Паул Вацлавик - Как стать несчастным без посторонней помощи
«Когда я пытаюсь освободиться от влияния другого человека, тот тоже делает попытку освободиться от моего влияния; когда я стремлюсь поработить другого, он стремится поработить меня. Здесь никоим образом нельзя говорить о каких-то односторонних отношениях с некоей вещью в себе, эти отношения обоюдны и переменчивы»[53].
Поскольку в любом «тайном сговоре», молчаливом соглашении предполагается, что другой по своему собственному желанию и выбору должен в точности соответствовать той роли, которая ему отводится, то в конце концов совершенно неизбежен уже описанный нами выше парадокс под названием «Будь самим собой! Веди себя непосредственно!».
2. Неотвратимость рокового исхода станет еще более очевидной, если мы рассмотрим вторую причину, по которой партнер может по собственному желанию взять на себя дополняющую роль и таким образом дать нам возможность в полной мере реализовать себя как личность, ощутить свою собственную «реальность». Эта причина связана с адекватным вознаграждением за оказанные услуги. Здесь немедленно приходит в голову пример проституции. Клиенту всегда хочется, чтобы дама отдавалась ему не просто ради денег, но и потому, что ей это «действительно» доставляет удовольствие. (Заметьте, с каким завидным постоянством перед нами вновь и вновь возникает эта замечательная, поистине магическая, концепция «реальности», «действительности».) Неудивительно, что только по-настоящему одаренным куртизанкам на деле удается пробудить и до конца сохранить эту зыбкую иллюзию. Что же касается менее талантливых представительниц этого древнего ремесла, то именно здесь-то и лежит первопричина, исходная точка последующего разочарования клиента. Но не будем, однако, ограничивать наши рассуждения проституцией в самом узком смысле этого слова; ведь, похоже, что разочарование неизменно возникает всякий раз, когда покой взаимоотношений, построенных на некоем молчаливом соглашении, «тайном сговоре», оказывается нарушен какими-то ожиданиями или требованиями партнеров. Ведь говорят же, что настоящий садист – это тот, кто отказывается помучить мазохиста. Проблема многих гомосексуальных связей заключается как раз именно в том, что один из партнеров рассчитывает добиться близости с настоящим, всамделишным, «реальным» мужчиной, тот же, как правило, либо сам оказывается гомосексуалистом, либо попросту не проявляет никакого интереса к развитию подобных отношений.
Чрезвычайно живую картину мира, построенного на таких вот молчаливых соглашениях и дополняющих ролях, дает в своей пьесе «Балкон» Жан Женэ. В суперборделе мадам Ирмы проститутки не только потрафляют любым сексуальным фантазиям клиентов, но и исполняют для них – за плату, разумеется – любую дополняющую роль, в которой те нуждаются для реализации своих сокровенных грез. В одной из сцен мадам Ирма проводит «инвентаризацию» своих клиентов: среди них оказывается два короля Франции, для которых были проведены по всей форме церемонии коронации и прочие пышные празднества; один адмирал, храбро стоявший на мостике тонущего судна; епископ, пребывающий в состоянии непрерывного религиозного экстаза; судья, допрашивающий вора; генерал верхом на боевом коне и многие-многие другие персонажи. (Напомним, что все это происходит в самый разгар революции, когда северная часть города уже находится в руках повстанцев.) Но даже та великолепная организация, которой удалось добиться в своем заведении мадам Ирме, не в состоянии полностью застраховать клиентов от неизбежных в таком тонком деле срывов и разочарований. Как легко догадаться, клиентам оказывалось не так-то просто освободиться – будь то бессознательно или специальным усилием воли – от мысли, что они сами оплачивают все эти шарады. Другая досадная помеха проистекала из того факта, что наемные партнерши не всегда могли – или же попросту не слишком старались – подыграть партнеру, то есть исполнять свои роли в точности так, как это было необходимо ему для воссоздания своей вожделенной «реальности». Возьмем к примеру следующий диалог между «судьей» и «воровкой».
«СУДЬЯ: Мое существование как судьи есть эманация твоего существования как воровки. Стоит тебе отказаться… нет-нет, не вздумай и вправду!.. так вот, стоит тебе отказаться быть тем, кто ты есть – то есть, тем, что ты есть, а значит, и тем, кто ты есть, – и я перестаю существовать… исчезаю, испаряюсь. Лопаюсь, как мыльный пузырь. Превращаюсь в дым. В ничто. Отсюда следует, что источник добродетели… Ах, о чем это я? К чему все это? Ты ведь не откажешься, не правда ли? Ты не откажешься быть воровкой? Это было бы очень дурно с твоей стороны. Я бы сказал, даже преступно. Ведь тогда ты сделаешь невозможным и мое существование! (С мольбой в голосе.) Скажи же мне, малышка, скажи, любимая, ты ведь не откажешься?
ВОРОВКА: (С кокетством.) Кто знает?
СУДЬЯ: Что? Что ты такое сказала? Я не ослышался? Ты действительно могла бы отказаться? Тогда говори, где это произошло. И напомни мне еще раз, что ты стащила.
