Владимир Леви - Куда жить
А пятый уже с первого или второго захода подсаживается… Бывает некое совпадение свойств человека и вещества, что-то вроде взаимной любви с первого взгляда — или сравнение поземней — такое же химсовпадение, от которого данный таракан дохнет, нюхнув данную порцию борной кислоты, а другому вкусно.
Но чаще дела иные… Этого пятого так и норовит, так и клонит к чему-нибудь да прилипнуть. Да еще и не к одному чему-то, а и к тому, и к другому, и к третьему… Такая широкая увлекающаяся натура. Такой способный, такой многогранный.
…Теперь я их узнаю и предузнаю еще маленькими, моих сопородников — наркоманов потенциальных, еще ничего попробовать не успевших, кроме соски или собственного пальчика…
Да — по выражению глаз, по мимике, по реакциям на неожиданности… Зависимостная расположенность, симостный типаж… Кожа потоньше, чем у других, защитный покров души, во всяком случае, тоньше — и что-то внутри ищет, ищет какой-то защиты или поддержки…
…И проклянешь себя, и медленно уснешь…
Последний сон с такою неохотой,
с такой тупой размазанной ухмылкой
уходит, нет, толчется…
Подождешь еще немного
с внутренней икотой,
потянешь лапу к полу за бутылкой…
СТОП
Ты все завязал, голубчик. Врешь,
не завязал. Всего лишь воздержался
на время жизни. Внутреннее время
совсем другое. Внутренне ты пьешь,
как крокодил. Твой вирус размножался.
Там, в красногубом слизистом гареме,
ты удержу не знаешь и куешь
потомство для шестнадцати галактик…
Но ты не тактик.
Внутренняя дрожь,
хозяйка мыслей, слез и предвкушений,
выводит на газон единорога,
которого ты совестью зовешь.
Натянут поводок. Суров ошейник,
тобою почитаемый за Бога.
Ты внутренне его, как нитку рвешь,
и просыпаешься…
Отрубленное щулальце
…Когда же я осознал, что такой?..
Нет, еще не тогда, когда впервые на два года бросил курить и все эти два года прожил в ледяной, никому, кроме меня, не заметной бездне, а закурил — и сразу написал «Я и Мы», книжку грустную, но веселую.
А когда капитально спился, вернее, когда закончил спиваться… Когда стукнуло. Когда понял, что питие определяет мое сознание, и ужаснулся себя.
Многолетний запив начался в возрасте около 30 лет — после большого успеха двух первых моих книг.
Я пил и не понимал, что спиваюсь, хотя прекрасно уже знал, как и почему это получается у других, и многим уже успешно помогал останавливаться.
А остановился сам на следующий день после ухода из жизни папы. Если бы я был трезв накануне, он, может быть, жил бы дольше…
Отлипло от меня щупальце сатаны сразу, в один миг.
С мига этого я стал свободным — не пить — и…
Осторожно, прошу особенного внимания.
На ступеньке, до коей я преуспел допиться, обычно первая же пропущенная «только одна» запускает весь механизм зависимости по новой — еще злее, еще глубже — и я — нота бене! — такие рецидивные погружения в пропасть потом тоже неоднократно предпринимал…
Алконавт я настоящий.
Но, слава Богу, у меня есть что этому противопоставить, есть мускулы управления зависимостью.
Сейчас же скажу, что здесь главное: ПОНИМАНИЕ.
Понял: любая зависимость — САМОзависимость.
И принял страдание, полюбил горечь трезвости, боль плодоносной пустыни жизни…
Сегодня пропускаю по случаю с удовольствием одну, две, ну две с половиной — и стоп машина. На третьей уже вспоминаю, что я алкоголик непьющий — и останавливаюсь — останавливаюсь, невзирая на то, тянет…
Тянет — значит, и следует решительно остановиться.
Как всякий алкаш, я свободен пить и свободен не пить.
И я использую эту свободу в пользу непития, в пользу сброса цепей. Так жить хоть и больнее, тошнее, зато интереснее. Уж если иметь голизмы, то с меня хватит трех: трудо-, природо- и музоголизма. Ну и еще один, из естественных, можно себе иногда позволять ради жизни…
Бросить курить лроще простого, бросал сто раз…
С куревом все наглядно: дымишь либо нет, бежишь в табачный ларек либо стреляешь. И количественно легко измеримо — у вас сколько, полпачки в сутки?.. Уже многовато, хотя до критического максимума еще далеко…
Уже и целой пачки на полдня не хватает?.. Предпочитаете трубку?.. А табачок где достать приличный?..
