Роберт Грин - 33 стратегии войны
Во время Второй мировой войны, когда немцы производили воздушные налеты на Лондон, психологи заметили: если бомбежки были частыми и регулярными, горожане к ним как будто привыкали — они не обращали внимания на шум, дискомфорт и разрушения. Но как только бомбардировки приобретали иной характер, становились более редкими, непредсказуемыми, страх переходил в ужас. Куда труднее справиться с неопределенностью того, чему еще только предстоит случиться.
Закон войны и стратегии гласит, что в попытках достичь преимущества можно прибегать к чему угодно и пробовать самые разные способы. И так уж случилось, что некоторые люди посчитали возможным использовать террор в качестве стратегии, видя, насколько сильное воздействие производит запугивание на противника, да и вообще на других людей. Люди — хитроумные, изобретательные создания, они легко приспосабливаются ко всему. Парализовать их волю, лишить способности трезво мыслить означает вызвать неуверенность, замешательство и неуправляемый страх.
Мастерами разрушительных действий, намеренно производимых с целью запугивания, были монголы. Они неслись, как ураган, сметая все на своем пути, ровняя с землей целые города, наводя ужас на жителей. Страшные, леденящие душу истории о монгольских ордах летели впереди, распространяясь с удивительной скоростью. Кочевники еще только приближались к городу, а среди жителей уже начиналась паника — они ожидали самого худшего. Очень часто монголам объявляли о сдаче города без боя — а это означает, что их цель была достигнута. Сравнительно небольшая армия вдали от дома не могла позволить себе длительных осад или затяжных войн.
Такое стратегическое запугивание применяют и в политических целях, для того чтобы сплотить группу или нацию. В 1792 году Французская революция набирала обороты и выходила из-под контроля. Иностранные армии готовились к вторжению во Францию; страна была безнадежно раздроблена. Радикалы, возглавляемые Робеспьером, решили противостоять этой опасности, объявив войну «умеренным», провозгласив царство террора. Тысячи людей, обвиненных в содействии контрреволюции, отправляли на гильотину. Никто не знал, чья очередь наступит следующей. Хотя радикалов было сравнительно немного, с помощью страха и этой неопределенности им удалось парализовать волю и решимость своих противников. Парадоксально, что царство террора — а именно ему обязаны своим происхождением слова «терроризм» и «террорист» — позволило достичь определенного уровня стабильности в стране.
Хотя к террору как стратегии могут прибегать и большие армии, и даже целые государства, с наибольшей эффективностью его используют малочисленные группировки. Причина проста: применение террора, как правило, подразумевает готовность к расправе над невинными гражданами во имя великого блага и каких-то стратегических целей. Как правило, за редкими исключениями, такими как монголы, военачальники не испытывали желания идти на подобные меры. Руководители государства, практикующего массовый террор по отношению к собственному населению, выпускают джинна из бутылки и порождают хаос, справиться с которым впоследствии будет весьма трудно. Но перед малочисленными группами такие проблемы не возникают. Их так немного, что и речи не может быть о развязывании военной кампании или даже о ведении партизанской войны.
Террор — это их единственная стратегия, крайняя мера. Они имеют дело с превосходящим их силой противником — положение нередко бывает отчаянным. При этом у них, как правило, имеется общее дело, некая идея, которой они фанатично преданы, ради которой способны на все. Этические доводы тускнеют в сравнении с этой идеей. А творить хаос — часть их стратегии.
На протяжении многих столетий терроризм был ограничен в выборе средств: меч, нож, ружье, все орудия индивидуального уничтожения. Затем, в XIX веке, произошло событие, положившее начало терроризму в той его форме, которую мы видим сегодня.
В конце 1870-х годов группа русских радикалов-революционеров, «Народная воля», стала изготавливать бомбы для борьбы с царским режимом. Из соображений конспирации они не принимали новых членов в свой небольшой кружок, одевались скромно и неприметно, ничем не выделялись из толпы. Меры, которые принимали против них, оказывались недейственными. В 1880 году, после нескольких удачных покушений на членов правительства, народовольцам удалось взорвать бомбу в Зимнем дворце, царской резиденции в Санкт-Петербурге. На следующий год была предпринята еще одна попытка покушения, в результате которой был убит император Александр II. Правительство ответило репрессиями и ужесточением режима, превратив Россию в настоящее полицейское государство. Тем не менее в 1887 году Александр Ульянов — родной брат Владимира Ленина и народоволец — вместе с товарищами готовил покушение на Александра III.
