Уильям Джеймс - Психология
С нашей точки зрения, и интеллектуалисты и сен- суалисты не правы. Если вообще существуют такие яв- ления, как ощущения, то, поскольку несомненно, что существуют реальные отношения между объектами, по- стольку же и даже более несомненно, что существуют ощущения, с помощью которых познаются эти отноше- ния. Нет союза, предлога, наречия, приставочной формы или перемены интонации в человеческой речи, которые не выражали бы того или другого оттенка или переменыoi ношения, ощущаемой нами действительно в данный момент, С объективной точки зрения, перед нами рас- крываются реальные отношения; с субъективной точки зрения, их устанавливает наш поток сознания, сообщая
5* 67
каждому из них свою особую внутреннюю окраску. В обоих случаях отношений бесконечно много, и ни один язык в мире не передает всех возможных оттенков в этих отношениях.
Как мы говорим об ощущении синевы или холода, так точно мы имеем право говорить об ощущении «и», ощущении «если», ощущении «но», ощущении «через». А между тем мы этого не делаем: привычка призна- вать субстанцию только за существительными так укоренилась, что наш язык совершенно отказывается субстантивировать другие части речи.
Обратимся снова к аналогии с мозговыми процесса- ми. Мы считаем мозг органом, в котором внутреннее равновесие находится в неустойчивом состоянии, так как в каждой части его происходят непрерывные пере- мены Стремление к перемене в одной части мозга явля- ется, без сомнения, более сильным, чем в другой; в одно время obic'ipoia перемены бывает больше, в дру- гое — меньше. В равномерно вращающемся калейдоско- пе фигуры хотя и принимают постоянно все новую иновую группировку, но между двумя группировкамибывают мгновения, когда перемещение частиц происхо- дит очень медленно и как бы совершенно прекращает- ся, а затем вдруг, как бы по мановению волшебства, мгновенно образуется новая группировка, и, таким об- разом, относительно устойчивые формы сменяются дру- гими, которых мы не узнали бы, вновь увидев их. Точ- но так же и в мозгу распределение нервных процессов выражается то в форме относительно долгих напряже- ний, то в форме быстро переходящих изменений. Но если сознание соответствует распределению нервных процессов, то почему же оно должно прекращаться, не- смотря на безостановочную деятельность мозга, и поче- му, в то время как медленно совершающиеся изменения в мозгу вызывают известного рода сознательные про- цессы, быстрые изменения не могут сопровождаться осо- бой, соответствующей им душевной деятельностью?
Объект сознания всегда связан с психическими обер- тонами. Есть еще другие, не поддающиеся названию перемены в сознании, так же важные, как и переходные состояния сознания, и так же вполне сознательные. На примерах всего легче понять, что я здесь имею в виду.
Предположим, три лица одно за другим крикнули вам: «Ждите!», «Слушайте!», «Смотрите!» Наше созна- ние в данном случае подвергается трем совершенно раз-
68
личным состояниям ожидания, хотя ни в одном из воз- действий перед ним не находится никакого определен- ного объекта. По всей вероятности, никто в данном случае не станет отрицать существования в себе особен- ного душевного состояния, чувства предполагаемогонаправления, по которому должно возникнуть впечат- ление, хотя еще не обнаружилось никаких признаков появления последнего. Для таких психических состоя- ний мы не имеем других названий, кроме «жди», «слу- шай» и «смотри».
