Сергей Якуцени - Политическая экология
В наше время по миру ходит не меньше, а больше заразных болезней, чем в XIX в. Просто мы с ними уже умеем справляться.
Приспособившиеся к загрязнению
Вывод простой – все началось вовсе далеко не в XX в. Уже много столетий, всю историю цивилизации горожанин подвергался новому типу естественного отбора – на загрязнение. Жители Переднего Востока и Средиземноморья подвергаются ему уже несколько тысячелетий. Жители Европы (в том числе Руси) – две– три тысячи лет.
Цивилизация – это способность жить там, где воздух и вода отравлены самим человеком. По мнению некоторых ученых, человек X–XV вв. не мог бы и нескольких часов прожить в атмосфере современного города, есть нашу пищу, пить нашу воду. Проверить это можно будет только когда изобретут «машину времени», не раньше, но есть много оснований думать именно так.
Это касается и болезнетворных бактерий. В лесах и степях их не так много… А в жилищах людей, на улицах городов мы буквально дышим взвесью из возбудителей самых страшных болезней. И как-то не заболеваем, а если и болеем – не катастрофично.
Мы приспособились к жизни в среде, где в воздухе постоянно присутствуют возбудители опаснейших болезней. К жизни в зловонии. В среде, где легкие работают на половину мощности. Все, кто не смог приспособиться к этому – вымер. И продолжает вымирать, потому что едва исчезают прежние виды загрязнений, тут же появляются новые.
Сейчас появились новые формы загрязнений, которых не было у предков. Жизнь испытывает нас на способность обитать в среде, загрязненной радиоволнами, радиоактивными излучениями и химией. И что же? Люди становятся все менее восприимчивы к этим видам загрязнения (а кто не может приспособиться – вымирает).
На протяжении всей истории известно: из въехавших в город выживают не все. То есть мало кто умирает или вынужден вернуться назад (хотя есть и такие). Однако не все имеют жизнеспособных детей. Данные разные, точно никто не считал. Но, по разным сведениям, приспосабливаются к городской жизни не более 30–50 % сельских жителей. Остальных город отбраковывает, как не способных приспособиться.
Перспектива одна – все более жесткий отбор.
В одном фантастическом романе искусственные люди прекрасно могут жить при любом уровне загрязнения среды – хоть на помойке. А «естественные» – не могут и постепенно вытесняются в резервации, где специально для них среду поддерживают в привычном для них состоянии. Авось выживут хотя бы в заповедниках…
ГЛАВА 4. МИРОВАЯ СИСТЕМА ХОЗЯЙСТВА И ГЛОБАЛЬНАЯ ПЕРЕСТРОЙКА БИОСФЕРЫ
В глазах оленей призрачных
Горит, как дальний свет,
Та дикая Америка,
Которой больше нет.
Европа: потенциальный проводник основ мировой цивилизации
В традиционной европейской философии и науке считалось, что все страны и народы мира либо не развиваются и автоматически относятся к разряду «неисторических», либо развиваются по лекалу европейской культуры и являются «историческими» и «прогрессивными». Причем развитие по европейским параметрам считается магистральным и единственным путем социального прогресса. Некоей обязательной природной закономерностью общественного развития. Обоснование этого тезиса содержится в работах Георга Вильгельма Фридриха Гегеля63, его последователя Карла Маркса64, экономиста Уолта Уитмена Ростоу65 и оппонента Маркса, принципиального антигегельянца Карла
Раймунда Поппера66.
В действительности же все наоборот: именно Европа выглядит неким удачным исключением из общего правила. Уже античная цивилизация создала то, чего не было нигде и никогда: гражданское общество, разрушившее власть общины и корпорации. Власть с ограниченным диапазоном возможностей.
Обычно придают огромное значение развитию демократии… Но, во-первых, опыт истории показывает: демократия появляется там, где общество последовательно существует за счет других. Демократическое управление и идея общества равных – способ организации политики на самой вершине имперских систем. Или в небольших сообществах, члены которых хорошо знают друг друга. Во-вторых, в индоевропейском мире родилась идея, не менее важная для политики – идея ограниченной монархии67.
