Эрих Фромм - Кризис психоанализа
Маркс говорит здесь об отчужденной страсти, которая в конце концов удовлетворяется сама в себе, без удовлетворения всего человеческого существа – такой, которая отделена от всех других страстей и, следовательно, противостоит индивиду как внешняя сила. В психологии влечений, подобной фрейдовской, где норма и здоровье являются результатом удовлетворения именно одного влечения – сексуального – такому рассуждению не было бы места. Внутри гуманистической концепции страстей, согласно которой энергия порождается активным стремлением всех способностей к достижению их целей, утверждение Маркса указывает на природу невроза или душевного нездоровья.
Ключевая концепция для понимания неотчужденного влечения – деятельность, или, как первоначально сформулировал Маркс, «самопроизвольная деятельность». Безусловно, он не имел в виду понятие деятельности, употребляемое в современном языке, – делание чего-то, занятость и т. д. Она также отличается от деятельности животных, которые создают что-то «лишь в соответствии с нормами и потребностями видов, к которым они принадлежат, тогда как человек знает, как надо создавать что-то в соответствии с приемлемым для его цели стандартом. Человек также действует в соответствии с законами красоты». Марксова концепция деятельности близка к концепции Спинозы – это творческий и самопроизвольный акт, возможный только в условиях свободы. Он говорит, например, о «самопроизвольной деятельности человеческой фантазии, человеческого ума и сердца». Концепция такой деятельности становится особенно ясной, когда Маркс в весьма определенных выражениях говорит о человеческих страстях, особенно о любви. Вот что он пишет: «Давайте допустим, что человек есть человек и его связь с миром человечна. Тогда любовь может быть обменена только на любовь, доверие – на доверие и т. д. Если вы желаете наслаждаться искусством, то должны быть художественно развитой личностью; если хотите влиять на окружающих, то должны быть личностью, воистину влияющей на них возбуждающе и воодушевляюще. Каждый ваш контакт с человеком и природой должен выражать что-то конкретное, корреспондирующее с целью, стоящей перед вашей волей, и с вашей истинной индивидуальной жизнью. Если вы любите, не возбуждая ответной любви, то есть не способны путем демонстрации себя как любящего существа стать любимым существом, тогда ваша любовь беспомощна и неудачна».
Более ясно Маркс описывает эту деятельную сторону любви в «Святом семействе»: «Г-н Эдгар превратил любовь в богиню, причем в жестокую богиню, сделав из любящего мужчины, или мужской любви, человека любви, таким образом сделав „любовь“ сущностью, отделенной от человека. При помощи простой операции превращения существительного в подлежащее» человек превращен в не-человека. Действительно, любовь есть человеческая деятельность (любить – точнее, чем влюбиться), и, говорит Маркс, «именно любовь учит человека воистину верить в окружающий его предметный мир».
Марксову концепцию истинных человеческих потребностей – потребности в другом человеке, потребности в выражении и раскрытии способностей применительно к надлежащим целям – можно понять, лишь обратив внимание на положения Маркса об искусственной, не-человеческой и порабощающей потребностях. Современная психология мало занимается критическим анализом потребностей; она принимает законы промышленного производства (максимум продукции, максимальное потребление, минимальные человеческие разногласия), предполагая следующее: сам факт, что человек чего-то желает, доказывает, что у него есть законная потребность в желаемом предмете. Ортодоксальные психоаналитики, сосредоточиваясь в основном на сексуальных потребностях или впоследствии на потребностях в разрушении – в дополнение к потребности выжить, – не видели причин к тому, чтобы заниматься более широким набором потребностей. Напротив, Маркс в силу диалектической природы его психологии ясно указывал на неоднозначный характер потребностей и фактически использовал эту позицию для самой суровой из своих атак на психологическую науку. «Что надо думать о науке, – писал он в „Экономическо-философских рукописях“, – которая… не ощущает своей неадекватности, несмотря даже на то что это огромное изобилие человеческой деятельности для нее ничего не значит – возможно, за исключением того, что выражается одним словом: „потребность“ или „обычная потребность“?» Эти «потребности», являющиеся не человеческими, Маркс охарактеризовал весьма сжато:
Каждый человек думает о сотворении еще одной, новой потребности, чтобы она заставила его принести новую жертву, привела к новой зависимости и соблазнила новым видом удовольствий… Все пытаются поставить над остальными силами внешнюю, чтобы найти в этом удовлетворение своей эгоистической потребности. Как следствие, вместе с умножением предметов возрастает также область внешних соблазнов, к которым склонен человек. Каждый новый продукт есть новая потенциальная возможность для взаимного обмана и грабежа. Человек все сильнее становится «бедным» как человеческое существо… Это субъективно демонстрирует, частично на фактах, что рост производства и потребностей становится более изощренным и всегда рассчитанным на поощрение не человеческих, нечистых и воображаемых страстей.