Представьте себе, что вы припоминаете забытое имя. Припоминание—это своеобразный процесс сознания. В нем есть как бы ощущение некоего пробела, и про- бел этот ощущается весьма активным образом. Перед нами как бы возникает нечто, намекающее на забытое имя, нечто, что манит нас в известном направлении, за- ставляя нас ощущать неприятное чувство бессилия и вынуждая в конце концов отказаться от тщетных попы- ток припомнить забытое имя. Если нам предлагают неподходящие имена, стараясь навести нас на истинное, то с помощью особенного чувства пробела мы немедленно отвергаем их. Они не соответствуют характеру пробела. При этом пробел от одного забытого слова не похож на пробел от другого, хотя оба пробела могут быть нами охарактеризованы лишь полным отсутствием содержания. В моем сознании совершаются два совершенно различ- ных процесса, когда я тщетно стараюсь припомнить имяСпалдинга или имя Баулса. При каждом припоминае- мом слове мы испытываем особое чувство недостатка, которое в каждом отдельном случае бывает различно, хотя и не имеет особого названия. Такое ощущение не- достатка отличается от недостатка ощущения: это впол- не интенсивное ощущение. У нас может сохраниться ритм забытого слова без соответствующих звуков, со- ставляющих его, или нечто, напоминающее первую бук- ву, первый слог забытого слова, но не вызывающее в памяти всего слова. Всякому знакомо неприятное ощу- щение пустого размера забытого стиха, который, не- смотря на все усилия припоминания, не заполняется словами,
В чем заключается первый проблеск понимания чего- нибудь, когда мы, как говорится, схватываем смысл Фразы? По всей вероятности, это совершенно своеобраз-ное ощущение. А разве читатель никогда не задавался вопросом: какого рода должно быть то душевное со-
69
стояние, которое мы переживаем, намереваясь что-ни-будь сказать? Это вполне определенное намерение, от- личающееся от всех других, совершенно особенное со- стояние сознания, а между тем много ли входит в него определенных чувственных образов, словесных или предметных? Почти никаких. Повремените чуть-чуть, и перед сознанием явятся слова и образы, но предвари- тельное намерение уже исчезнет. Когда же начинают появляться слова для первоначального выражения мыс- ли, то она выбирает подходящие, отвергая несоответ- ствующие. Это предварительное состояние сознания мо- жет быть названо только «намерением сказать то-то и то-то».
Можно допустить, что добрые ^з душевной жизни состоят именно из таких предварительных схем мыслей, не облеченных в слова. Как объяснить тот факт, что че- ловек, читая какую-нибудь книгу вслух в первый раз, способен придавать чтению правильную выразительную интонацию, если не допустить, что, читая первую фразу, он уже получает смутное представление хотя бы о фор- ме второй фразы, которая сливается с сознанием смысла данной фразы и изменяет в сознании читающего его экспрессию, заставляя сообщать голосу надлежащую интонацию? Экспрессия такого рода почти всегда зави- сит от грамматической конструкции. Если мы чигаем«не более», то ожидаем «чем», если читаем «хотя», то знаем, что далее следует «однако», «тем не менее», «все- таки». Это предчувствие приближающейся словесной или синтаксической схемы на практике до того безоши- бочно, что человек, не способный понять в иной книге ни одной мысли, будет читать ее вслух выразительно и осмысленно.
Читатель сейчас увидит, что я стремлюсь главным образом к тому, чтобы психологи обращали особенное внимание на смутные и неотчетливые явления сознания и оценивали по достоинству их роль в душевной жизни человека. Гальтон и Гексли, как мы увидим в главе «Воображение», сделали некоторые попытки опроверг- нуть смешную теорию Юма и Беркли, будто мы можем сознавать лишь вполне определенные образы предме- тов. Другая попытка в этом направлении сделана нами, если только нам удалось показать несостоятельность не менее наивной мысли, будто одни простые объектив- ные качества предметов, а не отношения познаются на- ми из состояний сознания. Но все эти попытки недоста-
70
точно радикальны. Мы должны признать, что опреде- ленные представления традиционной психологии лишь наименьшая часть нашей душевной жизни.
Традиционные психологи рассуждают подобно тому, кто стал бы утверждать, что река состоит из бочек, ведер, кварт, ложек и других определенных мерок во- ды. Если бы бочки и ведра действительно запрудили реку, то между ними все-таки протекала бы масса сво- бодной воды. Эту-то свободную, незамкнутую в сосуды воду психологи и игнорируют упорно при анализе на- шего сознания. Всякий определенный образ в нашем сознании погружен в массу свободной, текущей вокруг него «воды» и замирает в ней. С образом связано со- знание всех окружающих отношений, как близких, так и отдаленных, замирающее эхо тех мотивов, по поводу которых возник данный образ, и зарождающееся созна- ние тех результатов, к которым он поведет. Значение, ценность образа всецело заключается в этом дополне- нии, в этой полутени окружающих и сопровождающих его элементов мысли, или, лучше сказать, эта полутень составляет с данным образом одно целое — она плоть от плоти его и кость от кости его; оставляя, правда, самый образ тем же, чем он был прежде, она сообщает ему новое назначение и свежую окраску.
Назовем сознавание этих отношений, сопровождаю- щее в виде деталей данный образ, психическими оберто- нами.
![Борис Братусь - Русская, советская, российская психология [Конспективное рассмотрение]](/uploads/posts/books/196242/196242.jpg)
