Джованни Моска - Воспоминания о школе
— Синьор учитель, а вот этот след древний римлянин оставил?
Они разглядывают трещину в камне — вряд ли дисциплинированные и серьезные древние римляне развлекались тем, что долбили дорожную плитку. Но если я скажу об этом мальчишкам, они очень разочаруются.
— Конечно, — отвечаю я уверенно.
И все останавливаются и один за другим засовывают пальцы в трещину, с удивлением, восхищением и страхом.
Мальчишки собирают все камешки, которые попадаются им по дороге, а вокруг одного собираются всей гурьбой: кто-то из них нашел большой, белый, сияющий на солнце камень. Я так и вижу в их глазах вопросы, обращенные к этому кусочку мрамора: «Ты был колонной? Храмом? Белоснежным дворцом императора?» Они прищуриваются, чтобы лучи, которыми окружен сияющий камень, стали еще длиннее:
— Синьор учитель, он золотой внутри?
Мы одни в Римском Форуме. Туристы еще спят, они придут к полудню — юные девушки в очках, молодые люди с красными лицами и пепельными волосами, толстые и лысые синьоры, карабкающиеся на развалины, как заправские альпинисты. А пока тут царит тишина, ее не нарушают ни учитель со своими ненужными рассказами, ни ребята. Они с почтением относятся здесь ко всему, от самого маленького цветочка, растущего на колоннах древнего храма, до арки Септимия Севера, почерневшей от времени, тогда как арка Тита почему-то осталась белоснежной.
Мы поднимаемся по огромному античному коридору императорских дворцов к Палатину. Коридор венчает высоченный свод, и эхо многократно усиливает и повторяет звуки шагов и голосов. Кажется, что по нему идут не тридцать пятиклассников, а сотня солдат. Мы совершенно одни, но за каждым поворотом ребята, да и сам учитель, ожидают увидеть гигантскую фигуру легионера. Иногда со стен, пахнущих плесенью и селитрой, на пол падают огромные капли воды.
Такое ощущение, что мы в подземелье. Но вот наконец снова солнце, эхо остается позади, и на большой террасе Палатина шаги сотни легионеров превращаются в шаги тридцати мальчишек, легко ступающих по гравию.
С террасы открывается вид на Форум и на город.
Но мальчишки не похожи на взрослых: они не останавливаются, чтобы посмотреть сверху на то, что уже видели там, внизу. Снова увидеть, вспомнить — этого хотят только взрослые, детям это несвойственно. Так что только учитель останавливается у перил террасы, чтобы посмотреть вниз. Но всего на пару мгновений. Не проходит и минуты, как он, мальчишка среди мальчишек, уже бежит вместе с ними по дорожкам сада, потому что Палатин, хоть и ровесник Форуму, — это всего лишь сад, сад без возраста, в котором розы веками растут рядом с хризантемами, а апельсиновые деревья цветут рядом с кипарисами. И бабочки тут не древние, а настоящие — можно бегать за ними, ловить их за крылышки и удивляться, упустив добычу, цвету своих пальцев: золотому, фиолетовому, серебряному, голубому. Бабочка вырвалась, но оставила тебе часть своих нарядов и сейчас, наверное, прячется где-то, стесняясь.
Пора завтракать.
— Ребята, садимся здесь, на траве.
Все устраиваются вокруг учителя, стараясь занять местечко поближе. Выиграли Мартинелли и Леонарди: один садится слева, другой справа от меня. Леонарди вспотел так, что вот-вот закипит, как чайник: мама надела на него толстый свитер — в мае, когда все уже давно их сняли.
— Синьор учитель, можно я сниму пальто?
— Снимай, конечно. Давайте, ребята, можете начинать есть.
Радостный шум, шуршание бумаги, в которую завернуты куски пиццы, тут же наполняет лужайку. И вот уже воздух пропитан густым запахом яичницы. Уверен, нет ни одного школьника, которому мама с утра не готовила бы яичницу с хлебом. У тех, кто побогаче, с собой еще и апельсин, или мандарин, или яблоко, вытертое маминым фартуком, но, конечно, яичница с хлебом — главное в завтраке. Вместе с ее запахом я чувствую, как пахнут корзинки для еды, хоть ими давно никто не пользуется…
Вы помните, в нашем детстве, когда уроки заканчивались в два часа дня, у нас были корзинки для еды? Такие желтенькие, из ивовых прутьев, с табличкой, на которой было написано имя? Мы открывали их в полдень и находили внутри еду, которую мама положила с утра, пока все еще спали, так что для нас это всегда было сюрпризом.
