KnigaRead.com/

Анна Фенько - Люди и деньги

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Анна Фенько, "Люди и деньги" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Глава 3

Легко ли быть богатым?

Одним из результатов реформ в России в 1980-1990-е годы стало то, что собственность, которой фактически распоряжались, но не владели, наконец получила хозяев. «Подпольные миллионеры Корейко» вышли на свет…

В социалистическом обществе «стирание классовых различий» открыто провозглашалось и старательно насаждалось на протяжении всех семидесяти лет советской власти. Представители социально-экономической, интеллектуальной и духовной элиты дореволюционной России были уничтожены физически, а новый правящий класс партийно-хозяйственной номенклатуры всячески подчеркивал свою связь с народом и фактически был его частью: рабоче-крестьянское происхождение было одним из обязательных условий успешной партийной карьеры.

Классовые различия при этом, разумеется, не исчезали, но старательно камуфлировались и замалчивались. Оказавшись заложницей идеологии равенства и бытовой скромности, советская элита была вынуждена скрывать от населения преимущества, которыми она пользовалась в силу своего привилегированного положения. Партийные распределители, «спецпайки», «спецбуфеты», «спецателье», дома, дачи, санатории и медицинские учреждения для советских руководителей тщательно охранялись и были спрятаны от нескромного взора обывателя, дабы не возбуждать в нем ненужной зависти.

Неприглядных описаний и разоблачений правящего класса за годы «гласности» набралось столько, что они уже приелись и стали неинтересными. Кажется, все уже сказано о «привилегиях», которые распределялись в строгом соответствии с положением партийных бюрократов на иерархической лестнице. Собственно говоря, основным результатом «гласности» стала осведомленность населения страны о том, как на самом деле жила правящая элита.

Однако не только тщательно скрываемое социальное неравенство определяло особенности социалистического строя. Главной его характеристикой была «коллективная собственность», означающая не личное владение определенным имуществом, а пользование и распоряжение национальной собственностью, то есть власть. Поэтому при социализме быть собственником можно было, лишь пробившись в ряды правящей политической бюрократии.

«Современный коммунизм, — писал полвека назад Милован Джилас, — это прежде всего носитель нового класса собственников и эксплуататоров… Собственность нового класса проявляется в виде исключительного права, монополии партийной, политической бюрократии на распределение национального дохода, регламентацию уровня заработков, выбор направлений хозяйственного развития, а также распоряжение национализированным и другим имуществом» (Джилас, 1992).

Это накладывало свой особый отпечаток на психологию правящего класса. Как заметил М. Джилас, «это класс, наиболее перегруженный самообманом, наименее осознающий сам себя, то, в частности, что он действительно — класс, хотя и с новыми чрезвычайными характеристиками» (Там же).

Коллективность собственности, сплачивающая класс и развивающая в нем esprit de corps[4], типичный для любой бюрократии, в то же время мешала ему осознать себя собственником. Собственность не только не передавалась впрямую по наследству, но и пожизненное владение ею было гарантировано лишь тем, кто разделял определенные идеи, строго исполнял предписанную роль, слепо подчинялся предписанным корпоративным нормам. Другого пути к могуществу и материальным благам, кроме как через «преданность партии и социализму», не было.

Именно поэтому «новый класс одновременно и более открыт, и более недосягаем… Путь наверх нигде и никогда не был столь труден, не требовал таких жертв и такого самоотречения» (Там же). Для восхождения по нему мало воли, необходима еще способность понимать и «двигать» доктрину, нужна решительность в борьбе с противниками, исключительная изворотливость и хитроумие во внутрипартийных баталиях, способность «идти по трупам».

Конечно, по мере эволюции правящего класса его самосознание менялось, причем в первую очередь эти изменения касались осознания внутренних противоречий между его реальным положением собственника и пустотой формальных определений собственности как «общественной», «социалистической», «государственной».

