Эрих Фромм - Миссия Зигмунда Фрейда
Почему психоаналитическое движение приобрело такую уникальную роль? Ответ отчасти заключается в приведенном выше анализе личности Фрейда. Он был действительно великим ученым, но, как и Маркс, великий социолог и экономист, Фрейд имел и другую цель, не свойственную людям, подобным Дарвину: он хотел преобразовать мир. Под маской врача и ученого Фрейд был одним из великих реформаторов мира начала XX века.
VIII
Квазиполитический характер психоаналитического движения
На следующих страницах я постараюсь показать странный квазиполитический характер психоаналитического движения. Едва ли можно найти лучшее вступление к этой теме, чем привести оглавление первой части третьего тома написанной Джонсом биографии Фрейда, озаглавленной «Жизнь». Подзаголовки в этой части таковы: «Выход из изоляции (1901–1906)», «Начало международного признания (1906–1909)», «Международная психоаналитическая ассоциация, оппозиция, разногласия (1911–1914)», «Комитет; годы войны (1914–1919)», «Воссоединение, дискуссии, прогресс и несчастья», «Слава и страдания», «Последние годы в Вене», «Лондон – конец».
Каждый, кто прочтет эти заголовки, едва ли усомнится, что книга посвящена истории политического или религиозного движения, его росту и расколу; то, что речь идет об истории терапии или психологической теории, покажется совершенно неожиданным и удивительным. Тем не менее этот дух завоевывающего мир движения уже существовал в ранние годы психоанализа. Еще до 1910 года Фрейд сделал свои самые фундаментальные открытия, опубликовал их в ряде книг и статей и ознакомил с ними небольшую группу венских врачей и психологов. Все это не отличалось от работы любого другого ученого-творца. Однако такая деятельность не удовлетворяла Фрейда. Между 1910 и 1914 годами «было запущено», по выражению Джонса, «то, что было названо психоаналитическим движением»; эта фраза не очень удачна, но она стала употребляться как друзьями, так и врагами. «Эти годы радости от растущего успеха и признания были в значительной мере испорчены зловещими признаками разногласий между ближайшими сподвижниками. Фрейд был чрезвычайно встревожен и огорчен мучительными проблемами, к которым это привело, и трудностью их преодоления. Мы, однако, ограничимся рассмотрением более светлой стороны событий: постепенного распространения новых идей, что, естественно, очень много значило для Фрейда» [7; Vol. 2; 67].
Я уже упоминал о том, что Фрейд незадолго до того, как основал «движение», писал Юнгу о своей идее присоединения своих сторонников «к бо́льшей группе, работающей ради практических целей» [там же]. Он думал, что Международное братство этики и культуры могло бы стать формой организации для него и его сподвижников. Однако очень скоро этому братству предстояло быть замененным на братство психоанализа, получившее название Международной психоаналитической ассоциации.
Основанию ассоциации сопутствовал дух, обычно не свойственный научным обществам. Она должна была быть организована в довольно диктаторском стиле. Перед конгрессом Ференци писал Фрейду 5 февраля 1910 года: «Психоаналитический взгляд не предполагает демократического равенства: должна существовать элита, вроде платоновского правления философов». Фрейд тремя днями позже сообщил, что у него возникла та же мысль (оба письма цитируются в [7; Vol. 2; 68]). Ференци сделал еще один шаг дальше, развивая этот общий принцип. Предложив организацию международной ассоциации с отделениями в разных странах, он утверждал, что «необходимо все статьи или доклады психоаналитиков сначала представлять для одобрения» [7; Vol. 2; 69]. Хотя это предложение и не было принято как чрезмерное, оно ярко характеризует существовавший с самого начала дух основанного Фрейдом и Ференци движения.
Второй психоаналитический конгресс имел все отличительные особенности политического мероприятия. «Обсуждение статьи Ференци, – пишет Джонс, – было таким язвительным, что его пришлось отложить до следующего дня» [там же]. Дела пошли еще хуже, когда было сделано предложение предоставить посты президента и секретаря швейцарским психоаналитикам, а длительная и верная служба венцев оказалась проигнорирована.
Фрейд сам понимал преимущества создания более широкой основы для работы ассоциации, чем та, которую могли обеспечить венские евреи, и необходимость убедить в этом венских коллег. Узнав, что несколько венцев собрались для выражения протеста в номере Штекеля, он отправился к ним и обратился со страстным призывом к соблюдению правил Ассоциации. Фрейд подчеркнул окружающую их враждебность и необходимость внешней поддержки для того, чтобы ей противостоять. Затем, картинно сбросив пиджак, он заявил: «Мои враги хотели бы видеть меня голодающим; они готовы лишить меня последней рубашки» [7; Vol. 2; 69–70].