В результате… производство слишком большого количества полезных вещей создает слишком много бесполезных людей. Обе стороны забыли, что расточительство и бережливость, роскошь и умеренность, богатство и бедность эквивалентны.
Различая таким образом истинные и воображаемые людские потребности, марксова психология напоминает об одной из самых важных дифференциаций, которую следует ввести в теорию потребностей и влечений. Вопрос о том, как различать человеческие и не человеческие, реальные и воображаемые, полезные и вредоносные потребности, воистину является фундаментальной психологической проблемой, которую ни психологи, ни психоаналитики фрейдовского типа даже не начинали исследовать, поскольку не вводили такого различия. Но как они могли его ввести? Ведь их модель – отчужденный человек; ведь тот факт, что современная индустрия создает и удовлетворяет все больше и больше потребностей, считается признаком прогресса, а под современным понятием свободы в большой мере подразумевается свобода покупателя выбирать между доступными для его кошелька товарами разных марок, но фактически одинаковыми, – свобода покупателя, совершенно отличная от свободы предпринимателя XIX века.
Только диалектическая и революционная психология, которая под маской изуродованного существа видит человека и его потенциал, способна ввести это важное различие между видами потребностей, изучение которого может быть начато теми психологами, что не принимают внешнее за суть дела. Между прочим надо заметить, что Маркс, проведя единожды такое различие, был вынужден сделать вывод, что бедность и богатство, нужда и роскошь не взаимопротиворечивы, а эквивалентны и основываются на неудовлетворенности человеческих потребностей.
До сих пор мы рассматривали марксовы концепции влечений и потребностей в общем виде. Есть ли в его психологии частные положения, касающиеся влечений? Несомненно, есть, хотя не такие систематичные и полные, каких можно было бы ожидать в работе, посвященной психологии.
Уже говорилось, что для Маркса концепция любви была ключевой в картине отношения человека к внешнему миру. Она была ключевой и в картине мышления: один из главных поводов для критики в адрес «герра Эдгара» («Святое семейство») именно то, что он пытается подарить страстную любовь, чтобы обрести полное познание о мире. Маркс реабилитирует любовь: «Здесь – полнота жизни, до крайней степени непосредственная; весь чувственный опыт; весь реальный опыт, о котором никак нельзя знать заранее, откуда он придет». Если говорить о человеческих отношениях, то Маркс верил, что «непосредственная, естественная и необходимая связь одного человеческого существа с другим есть связь мужчины и женщины… Такая связь мужчины и женщины является самой естественной связью одного человека с другим».
Интересно сравнить эту концепцию Маркса с концепцией сексуальности Фрейда. Для последнего сексуальность (в поздних работах – склонность к разрушению) есть центральная человеческая страсть. Как я указывал, эта страсть понимается как использование женщины мужчиной для удовлетворения его физиологически обусловленного полового голода. Знай Маркс фрейдовскую теорию, он раскритиковал бы ее как типичную буржуазную теорию эксплуатации. В центре марксовой концепции человеческих связей мы находим не сексуальность, а эрос; сексуальность может быть только одним из его проявлений. Под эросом здесь подразумевается специфическое притяжение мужчина – женщина, которое является фундаментальным притяжением во всей живой субстанции.
