Ролло Мэй - ОТКРЫТИЕ БЫТИЯ
Давайте повторимся, чтобы избежать неверного толкования, и еще раз отметим, что принцип истины как отношения не означает ни малейшего намека на избавление от важности определения, является или не является что-то объективной истиной. Дело не в этом. Кьеркегор не был сбит с толку субъективистами или идеалистами; он раскрыл субъективный мир, не потеряв объективности. Конечно, человек должен иметь дело с реальным, объективным миром; Кьеркегор, Ницше и их единомышленники воспринимали природу с большей серьезностью, нежели многие, именующие себя натуралистами. Скорее всего, дело в том, что для человека значение объективного (или вымышленного) факта зависит от того, как он относится к нему; нет экзистенциальной истины, которая не включала бы в себя отношения. Обсуждение с объективной стороны секса, например, может быть интересным и приносить пользу; но как только затрагивается конкретный человек объективная истина зависит от значения отношений между данной персоной и ее половым партнером, а пренебрежение этим фактором приведет не просто к отклонению от исследования, а к неспособности видеть реальность.
Более того, сформулированный Кьеркегором подход предвосхищает концепцию "участвующего наблюдения" Салливана и других, кто акцентирует значимость терапевта в отношениях с пациентом. Таким образом, тот факт, что терапевт реально принимает непосредственное участие в этих взаимоотношениях и составляет единое целое с "полем своей деятельности", не ослабляет прочных позиций его научных наблюдений. В самом деле, мы можем утверждать, что пока терапевт не станет реальным участником в этих отношениях, и пока не начнет это сознавать, он будет не в состоянии со всей ясностью распознать то, что в действительности происходит.
Последствием этого "манифеста" Кьеркегора явилось наше освобождение от традиционной доктрины ограничивающей, противоречащей самой себе, и, безусловно, для психологии часто деструктивной; мы, по меньшей мере, принимаем участие в ситуации, можем более ясно осознать истину. Присутствия данной доктрины было, очевидно, достаточно для существования противоположного отношения между участием и нашей способностью беспристрастно наблюдать. И эта догма стала так надежно оберегаться, что мы не обратили внимания на то, что ясно под ней подразумевалось, а именно: тот с наибольшим успехом обнаружит истину, кто ни капли в ней не заинтересован! Никто не станет оспаривать очевидный факт, что разрушительные эмоции влияют на восприятие человека. В этом смысле не требует доказательства, что по этой причине любой участник терапевтических отношений или же всякий, кто ведет наблюдение за другими, должен очень хорошо прояснить особенности своих эмоций и свое участие в данной ситуации.
Но проблема не может быть решена через отделение субъекта или абстракцию. Если мы стремимся исчерпать свое участие всеми возможными способами, то действительность, в которой пребывает человек перед нами, рассеивается на наших глазах. Терапевт может прояснить отношения с пациентом только при полной осведомленности относительно экзистенциальной ситуации; это подлинные, живые отношения. 7 56 Когда мы имеем дело с людьми, то истина не существует в реальности сама по себе; она всегда зависит от реальности непосредственных отношений.
Другой важный вклад Кьеркегора в динамическую психологию состоит в том, что он подчеркивал необходимость заинтересованности. Это следует из аспектов, на которых мы останавливались выше. Истина становится реальностью только тогда, когда человек приводит ее в действие, которое включает в себя и действие в его собственном сознании. Основной смысл позиции Кьеркегора в том, что мы не можем даже увидеть заслуживающую особого внимания истину, пока человек не проявляет заинтересованности. Каждому терапевту хорошо известно, что пациенты способны до второго пришествия говорить о своих проблемах теоретически и отвлеченно, при этом реально их это не задевает; на самом деле, в особенности при работе с мыслящими, склонными к интеллектуализации пациентами, эта самая говорильня, которая сокрыта под маской независимого и беспристрастного исследования происходящего, зачастую представляет собой защиту от способности видеть истину и от своей заинтересованности, а также, несомненно, от собственных жизненных сил.