Европейская цивилизация – это и «самая осевая из осевых религий», христианство.
Рождение самой европейской культуры после веков упадка связывают с «наложением» осевой позднеантичной культуры на доосевую культуру «континентальных варваров»68.
Это вызвало колоссальный культурный шок, породивший «аэкологическую», «машинную», «механистическую» цивилизацию Запада.
Не случись завоевания Римской империи полудикими германцами и сарматами, вполне возможно, и не возникла бы западнохристианская цивилизация, прошедшая ряд изменений, ставшая основой для мировой цивилизации и породившая индустриальный мир69. Во всяком случае, именно эта цивилизация смогла выработать совершенно особые правила взаимодействия человека с окружающим пространством и вмещающей его средой и применить их на практике.
На наш взгляд, основными факторами успеха европейской культуры в создании и применении экологической политики являются следующие обстоятельства.
Первое. Европейская культура построена на крайнем (быть может, предельном для человеческой психики) усилении, в сравнении с другими культурами Земли, логического, рассудочного отношения к действительности.
Она постоянно требует от человека рационального отношения к действительности, выраженного в логических словесных конструкциях. В европейской культуре внелогические способы миропонимания – мистические, внечувственные, эмоциональные – рассматриваются как ущербные и второстепенные.
Об этом свидетельствует и возникновение академической культуры – европейских академий и университетов. Зачатки высшего образования и придворные сообщества книжников известны во всех сколько– нибудь развитых цивилизациях. Но только европейцы отделили в своей культуре особую субкультуру – академическую – для фиксации и трансляции именно позитивных, вербализованных знаний.
Наконец, специфика европейской цивилизации породила позитивистскую науку. Ее основой стал эксперимент и объективация накапливаемых сведений. Появилась возможность исследований пусть узких по своему предметному содержанию, но исключительно глубоких, накапливающих «все больше сведений о все меньшем». Кроме того, полученные знания должны приносить общественную пользу и быть доступными для заинтересованных членов общества.
Второе. Материальный мир рассматривается механистически, в виде набора взаимосвязанных схем и структур, которые только надлежит познать.
Механистическое отношение к миру естественным образом порождает механистические формы деятельности: технологизацию отношений к человеку, к обществу и особенно к природе вне человека. Из чего возникает два следствия.
Во-первых, между человеком и остальной природой естественным образом ставится машина. Природные и общественные феномены рассматриваются в виде машин. Природные процессы рассматриваются как процесс работы машины.
Уже с XIII столетия по западному миру прокатывается буквально вал изобретательства. Открытия, зачастую уже совершенные раньше в неевропейском мире, повторяются и мгновенно находят практическое применение (порох, очки, ветряные и водяные мельницы и т.д.).
С XIV–XV вв. европейская культура значительно превосходит любую из «не-западных» и даже любую возможную их коалицию по применению механизмов и по использованию различных источников энергии. К тому же времени относится появление башенных часов на ратушах.
В XVI–XVII вв. она выплескивается в мир, вооруженная уникальными, чрезвычайно эффективными парусными судами и навигационными инструментами, подзорными трубами, микроскопами, телескопами, ружьями и т.д.
Во-вторых, сам мир представляется в виде механизма. Задолго до рассуждений Галилео Галилея и Тихо Браге о «небесной механике», миниатюристы Средних веков рисовали картинки, на которых ангелы вращали механизмы, приводящие в движение звезды.
Мир становится машиной настолько, что механистично и само отношение к фундаментальным философским и физическим категориям – пространству и времени. Примечательно, что паровая машина Джеймса Уатта называлась современниками «философской машиной». Она раскрывала философию перехода энергии тепла в энергию движения.
Римляне делили сутки на 24 часа. Но на 12 равных частей разделялся каждый период между мраком и светом. Продолжительность дня и ночи изменяется на протяжении всего года – и точно так же менялась продолжительность римского часа в каждых сутках.
Точно так же в античной культуре нет четкого календаря, где каждый день года четко отнесен к определенной неделе, определенному месяцу.