Людмила Регуш - Практикум по наблюдению и наблюдательности
Значит, профессиональные знания, а также мыслительные процессы, обеспечивающие оперирование ими, позволяют осознавать и понимать наблюдаемые явления. Результаты понимания и осознания воспринимаемого будут опосредованы особенностями памяти, поскольку именно благодаря ей обеспечивается полнота представлений и понятий, составляющих структуру знаний человека, его профессиональный опыт.
Можно говорить о том, что понимание наблюдаемого есть определенный вид мыслительных задач, в которых решается вопрос: что это значит или к чему это относится? Как известно, это задачи на систематизацию или классификацию. Интересная попытка в этом отношении предпринята Я. Хинтика и М. Хинтика,[1] которые проанализировали наблюдения Шерлока Холмса как процесс решения задач. В данном случае процесс наблюдения предстает как поиск и извлечение информации, необходимой для решения мыслительной задачи. При этом происходит некоторая абсолютизация мышления при наблюдении, но тем не менее взаимосвязи восприятия и мышления для понимания и осознания наблюдаемых фактов становятся еще более очевидными.
Итак, наблюдательность, как и любое психическое явление, – элемент сложной системы и именно поэтому имеет разнообразные многоуровневые связи с различными сторонами психической жизни человека. С одной стороны, она обусловлена строением и чувствительностью зрительного анализатора, с другой – особенностями памяти и мышления и в то же время включена в целостную структуру психики человека через его прошлый опыт, направленность, эмоциональные предпочтения.
Поэтому при формировании наблюдательности важно предусмотреть систему упражнений, направленных на развитие как сенсорно-перцептивных качеств, так и умений, помогающих понимать, осмысливать наблюдаемое.
Третья теоретическая предпосылка для разработки практикума по развитию наблюдательности – предположение о связи наблюдательности и прогнозирования.
Гипотеза о влиянии наблюдательности на успешность прогнозирования в системе «человек-человек» возникла у нас при изучении прогнозов в педагогической деятельности. Базируясь на общих положениях прогностики о том, что прогноз обусловлен знаниями – основаниями прогноза, а также мыслительными качествами прогнозиста, мы провели несколько исследований. Например, была изучена результативность прогнозирования учителем:
• развития личности ученика;
• взаимоотношений учащихся в классе;
• успешности решения учащимися задач разной степени сложности;
• затруднений учащихся при усвоении нового материала (Т. Кириченко, 1979).
Эти и другие исследования предусматривали тщательное изучение оснований прогноза: поиск закономерности, теоретический анализ объектов прогноза, изучение динамических временных характеристик объектов прогноза и т. п. Однако было установлено, что эти, казалось бы, надежные основания прогнозирования не срабатывают. Результаты прогнозирования в отношении другого человека оказывались опосредствованы не только перечисленными основаниями, но и обобщенным опытом наблюдения, развитой наблюдательностью.
Основания для прогноза определяются специалистом в ходе наблюдений и последующего обобщения накопленных знаний. С одной стороны, есть обобщение, с другой – это обобщение имеет достаточно конкретный характер (эмпирические обобщения). Общая закономерность или теория далеко не всегда может объяснить конкретный случай и стать основанием для прогноза в отношении индивидуальных проявлений. Эмпирическое обобщение такую функцию может выполнить, поскольку оно включает все многообразие конкретного. Естественно, что полнота и глубина знаний, полученных в практике, опосредствована наблюдательностью.
Другой особенностью эмпирических прогнозов является метод их получения. Условия прогнозирования в процессе взаимодействия людей особые:
• ограниченность во времени;
• многогранность объекта прогноза (человек);
• почти всегда – дефицит информации, необходимой для прогноза;
• невозможность учесть все многообразие причин, которые воздействуют на объект прогноза.
Поэтому чаще всего для прогнозирования используется метод экстраполяции. Он заключается в том, что закономерности и типичные проявления человека в прошлом и настоящем переносятся на будущее. Ошибка экстраполяции состоит в том, что каждый наблюдаемый случай прогнозист идентифицирует как типичный даже тогда, когда последний таковым не является. «Почему вы доверились этому малознакомому человеку?» – спрашивают обманутую пожилую женщину. «Он произвел очень хорошее впечатление: вежливый, хорошо держится, прекрасно одет».
