.
Большая часть наших знаний о способности детей врать получена благодаря работе экспериментальных психологов. Например, один из методов исследователей (Р. С. Фельдман и др., 1979) заключался в том, чтобы дать детям разных возрастов либо вкусные, либо горькие напитки. Дети должны были убедить взрослых наблюдателей, которые не знали, кому достались горькие напитки, что все напитки вкусные. Результаты были однозначными. Попытки первоклассников ввести наблюдателей в заблуждение проваливались. Их выдавало выражение лица. У учеников седьмого класса все получалось значительно лучше. Главной их тактикой было постараться выглядеть одинаково довольными и когда они пьют горький напиток, и когда им достается вкусный. Студенты колледжа наслаждались игрой, демонстрируя, что горькие напитки нравятся им даже больше, чем сладкие.
ЛАТЕНТНЫЙ ПЕРИОД — ЭТО ВРЕМЯ, КОГДА ДЕТИ УЧАТСЯ ТОМУ, КАК ОБЩАТЬСЯ, ЧТО МОЖНО РАССКАЗЫВАТЬ И КАК ОБМАНЫВАТЬ.
Эксперимент показал, что важным компонентом обмана являются не только слова, но и контроль над своим невербальным поведением, включая выражение лица и движения тела. Дети 6–7 лет уже умеют обманывать на словах, но еще не достаточно научились контролировать свое невербальное поведение. С возрастом и увеличением опыта ребенок осваивает контроль над другими каналами общения и использование ложных невербальных посылов в дополнение к ложным словам. Другое исследование (Р. С. Фельдман и Уайт, 1980) убедило, что успешный обман с помощью выражения лица может сочетаться с неудачными движениями тела, разоблачающими лжеца (и наоборот). И что дети ограничены в использовании разных каналов общения и механизмов обмана.
Б. М. Дипауло и Джордан (1982) предположили, что с развитием более тонко налаженных коммуникативных способностей, как вербальных, так и невербальных, успешные лжецы сначала учатся хорошо чувствовать собеседника (жертву их обмана), видеть признаки скептицизма, а затем изменять свое послание в соответствии с полученной информацией. Эта хитрость требует способности читать скрытые, часто невербальные сообщения другого человека (обратная связь) и затем корректировать собственную коммуникацию.
Б. М. Дипауло и Джордан (1982) выяснили, что вербальные методы обмана включают отрицание, искажение, уклончивость, неискренность, отсутствие реакции, вымысел и ошибки в очевидных фактах. По их мнению, отрицание (например, «нет, я не ел печенья!») есть самый простой способ и поэтому развивается первым, а ложь имеет много разновидностей, и разные ее виды могут появляться на разных этапах развития. Они считали, что обман с целью получения материальной выгоды осваивается раньше, чем обман с целью получения неосязаемых социальных благ. Например, 4‑летняя девочка, которой пообещали дать свежеиспеченные шоколадные пирожные, как только она уберет свои игрушки, быстро вернулась и сказала, что все убрала. Родители легко убедились, что она ничего не сделала.
Ложь с целью избежать наказания (обвинение другого человека) появляется позже; самые маленькие дети (до 4–5 лет) признаются в том, что сделали. Например, 3‑летний брат плачущего малыша, скорее всего, честно ответит на вопрос: «Ты его ударил?». К 5–6 годам ребенок уже может соврать. Благородная ложь (ложь с целью спасти друга) обычно проявляется позже, Дипауло и Джордан считают, что она предшествует альтруистической лжи, когда человек берет на себя чужую вину или принимает наказание за то, что не выдает друга.