Подобная речь пациента не поможет ему добраться до реальности до тех нор, пока у него не будет возможности на личном опыте испытать то, на чем он непосредственным образом и абсолютно зациклен. Это часто выражается в правиле "о необходимости вызвать у пациента чувство тревоги".
Тем не менее, я уверен, что это слишком упрощенная и неполная постановка вопроса. Более существенно то, что пациент должен обнаружить или раскрыть в своем собственном личном опыте некоторые моменты собственной заинтересованности даже прежде, чем сможет позволить себе видеть истинное содержание того, что он делает. Это именно то, что Кьеркегор вкладывал в понятия "сильного душевного волнения" и "заинтересованности", в противовес объективному равнодушному наблюдению.
Одним из результатов этой потребности в заинтересованности является общеизвестное явление: экспериментируя в лабораторных условиях, мы не можем добраться до глубинных уровней проблем человека; только когда непосредственно сам человек надеется на избавление от страданий и безысходности и на получение помощи в решении своих проблем, он пойдет на этот болезненный процесс изучение своих иллюзий и снятие защит и рационалистических обоснований.
Ницше
Ну а теперь мы поговорим о Фридрихе Ницше (1844-1900). По складу своего характера он очень сильно отличался от Кьеркегора, который родился на сорок лет раньше его, и рассматривал культуру девятнадцатого века совершенно иначе. Ницше никогда не читал работ Кьеркегора; Брандс, друг Ницше, за два года до смерти ученого обратил его внимание на известного датчанина, по для Ницше было уже слишком поздно знакомиться с работами его предшественника, которые при поверхностном рассмотрении содержали много отличий, но по многим важным аспектам в них можно было найти очень много общего. Работы этих философов отражали основные аспекты появления экзистенциального подхода в жизни человека. Именно этих философов часто цитируют как мыслителей, которые наиболее точно распознали и предсказали психологическое и духовное состояние западного человека в двадцатом веке. Нищие, так же, как и Кьеркегор, не был сторонником антирационализма, равно как было бы неправильным относить его к "философам, делающим акцент на чувствах" или миссионерам, "призывающим вернуться назад к природе". Он выступал не против разума, а против чистого разума, а также был противником бессодержательных, фрагментарных, рационалистических форм, в которых это понятие тогда выражалось. Он, опять же подобно Кьеркегору, стремился сделать рефлексию настолько полной, насколько это возможно, чтобы обнаружить реалии, лежащие в основе как разума, так и абсурда. Поскольку рефлексия прежде всего является обращением к себе, отражением себя, то для человека существующего важно понять, что он таким образом отражает. В противном случае рефлексия лишает человека его жизненных сил. 8 57 Ницше, как и его последователи психологи, занимающиеся исследованием бессознательного стремился показать пределы существования бессознательного, иррациональных источников силы и величия человека, а также его болезненности и саморазрушения.
Другим важным связующим звеном между этими двумя философами и психологией, занимающейся исследованием бессознательного, является то, что они показали огромную глубину самосознания. Они понимали, что самая разрушительная утрата в их культуре, направленной на изучение объекта, это утрата человеком сознавания самого себя. Именно эта утрата впоследствии нашла свое выражение в символах Фрейда, а точнее в определении слабого и пассивного Эго, которое "существует за счет Ид, лишившись собственных определяющих направление сил". 9 58 Кьеркегор писал о том, что "чем больше сознавания, тем больше личности". Это утверждение мы встречаем через сто лет у Салливана в другом контексте. Фрейд описывал цель своего метода как расширение сферы сознания: "там, где есть "Ид", должно быть и "Эго".
Но, учитывая время, в которое им довелось творить, Кьеркегору и Ницше не удалось избежать трагических последствий всей глубины своего самосознавания. И тот, и другой были одиноки, были в высшей степени нонконформистами, познавшими тревогу, отчаяние и изоляцию. Поэтому они могли рассуждать, основываясь непосредственно на тех психологических кризисах, которые им лично довелось пережить. 10 59
