Мариано Сигман - Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения
Цикличное обновление наших надежд по понедельникам и в канун Нового года толкает нас на взлом этой системы обучения. Если мозг не сигнализирует о диссонансе, о том, что реальность оказывается хуже, чем мы ожидали, наши надежды рождаются без остановки. Бывает ли такое? Если да, то как это происходит? Можно ли считать это тайным даром оптимистов?
На эти вопросы ответил сравнительно простой эксперимент, проведенный британским нейропсихологом Тали Шарот. Она предлагает людям оценить вероятность разных неприятных событий. Какова вероятность умереть до шестидесяти лет? Как насчет развития дегенеративного заболевания? А автомобильной аварии?
Значительное большинство опрошенных считают вероятность того, что с ними случится что-то плохое, более низкой, чем показывает статистика. Иными словами, когда мы пытаемся оценить наши риски – не считая воздушных перелетов и насилия в городской среде, – то почти всегда оказываемся оптимистами.
Но самое интересное происходит, когда наши убеждения не совпадают с реальностью. К примеру, участникам предлагали оценить свои шансы заболеть раком, а потом сообщали, что средняя вероятность такого исхода для них близка к 30 процентам.
Согласно модели ошибки предсказания, люди должны воспользоваться такой информацией для изменения своих убеждений. Именно так и происходит, когда большинство людей узнает, что дела обстоят лучше, чем они полагали. Те, кто верил, что вероятность заболеть раком для них выше, изменили свою оценку на близкую к реальности. Например, если они давал оценку в 50 процентов, при последующих опросах говорили примерно о 35 процентов.
Но – в том-то и парадокс! – участники, которые оценивали вероятность заболеть раком ниже, чем на самом деле (например, менее 10 процентов), практически не корректировали свои убеждения. При последующих опросах, когда они уже знали неутешительную новость о тридцатипроцентной вероятности, их оценки изменялись всего на 1–2 процента и составляли 11–12 процентов. Иными словами, если люди узнают, что правда хуже, чем они думали, они почти не меняют прежних убеждений.
Что же происходит в головном мозге? Каждый раз, когда мы узнаем желательную или благоприятную информацию, активируется группа нейронов в небольшом участке префронтальной коры левого полушария, называемом нижней лобной извилиной. С другой стороны, когда полученная инфомация нежелательна, активируется соответствующая группа нейронов в правом полушарии. В этих двух областях существует некое равновесие между хорошими и плохими новостями, и у него есть две особенности. Первая состоит в том, что мы гораздо больше сосредоточиваемся на хорошем, чем на плохом, что порождает склонность к оптимизму. Вторая, наиболее интересная особенность заключается в том, что крен в сторону хороших новостей у одних людей выражен сильнее, чем у других. Это проливает свет на природу оптимизма.
Активация нейронов в нижней лобной извилине левого полушария сходна у всех людей, когда они обнаруживают, что дела обстоят лучше, чем они ожидали. Тот же процесс в нижней лобной извилине правого полушария (когда мы узнаем, что дела обстоят хуже) варьирует в широких пределах. У наиболее оптимистичных людей он сведен к минимуму, как будто они в буквальном смысле закрывают глаза на плохие новости. С пессимистами происходит обратное: активация усиливается, преувеличивая и умножая воздействие негативной информации. Различие между оптимистами и пессимистами с точки зрения биологии заключается не в способности ценить хорошее, а в умении игнорировать и забывать плохое.
К примеру, многие матери лишь смутно помнят боль, которую они испытывали во время родов. Такая избирательная забывчивость красноречиво иллюстрирует механику оптимизма. Если бы воспоминания о боли были отчетливее, наверное, у нас было бы гораздо больше семей с одним ребенком. Нечто похожее происходит с новобрачными: никто из них не верит в возможность развода. Но согласно статистике, вероятность развода составляет от 30 до 50 процентов, в зависимости от времени и места. Разумеется, тот момент, когда люди клянутся в вечной любви – что бы ни означала эта «вечность», – крайне неподходящее время для размышлений о статистике человеческих отношений.
