Филипп Зимбардо - Застенчивость
Стоит нашим родителям, друзьям, нашим братьям и сёстрам, даже нашим врагам утвердиться во мнении о том, каковы мы есть, как они начинают удерживать нас от каких-либо перемен. Даже с нашими недостатками они готовы мириться, лишь бы мы придерживались определённой линии поведения, «были бы самими собой». Так чужой сценарий часто определяет, какими нам быть.
Прекрасной иллюстрацией того, как человеку навязывают чужие ожидания, служит следующее письмо, адресованное ведущему раздела житейских советов в газете «Сан-Франциско Кроникл»:
…Мой муж — это почти само совершенство. Мы женаты уже три года и прекрасно ладим, но у нас есть одна проблема. На людях Нортон всегда молчит. Я стараюсь его оправдывать: «Нортон сегодня устал» или «Нортон неважно себя чувствует». Когда мы остаёмся вдвоём, с ним все в порядке, а в компании он замыкается. Меня все спрашивают, нормальный ли он. Что вы посоветуете ему? Или мне?
Жена Нортона
Ответ: Постарайтесь объяснить Нортону, что замкнутость часто воспринимается как недружелюбие и, чтобы нравиться людям, надо быть более общительным. Но не будьте в своих поучениях слишком настойчивы. Возможно, он просто застенчив, и если на него надавить, то он ещё более замкнётся.
Всех беспокоит Нортон. Он необщительный, недружелюбный и, вообще, слегка не в своём уме. Он замкнутый и, «возможно, застенчивый». Все это — Нортон. На самом же деле все, что мы о нем знаем, так это то, что он не столь разговорчив в компании, как того хотелось бы его жене. Он не удовлетворяет её ожиданий и этим её огорчает. Но прежде чем давать какие-либо советы по поводу проблемы Нортона, надо быть уверенным, что это не проблема его жены. К примеру, такая:
Возможно, Нортон столь же молчалив и наедине с женой. Когда они оказываются в компании, он не меняется. Меняются ожидания его жены. Возможно, в компании меняется сама жена Нортона — она становится излишне разговорчивой или ведёт себя так, что повергает мужа в смущение. Поэтому он замыкается.
Возможно, Нортону не по душе приятели жены, но он по-джентльменски скрывает это и скрепя сердце сопровождает её в гости.
Возможно, разговоры в компании друзей миссис Нортон мистеру Нортону неинтересны или же он ничего не смыслит в предмете разговора. Молчание в этом случае есть способ «сохранить лицо» (или не смущать свою претенциозную жену). Возможно, в молчании Нортона проявляется его неприятие пошлости застольной беседы.
И кстати, почему Нортону никто прямо не скажет, что он о нем думает? Последним по счету, но не по значению можно считать такой вариант, согласно которому застенчивость Нортона всех устраивает. Зачем его жене понадобилось писать в газету? Не для того ли, чтобы получить подтверждение диагноза «застенчивый»?
Нередко родители используют подобное давление на своих детей, «заставляя» их стать застенчивыми, а потом теряясь перед лицом проблемы, которую создали своими руками.
Застенчивость и школаЧтобы нормально расти и развиваться, ребёнку необходимо чувство доверия и защищённости в его отношениях с внешней средой. Для этого он должен жить в условиях, до известной степени предсказуемых, но в то же время достаточно гибких, чтобы иметь возможность исследовать, экспериментировать, сталкиваться с незнакомыми ситуациями.
… Доброжелательный и понимающий учитель должен помочь ребёнку научиться разделять с другими пространство, игрушки, чувства и внимание, налаживать отношения в группе сверстников.
Программа детского сада Бинга, Пало Альто, Калифорния.
Этот идеал дома и школы представляет собою рецепт предупреждения застенчивости. Все дети нуждаются в ощущении защищённости. Они должны чувствовать, что дом и школа — это надёжные безопасные места, где их ценят, с их мнением считаются и где их своеобразие и индивидуальность поощряются. Дом и школа должны защищать от тревоги, а не провоцировать возникновение неуверенности в себе. Они должны служить своеобразными источниками энергии, где ребёнок заряжается силой бескорыстной любви и постигает силу знания.