Люди, которые работают в системе «человек – человек», при прогнозировании опираются на эмпирические обобщения и используют экстраполяцию для получения знания о поведении объекта прогноза в будущем. Даже при развитых качествах мышления, составляющих структуру способности прогнозирования, для прогнозирования в системе «человек-человек» значимым оказывается как знание теории, так и наличие эмпирических обобщений, полученных в ходе профессионального наблюдения. Один из ярчайших литературных примеров профессионального наблюдения как основания для прогнозирования находим в романе Сиднея Шелдона. Речь идет о профессиональной наблюдательности адвоката Дженнифер Паркер:
Она научилась по обуви определять характер человека и отбирала в присяжные людей, носивших удобную обувь, потому что они отличались покладистым характером… Дженнифер постигла язык жестов. Если свидетель врал, он трогал себя за подбородок, плотно сжимал губы, закрывал рукой рот, дергал себя за мочку уха и теребил волосы. Ни одно из этих движений не ускользало от Дженнифер, и она выводила лжеца на чистую воду (С. Шелдон. Гнев Ангелов. – М., 1993. С. 117).
Таким образом в тренинг развития наблюдательности важно включить упражнения, помогающие строить прогностические умозаключения на основе наблюдения.
В нашей работе речь идет о проявлении наблюдательности в отношении людей, к тому же существует тип профессий «человек– человек», где наблюдательность рассматривается как профессионально важное качество (Е. А. Климов). Попытаемся выделить специфические особенности проявления наблюдательности в профессиях этого типа.
В психологии сложилось целое направление по изучению возможности раскрыть психологическую сущность человека через его наблюдение и восприятие. В работах, например, Б. Г. Ананьева, М. Я. Басова, Б. Ф. Ломова, С. Л. Рубинштейна, была показана диалектика внешнего и внутреннего в проявлениях психики. При сохранении некоторых устойчивых внешних форм выражения психических состояний были найдены их многообразные, динамические характеристики и формы проявления. Более того, учитывалось и многообразие индивидуальных проявлений психических состояний. Поскольку объектом наблюдения только и могут быть внешние проявления человека, для развития наблюдательности стало важным знать, о каких психических явлениях говорят те или иные наблюдаемые признаки.
Итак, первая специфическая особенность наблюдательности в профессиях типа «человек-человек» состоит в том, что нужно во внешнем поведении или в самой внешности человека увидеть его внутренние, психические, состояния или свойства.
Вторая особенность наблюдательности в этой сфере заключается в необходимости дифференцировать признаки, через которые человек выражает себя вовне. Необходимо развитие как абсолютной, так и относительной чувствительности именно к этим признакам, так как они раскрывают динамические характеристики человека, сформировавшиеся в процессе его онтогенеза, с одной стороны, и проявляющиеся в его настоящей жизни – с другой. Динамика онтогенетического изменения может быть выражена через физиогномическую маску, осанку, походку; психические явления, протекающие в настоящем времени, выражаются через мимику, жесты, позы.
Прекрасными наблюдателями являются писатели и поэты. Их наблюдательность не перестает удивлять и восхищать. Многие яркие картины человеческих образов даны ими на основе наблюдения и видения тончайших изменений в поведении людей. Вспомним зарисовку С. Цвейга:
Невольно я подняла глаза и прямо напротив увидела – мне даже страшно стало – две руки, каких мне еще никогда не приходилось видеть: они вцепились друг в друга, точно разъяренные звери, и в неистовой схватке стали тискать и сжимать друг друга так, что пальцы издавали сухой треск, как при раскалывании ореха… меня пугала их взволнованность, их безумно страстное выражение, это судорожное сцепление и единоборство. Я сразу почувствовала, что человек, преисполненный страсти, загнал эту страсть в кончики пальцев, чтобы самому не быть взорванным ею (Цвейг С. Двадцать четыре часа из жизни женщины: Новеллы. – Минск, 1987. – С. 190).