ВОРОВКА: (Резко и сухо, слегка приподнимаясь со стула.) Ни за что!
СУДЬЯ: Ну скажи где! Не будь же такой жестокой…
ВОРОВКА: Пожалуйста, перестаньте мне тыкать!
СУДЬЯ: Ах! Мадмуазель… Мадам! Прошу вас! (Падает на колени.) Видите, я вас просто умоляю! Вы только подумайте, в какое унизительное положение вы меня ставите – добиваться, чтобы тебе дали возможность быть судьей! Только представьте, что бы с нами было, если бы на свете не осталось ни одного судьи, этак можно дойти до того, что исчезнут и все воры».
В конце пьесы мадам Ирма, вконец утомленная после многотрудной ночи, обращается к зрителям со следующими словами: «Ну, а теперь вам пора расходиться по домам; можете не сомневаться, что там вас ждет ничуть не меньше фальши, чем у нас…»[54]. И она гасит свет. Где-то совсем рядом раздается угрожающая пулеметная стрельба.
Глава 13
ОХ УЖ ЭТИ ИНОРОДЦЫ!
Как почти всякая горькая истина, последнее замечание мадам Ирмы вряд ли способно привлечь к ней большие зрительские симпатии. Кому приятно слышать, когда ему напоминают о фальшивых сторонах его личной жизни? Ведь наша собственная жизнь, наш собственный мир считается миром истинным и праведным; все же странности, ненормальности, иллюзии, обманы и разочарования проистекают из совсем другого мира или, вернее, из миров других людей. И отсюда можно извлечь уйму полезных вещей для тех, кто учится быть несчастным без посторонней помощи.
Я вовсе не собираюсь – да и не обладаю нужной компетенцией – разглагольствовать здесь на широко дискутируемую тему, почему это между гражданами той или иной страны и проживающими там представителями этнических меньшинств постоянно возникают какие-то конфликты. Эта проблема явно приобрела универсальный характер: возьмите, к примеру, положение мексиканцев, вьетнамцев или гаитян в Соединенных Штатах Америки, североафриканцев во Франции, уроженцев индо-пакистанских земель в Африке, итальянцев в Швейцарии, жителей турецкого происхождения в Западной Германии, не говоря уже об армянах, курдах, друзах, шиитах и многих-многих других. Полный перечень получился бы слишком длинным, чтобы поместить его на страницах этой книжки.
Сформировать в себе стойкое предубеждение в отношении людей другой национальности совсем не трудно, достаточно разок-другой столкнуться с ними лично или даже просто понаблюдать со стороны, причем для этого вовсе не обязательно покидать пределы родной страны – немало поводов для конфликтов можно легко найти и у себя дома. Когда-то считалось, что отрыжка во время еды или после застолья – дань уважения гостеприимству и щедрости хозяев; теперь это уже давно утратило свой первоначальный смысл и, как известно, перестало служить признаком хорошего тона повсюду, кроме отдельных арабских регионов. А знаете ли вы, что за японским столом чавкать, причмокивать губами или с громким присвистом втягивать сквозь зубы воздух и по сей день считается доказательством деликатного воспитания? Или, например, что вы можете нажить себе серьезных врагов, если осмелитесь в Центральной Америке, описывая внешность какого-нибудь человека, показать его рост совершенно естественным и привычным для нас жестом, то есть отмерить нужное расстояние от земли горизонтальным движением ладони? Подобный жест позволителен там лишь в том случае, когда речь идет о каких-нибудь представителях животного мира.
Кстати, раз уж мы заговорили о Латинской Америке, то вы, возможно, знаете или уж по крайней мере слышали о таком феномене, как «латинский любовник» – идеальное воплощение мужской силы и мужественности. В сущности, это, как правило, милейший человек с вполне уживчивым и совершенно безобидным характером, и его роль прекрасно вписывается в более широкий социальный контекст латиноамериканских культурных традиций, которые и по сей день остаются весьма строги в вопросах морали и нравственности. Я хочу сказать, что в так называемом приличном обществе до сих пор – во всяком случае, в соответствии с официально принятой точкой зрения – существуют довольно жесткие пределы дозволенных добрачных любовных приключений. Такая установка позволяет пресловутому «латинскому любовнику» безудержно расточать направо и налево страстные признания и томные вздохи, идеально дополняя тем самым традиционное поведение прекрасных латинянок, внешне пылких и чувственных, но абсолютно не склонных спешно вознаграждать преданность своих воздыхателей. Неудивительно поэтому, что латиноамериканские народные песни – и прежде всего исполненные чарующей ностальгии «болеро» – без устали воспевают то муки безнадежной, безответной любви, то роковую разлуку, внезапно преградившую возлюбленным путь к счастью, то душераздирающее великолепие знаменитой ultima noche, первой и в то же время безвозвратно последней ночи любви. Вдоволь наслушавшись подобных песен, менее романтичный и не склонный к сентиментальности чужеземец рано или поздно начнет задавать себе вопрос: неужели это все, что могут позволить себе бедные влюбленные? И, за весьма редким исключением, ответ на этот вопрос оказывается – увы! – положительным.