Ульянов был арестован, «Народная воля» прекратила свое существование, но группа уже совершила нечто, что наложило отпечаток на всю последующую историю человечества: она подняла волну терроризма во всех концах света, включая и Соединенные Штаты, где анархистами были убиты президенты Джеймс Гарфилд в 1881 году и Уильям Мак-Кинли в 1901 году. «Народная воля», можно сказать, дала рождение всем основным элементам современного терроризма. Благодаря усилиям народовольцев окончательно вырисовалось лицо современного терроризма. Группировка полагала, что бомбы предпочтительнее ружей и кинжалов, поскольку производят больший эффект и способствуют более сильному устрашению. Народовольцы верили, что если убьют достаточное количество губернаторов и министров, а тем более уничтожат самого царя, то режим не устоит, он рухнет в бесплодных попытках защитить себя. Даже реакция и репрессии играли, по сути дела, на руку террористам, вызывая глухое недовольство, ведущее в итоге к страстно желаемому ими событию — революции. Тем временем о «бомбистах» писали в газетах, косвенно способствуя популяризации их идей и привлекая на сторону народовольцев сочувствующих во всем мире.
«Народная воля» целилась в правительство, но с готовностью шла на то, чтобы в результате терактов погибали и обычные люди. Падение царского режима, считали они, стоит нескольких жизней, к тому же бомбы наносят меньший урон, чем их кровавая альтернатива — гражданская война. Зато «Народная воля» покажет всем, что царизм — вовсе не тот несокрушимый монолит, каким он себя представляет: царизм уязвим, с ним можно совладать. Члены группировки осознавали, что рано или поздно режим уничтожит их, но готовы были умереть за свои идеи.
Народовольцы поняли, что с помощью одного, в общемто малозначительного события, взрыва бомбы, можно запустить цепную реакцию: страх, вызванный у властей, приводит к ужесточению режима и репрессиям, это приносит известность группировке террористов, вызывает симпатии к ним в обществе и усиливает непопулярность правительства, следствием становится дальнейший рост радикализма, а это ведет к новому витку репрессий — и этот цикл многократно повторяется по нарастающей, приводя в итоге к революционной вспышке. «Народная воля» была небольшой и довольно слабой организацией, и все же простые, но эффектные акты насилия давали ей возможность сеять хаос, создавая у общества и власти обманчивое впечатление мощи. На самом деле ее слабость и малочисленность придавали своеобразную остроту, пьянили: государство, не считаясь с невероятными затратами, использовало тысячи агентов и полицейских, чтобы справиться с небольшим, однако именно благодаря этому мобильным и неуловимым кружком, на стороне которого были такие преимущества, как быстрота, неожиданность и непредсказуемость. Мало того что преследование властей придавало террористам ореол героев — из-за неравного соотношения сил сражаться с ними было почти невозможно.
Подобная асимметрия подводит войну к ее крайнему выражению: горстка людей ведет военные действия против огромной силы, несметных полчищ, используя свою малочисленность и убежденность как род оружия. Причина, по которой терроризм столь привлекателен для многих и так могуществен, заключается в том, что террористы в случае поражения теряют неизмеримо меньше по сравнению с противостоящими им армиями, в случае же успеха они добиваются многого.
Часто приходится слышать, что террористы, подобные народовольцам, обречены на поражение: способствуя введению жестких репрессий, они играют на руку властям, которые могут воспользоваться неясной — и необязательно реальной — угрозой, чтобы ужесточить режим в стране. Но это рассуждение не учитывает их истинные цели и неверно трактует терроризм. Народовольцы вызвали сочувствие и интерес к своим идеям у миллионов русских, а их методам начали подражать во всем мире. К тому же им удалось всерьез расшатать царский режим. Руководство страны реагировало неумными деспотичными мерами, репрессиями, тогда как нужно было начинать реформы в стране — только этим царизм еще мог продлить свое существование. Подавление же свобод, репрессии привели к образованию новых революционных организаций, а впоследствии, как мы знаем, и к развитию коммунистического движения.