Выгоды и издержки избыточного или недостаточного оптимизма вполне осязаемы. Существуют интуитивные доводы в пользу наивного оптимизма, так как он служит движущей силой активных действий, предприимчивости и инноваций. Без оптимизма мы бы никогда не высадились на Луну. Оптимизм в бытовом смысле также ассоциируется с хорошим здоровьем и более полноценной жизнью. Поэтому мы можем считать его своего рода «маленьким безумием», которое подталкивает нас к немыслимым поступкам. Его оборотная сторона, пессимизм, приводит к бездействию, а в хронических случаях – к депрессии.
Но есть также веские основания воздерживаться от излишнего оптимизма, когда он подталкивает нас к рискованным и ненужным решениям. Убедительные статистические данные, связывающие риск автомобильных аварий с состоянием опьянения, разговорами по мобильному телефону или пренебрежением ремнями безопасности, продолжают накапливаться. Оптимисты знают об этих рисках, но ведут себя так, будто они неуязвимы. Они считают себя статистическими исключениями, но разумеется, это неправда; если бы мы все были исключениями, то правил бы не существовало. Неоправданный оптимизм приводит к необратимым последствиям, которых можно избежать.
Одиссей и синдикат личностей
Повседневный пример чрезмерного оптимизма – наши ощущения, когда мы просыпаемся поутру. Время перед сном часто бывает наполнено оптимистичными ожиданиями: мы собираемся встать пораньше и, допустим, сделать зарядку. Это искреннее желание, и мы верим, что оно пойдет на пользу нашему здоровью и физической форме. Но, если не считать «жаворонков», на следующее утро перед нами разворачивается совершенно иная картина. Тот человек, который вчера принял решение рано встать, куда-то исчезает. В семь утра нас охватывает сладкая дремота и гедонистическое желание еще поваляться в постели.
Границы личности размыты. Точнее говоря, каждый из нас образует синдикат из нескольких личностей, которые в разных ситуациях проявляют себя по-разному и иногда противоречат друг другу. Среди членов синдиката имеется две крайности: смелый гедонист, который игнорирует риски и будущие последствия (оптимист), и меланхолик, который мучительно обдумывает риски и последствия (пессимист). Эта динамика особенно четко проявляется в двух обстоятельствах: при некоторых неврологических и психиатрических патологиях и во время полового созревания.
Склонность игнорировать риск возрастает при активации прилежащего ядра[34] лимбической системы, отвечающего за переживание гедонистического удовольствия. В ходе эксперимента, шокировавшего некоторых коллег из Массачусетского технологического института, Дэн Ариэли тщательно проанализировал конкретный аспект удовольствия: половое возбуждение. Он обнаружил, что с ростом полового возбуждения люди более склонны совершать поступки, которые в других обстоятельствах они сочли бы ошибочными или неприемлемыми. Разумеется, риск незащищенного секса с незнакомыми людьми входил в число этих поступков.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Жан Пиаже (1896–1980) – швейцарский философ и психолог, создатель теории когнитивного развития (прим. пер.).
2
«Глаз бури», рукав реки, транспортные артерии и т. д. (прим. авт.).
3
На протяжении всей книги мы будем разоблачать «ошибки» в истории психологии, науки и философии разума. Многие из этих «ошибок» отражают интуитивное понимание и, следовательно, воспроизводились в жизни каждого из нас. Эти мифы не сдают позиции, несмотря на свидетельства обратного, так как они основаны на естественном, интуитивном мышлении. Хотя это может показаться очевидным, я хочу пояснить, что говорю об ошибках великих мыслителей с выгодной позиции человека, который располагает недоступными им фактами – иными словами, оглядывается (или заглядывает) в прошлое. В этом разница между анализом игры и участием в игре. Я исхожу из предпосылки, что наука, как и почти любое человеческое предприятие, всегда неточна и постоянно пересматривается. С моей точки зрения, анализ ошибки Пиаже – это хвалебная ода его работе и признание его идей, которые, хоть и не всегда оказывались верными, стали заметными вехами в истории знания. Как сказал Исаак Ньютон, «Если я вижу дальше, то потому, что стою на плечах гигантов». Эта версия истории знания более реалистична, хотя и менее известна, чем притча о яблоке, упавшем на голову Ньютона и подарившем ему внезапное озарение. Не стоит и говорить, что эта книга также является данью уважения ко всем моим великим предшественникам, чьи промахи и находки вымостили путь, по которому многие из нас идут сейчас (прим. авт.).