Для застенчивого школа — прекрасное убежище, если учитель безразличен к тому факту, что ребёнок намеренно уклоняется от каких бы то ни было проявлений своего Я, а не просто является пассивным. Беседы с учителями младших классов подтвердили то, что было выявлено ранее в нескольких исследованиях, а именно: школьные учителя в целом не воспринимают застенчивость своих учеников. Не было найдено никаких совпадений в самооценках детей и оценках, даваемых педагогами. Когда я просил учителей показать мне тех учеников, которых они считали застенчивыми, некоторые отвечали, что таких у них просто нет. Но были и такие, кто мог распознать некоторых из учеников, страдавших застенчивостью. Те учителя, которые сами были застенчивы, называли большее количество застенчивых учеников, то есть они в большей мере осознавали, кто из детей застенчив.
Мерилин Робинсон, одарённый педагог, ясно осознает, какую проблему представляет застенчивость для её учеников, а также какую роль может сыграть школа, усугубляя эту проблему.
Застенчивые дети боятся двигаться и танцевать под музыку. Если кому-нибудь из них задать вопрос, то ответ едва можно расслышать, впрочем, этот ответ чаще всего — «Не знаю». Они боятся петь, говорить, вообще боятся сделать что-нибудь неправильно. Они сидят и ждут, пока кто-нибудь не подойдёт к ним и не предложит поиграть. Если этого не происходит, они выдумывают себе какую-нибудь болячку и пристают с этим к воспитателю.
То, что все наше общество, в том числе родители, придаёт очень большое значение школьным отметкам и особенно навыкам чтения у детей, заставляет детей чувствовать себя менее уверенно и получать меньшее удовольствие от жизни. Поскольку считается, что очень важно научиться читать, те, кто не преуспел в этом с самого начала, по сути, становятся узниками наших школ.
Возьмём, к примеру, историю Джей Джей.
Джей Джей был милым живым ребёнком, когда поступил во II класс. Он происходил из бедной семьи и плохо говорил по-английски. Когда он учился в I классе, то попал в слабую группу. В нашей школе в ту пору детей делили на слабых, средних и сильных, к моему великому огорчению. Я пыталась доказать руководству, что это положение надо менять. Но кончилось тем, что слабая группа была поручена именно мне. У меня были большие планы относительно того, как повысить самооценку детей и сделать их хорошими учениками. Однако детям скоро открылось, что они отнесены к разряду слабых и почти нет надежды что-либо в этом изменить.
Джей Джей постоянно был объектом насмешек из-за того, что он в слабой группе. Но он все равно трудился усердно. Шли годы, а он продолжал оставаться среди слабых. Действительно, если однажды на тебя навесили такой ярлык, трудно потом чего-то добиться.
Джей Джей был отличным спортсменом. Это шло ему на пользу до той поры, как его сверстники стали быстро расти, а он так и оставался низкорослым. В средней школе спортивные занятия превратились в настоящие соревнования, и команды были укомплектованы крупными ребятами. Мальчики невысокого роста, и среди них Джей Джей, для «настоящего» спорта не годились.
Сейчас Джей Джей в VIII классе. Он все более преуспевает в подростковых играх в бандитов, в школьном туалете его можно застать за игрой на деньги, и не исключено, что кончит он плохо — тюрьмой.
«Будь Джей Джей более способным, самоутверждение не было бы для него такой проблемой!» Сказать так — значит совершить ошибку, поскольку даже для многих одарённых учащихся интеллект как мера их достоинства с каждым учебным годом обесценивается. Пусть в 1 классе ты преуспел, но наступает время поступать в старшие классы, затем в колледж, в высшую школу, на работу и т. д. На каждой ступени продвигаются вперёд наилучшие, но и из них половина впоследствии отсеется, не попав во все сужающийся круг «элиты». Когда достоинство человека определяется в его сравнении с другими, а ставки всё растут, невольно начинаешь опасаться, что вдруг выяснится твоя несостоятельность.
Помню, в школе № 25 г. Нью-Йорка, где классным руководителем в нашем VI классе была миссис Гэйни, каждая пятница превращалась в день подведения итогов. Утром нам давались задания, в обед она их проверяла (интересно: когда же она обедала?). После перемены мы забирали свои пожитки со «старых» мест и выстраивались по периметру классной комнаты. Мы ждали, для кого ударит набат, а для кого — литавры. По сумме полученных нами оценок каждому ученику присваивался номер от первого до тридцатого, и соответственно мы рассаживались на новые места. Лучшие размещались на первом ряду слева направо. Среди этих вундеркиндов всегда царило напряжение: сохранят ли они свои вожделенные места, не придётся ли передвинуться подальше от места номер один в ряду номер один. Это была также проблема соревнования полов: обгонят мальчишки на этот раз Джоанн или же девчонки сохранят своё первенство?