Помимо имевшегося у Фрейда комплекса голода, в связи с которым я впервые привел эту цитату, происшествие можно рассматривать как драматический и несколько истерический жест политического лидера, направленный на то, чтобы заставить его последователей принять идею того, что психоанализу предстоит стать всемирным движением и потому лидерство должно перейти из рук венских евреев к швейцарским неевреям. Юнгу отводилась роль Павла в этой новой религии. Однако Фрейд предпринял и политические шаги для того, чтобы смягчить двух предводителей недовольных. Он объявил о своей отставке с поста президента Венского общества, где его должен был сменить Адлер. Он также согласился на то, чтобы в противовес ежегоднику «Jahrbuch», который возглавлял Юнг, был создан новых ежемесячный журнал, «Zentralblatt fűr Psychoanalyse», который редактировали бы совместно Адлер и Штекель. Недовольные успокоились, согласились на то, чтобы Фрейд стал директором нового журнала, а Юнг – президентом Ассоциации.
Из этого описания легко понять, что в основе мотивации Фрейда, Ференци и других лежал энтузиазм людей, возглавляющих квазирелигиозное движение, собирающих соборы и конклавы, нападающих и защищающихся, а не ученых, занятых обсуждением интересующих их вопросов. Схожий политический дух можно ощутить и в несколько более позднем столкновении Фрейда с выдающимся психиатром Блейлером. В конце того же года Фрейд писал Пфистеру: «У меня большие трудности с Блейлером. Не могу сказать, что хотел бы удержать его с нами любой ценой, ведь Юнг, в конце концов, мне довольно близок, но я с готовностью пожертвую ради Блейлера всем, при условии, что это не повредит делу. К несчастью, надежды у меня мало» [7; Vol. 2; 73].
После первых лет единства в движении начался раскол. На поверхности разногласия касались мнений по теоретическим вопросам. Однако будь это единственной причиной, едва ли возникла бы сопровождавшая их желчность. Несомненно, в значительной мере раздоры и связанное с ними недовольство возникли из-за амбиций несогласных, желавших возглавить новые секты, но в равной мере из-за фанатичности Фрейда и его сторонников. Впрочем, форма, которую приняли расхождения, была следствием не только характера Фрейда и его оппонентов, но и самой структуры движения. В иерархической организации, поставившей себе цель завоевать своими идеями мир, такие методы только логичны. Они такие же, какими пользуются агрессивные религиозные и политические движения, построенные на догме и на обожествлении вождя.
Разрыв с Юнгом, более опасный политически и более болезненный для Фрейда в личном плане, чем какие-либо другие разногласия, привел к новому закручиванию гаек в результате создания секретного международного комитета семи (включая Фрейда), который должен был следить за психоаналитиками и определять курс движения. Необычная идея создания такого комитета показывает политический характер, который приобрело движение. План был предложен Ференци. Джонс упоминает о предложении Ференци, высказанном уже в 1912 году, после отхода Адлера и Штекеля и после заявления Фрейда о напряженных отношениях с Юнгом: «Идеально было бы поставить во главе центров в разных странах нескольких человек, полностью проанализированных лично Фрейдом. Такая перспектива не казалась реальной, так что я [Джонс] предложил, чтобы мы пока сформировали вокруг Фрейда небольшую группу достойных доверия аналитиков, что-то вроде старой гвардии. Это дало бы Фрейду уверенность в поддержке надежных друзей на случай дальнейшего раскола» [7; Vol. 2; 152]. Предложение было горячо поддержано Ранком и Абрахамом. Для ситуации, сложившейся в движении, показательно, что в то самое время, когда это обсуждалось, Ференци спрашивал Ранка, останется ли тот верен, и 6 августа 1912 года писал Фрейду о Джонсе: «Вы должны постоянно держать Джонса под присмотром и отрезать ему путь к отступлению» [7; Vol. 2; 153].
Фрейд с энтузиазмом воспринял предложение и немедленно ответил Джонсу: «Мое воображение сразу же захватила ваша идея секретного совета, составленного из лучших и самых надежных среди наших людей, чтобы позаботиться о дальнейшем развитии психоанализа и защитить наше дело от врагов и случайностей, когда меня не станет… Смею сказать, что жить и умереть мне будет легче, зная, что такое объединение создано для защиты моего творения. Главное: существование и действия такого комитета должны быть совершенно секретными… Что бы ни принесло будущее, из этого маленького, но отборного кружка может выйти предводитель психоаналитического движения, которому я все еще готов доверять, несмотря на недавние разочарования в людях» [7; Vol. 2; 154].