Мы открывали корзинку медленно-медленно, с замиранием сердца, стараясь угадать по запаху, что спрятано внутри, но там всегда было одно и то же: хлеб и яичница, апельсин, или мандарин, или блестящее красное яблоко. И еще вилочка и салфетка, которая как только не использовалась, только не по прямому назначению.
Я на минуту закрываю глаза, и мне кажется, что я такой же мальчишка и сижу на лугу среди своих одноклассников. А рядом со мной сидит мой учитель, такой же молодой, как я сейчас. Теперь он, наверное, уже поседел. Я тоже через двадцать лет поседею, а вот запаху яичницы точно ничего не грозит.
Один только Мартинелли ничего не ест. Но у учителя, если вы помните, есть двойная порция пиццы.
— Мартинелли, хочешь кусочек?
Какое ему дело до яичниц, которые едят его одноклассники, до красных яблок и апельсинов, завернутых в тонкую оберточную бумагу? Ведь он ест пиццу, которой его угостил учитель! Этой чести удостоился он один. С каким удовольствием остальные отдали бы все свои вкусности в обмен на хотя бы один кусочек пиццы, подаренной учителем!
Но Криппа, Леонарди, Баттистони и Манили еще не начинали есть: сначала рыбий жир. Учитель в данном случае выполняет роль мамы — поит их рыбьим жиром. Он принес его с собой в маленькой бутылочке. Но не всем достанется лакомство: рыбий жир предназначен только для ребят из бедных семей, которым нужен особый уход.
Ну, вот и позавтракали.
Теперь спускаемся вниз по ступенькам:
— Тихо, тихо, ребята!
Они кубарем скатываются вниз по холму, к арке Тита. Все понятно: поспорили, кто первым до нее дотронется. Мартинелли бежит впереди, чуть позади него Спадони, который вполне может его обогнать — он тоже пьет рыбий жир.
Меня терзают сомнения: спуститься вниз степенно, как подобает учителю, или…
Нет, у меня еще будет время превратиться в старого брюзгу — я как следует разбегаюсь, и вот Мартинелли и Спадони уже у меня за спиной, и я первым дотрагиваюсь до арки.
Учитель должен не только знать все неправильные глаголы и все исторические даты, но и бегать быстрее своих учеников.
Снова Виа Сакра, на трещину в каменной плите уже никто не обращает внимания, и вот мы опять на дороге, среди трамваев и машин.
— Так, сейчас тишина, постройтесь-ка снова по росту.
Это не самая простая задачка на свете.
Те, кто поменьше, потихоньку встают на цыпочки, чтобы казаться выше, а высоченные второгодники, наоборот, подгибают колени, потому что им стыдно стоять в самом хвосте — приходится брать каждого за руку и ставить всех по местам.
На этот раз честь нести бутыль с рыбьим жиром досталась Спадони. Мальчики носят ее по очереди. До этого ее нес Марини, который, увидев, что его лишили почетной ноши, нахмурился и смотрит на меня угрюмо.
Возвращаться с прогулки всегда легче: ребята утомились, почти не разговаривают, а из булочных уже не доносится никакого запаха. Мальчишки бредут медленно.
— Побыстрей, ребята, уже почти полдень.
Нам нужно прийти вовремя. Осталось двадцать минут. Несколько бабушек уже наверняка ждут у ворот школы и беседуют о том о сем. Бабушки всегда приходят первыми. Им больше всего не терпится увидеть внуков. Может быть, потому, что они понимают, что времени у них осталось не так много, и не хотят терять ни минутки. После них приходят мамы, у которых пока еще много времени. Последними появляются старшие братья и сестры.
Вот мы и почти пришли. У ворот школы уже собралась толпа. Со всех сторон подходят другие классы, они тоже возвращаются с прогулки.
Метров за сто до финиша учитель командует: «Стоп!», — и поправляет несколько галстучков:
— Уберите волосы со лба! Леонарди, вытри-ка пот и надень пальто! Поднимите головы повыше, пусть никто не видит, что вы устали!
Это волшебные слова: глаза снова начинают блестеть, а ногам уже не терпится начать маршировать.
— Вперед, шагом марш!
И вот уже марширует не класс, а взвод.
— Держите шаг!
Тридцать пар ног синхронно стучат по брусчатке, и на дороге вздымается облако пыли, принесенной с Форума и с Палатинского холма.
Еще двадцать метров, потом: «Стоп». Мамы, бабушки и сестры кидаются на ребят — потрогать, не горячий ли у них лоб, проверить, не вспотели ли они, спросить, не кашляют ли и не пили ли они из фонтанчиков.
Вот и мама Леонарди, тут как тут. Без хозяйственной сумки она уже не склоняется набок.
— До свидания, синьор учитель!
— Синьор учитель, всего доброго!
— Приятного аппетита, синьор учитель!
Все по домам. Я тоже очень устал.