Проблемы стали возникать тогда, когда необходимо было конвертировать свое привилегированное положение в неотчуждаемые материальные ценности. Этому и служили институты теневой экономики, мафии и коррупции, позволявшие гражданам с помощью эффективного использования части «общественной собственности» получать «нетрудовые доходы», а государственным чиновникам, закрывающим на это глаза, превращать свою власть в деньги.

Другой проблемой была невозможность передачи по наследству материальных преимуществ, предоставляемых высоким местом в социальной иерархии: как только руководителя увольняли с занимаемой должности, он терял свою служебную машину, дачу, квартиру и даже право пользоваться поликлиникой. Чтобы гарантировать своим детям сохранение привычного уровня жизни и потребления, необходимо было обеспечить им столь же высокие должности. А подобная «семейственность» также противоречила коммунистической идеологии.

Приходилось создавать для них новые привилегированные сферы деятельности (дипломатия, внешняя торговля, аналитические отделы и институты при ЦК КПСС и т. п.), в результате чего партийно-хозяйственный аппарат непомерно раздувался, и население, занятое на неэффективном полуфеодальном производстве, было уже не в состоянии его прокормить.

Одной из тайных пружин «перестройки», начавшейся в середине 1980-х под лозунгом «борьбы с привилегиями», было как раз недовольство младшего поколения советских руководителей эфемерностью своих привилегий, невозможностью их приватизации, капитализации и наследования. Одним из ее результатов стало разгосударствление собственности и ее переход в руки тех, кто ею фактически распоряжался, но не владел.

Другим результатом реформ стал выход правящего класса из своеобразного подполья, в котором он просидел все 70 лет советского строя. Собственность, перестав быть коллективной, получила хозяина, который больше не был скромным невидимкой, подпольным миллионером Корейко. Он стал вести себя как хозяин — сорить деньгами, закатывать пиры, покупать заводы, газеты, пароходы, телевизионные каналы и политические партии.

Когда страна, наконец, увидела этого нового представителя социльно-экономической элиты (будь то «красный директор», «новый русский» из бывших «братков» или «олигарх» из бывших комсомольских лидеров), он ей страшно не понравился. Это нормально: классовая вражда существует в любом обществе, и представители разных классов вовсе не обязаны друг друга любить. К тому же откуда было взяться привычке к мирному сосуществованию классов в обществе, до этого несколько десятилетий считавшемся бесклассовым?

Старые деньги

Унаследованное богатство не только предоставляет преимущества — одновременно оно создает социальное напряжение и рождает у своего владельца ощущение, что он не распоряжается своей судьбой.

В обществах, где современная классовая структура складывалась на протяжении столетий, существуют свои механизмы регулирования классовой враждебности, зависти, неприязни. Представители высших классов не только обосновывают свое привилегированное положение определенной классовой идеологией, моралью и ценностями, но и заключают «социальный контракт» с представителями других классов, беря на себя дополнительные обязательства в области благотворительности, социальной помощи, осуществляя финансирование некоммерческих научных и культурных проектов. И тем не менее богатых продолжают не любить, приписывая им разнообразные пороки и стараясь всячески дискредитировать их привилегированное положение.

Одной из стратегий, к которым прибегают представители высших классов, чтобы «смягчить» социальную напряженность, является легитимизация своего привилегированного положения ссылками на его «традиционность». В сознании обывателя все, что существовало «испокон веков», автоматически наделяется правом на существование, в том числе и социальное неравенство.

Понятие «старых денег» родилось в Великобритании и было связано с распространившейся в XVIII веке практикой продажи титулов за деньги. Именно таким образом становились аристократами финансисты и предприниматели «периода первоначального накопления капитала». Разумеется, традиционная аристократия, владевшая землями со времен Средневековья, относилась к «выскочкам» с презрением.

Убеждение, что «старые» деньги, полученные в наследство, имеют больше ценности, чем заработанные лично, до сих пор составляет суть британского менталитета. Поэтому для британцев богатство не является ценностью само по себе, а представляет собой «пропуск» в высшее общество с его особым жизненным стилем. Только 7 % британских богачей относятся к категории self-made men. Остальные получили свое богатство по наследству.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*