Марк Твен пошутил остроумно, но сколько же повторять, уже пошлость. А бросить и вправду легко и просто.
И навсегда. И это имеет наглость заявить не кто-нибудь, а курильщик с огромным стажем.
Скурился я по классическому медицинскому образцу.
Начал студентом-медиком — в анатомичке. При вскрытии трупов табачный дым кажется амброзией. Там, в морге, многие из нас, юных эскулапчиков, и начинали эту забаву (если не раньше), ну а после уж кто как привяжется, так и отвяжется.
Пристрастия еще не возникло, но мина замедленного действия заложилась. Закончив мединститут, еще года два покуривал, не особо западая. Но когда начал усиленно заниматься психотерапией с применением гипноза, когда оказалось, что каждая встреча с пациентом — пьеса с особым сценарием, каждый сеанс — спектакль с полной выкладкой, — вот тогда и пошло: одна за одной, как сгубивший себя куревом батюшка Фрейд…
В 1990 году я дымил еще и уже был на грани никотиновой смерти — кишки, сосуды и легкие, пропитанные накопленным ядом, больше не могли его выдерживать, бастовали, хотя целых полтора года я с превеликими муками удерживал дозу на минимальной — не более пяти сигарет в день, а то и не больше трех. Уже лет пятнадцать силился вырваться из когтей… И вот в один благословенный день мне был послан, возможно, последний шанс…
В этот день я заболел гриппом с высоченной температурой. Курить просто не мог — дико трясло, голова болела, душил кашель… Наутро прошиб пот, страшная слабость — температура начала падать. И я вдруг осознал, что впервые за много лет целый день и ночь не курил, и далось мне это легко, даром, нежданно… Значит, возможно, хоть и при помощи болезни — возможно!
Дальше все было делом простого решения: я продлю эту возможность еще на день, я помогу этому осуществиться… Я продержусь еще сутки, а там посмотрим…
Следующие сутки прошли труднее — как только температура упала ниже 38, тяга к куреву возобновилась.
Но я оставался в постели и много спал — перемогся…
Третьи сутки: встаю. Кашель и насморк отчаянные, а желание курить прежнее, звериное… Но у меня за плечами уже двое суток некурения — огромный для меня срок! Жалко его сбрасывать в черную дыру зряшности, ведь я уже вырываюсь!..
Перетерплю-ка еще денек, а там видно будет!..
Четвертые сутки, пятые… Уже до недели недалеко…
Еще недельку-другую — а там и месяц…
Я начал жить по новому календарю, делая ежедневно зарубки, как Робинзон: без курева — столько-то дней…
Жутко тяжело было месяца три, беспрерывно сосал что-то мятное, грыз орешки…
Потом полегче — еще на три месяца. Потом еще легче, уже заметнее… Главное: я сознательно пошел на страдание — и уже хорошо знал, зачем: чтобы жить.
Уже много лет я свободен для жизни, здоров и имею один лишний маленький повод себя уважать.
"Никогда не говори никогд…"
…Легко и приятно жить с чистым дыханием, с чистыми легкими, с обновленными сосудами и с укрощенной кишкой. Но прошу обратить внимание: я не говорю, что не испытываю влечения к табаку, что мне не хочется курить или хочется не хотеть курить, как хотелось лет тридцать с лишком подряд.
Зачем водить себя за нос?..
Я отдаю себе полный отчет в том, что бессознательное влечение к никотину во мне остается (нет-нет да и снится, что снова курю — с ужасом самоубийцы, с гибельным наслаждением…). Знаю, что я свободен от этого влечения лишь до первой сигареты, кайф от которой мою свободу погасит, сомнет и затопчет в пепельнице. После этого я снова превращу свои легкие и все тело в пепельницу, задушу дымом душу… Зачем мне это?..
Я больше не даю себе обещаний.
Я говорю: курение мое было огромной ошибкой, очень дорогостоящей, но, слава Богу, я успеваю исправить ее.
Я сейчас ее исправляю, — мне хорошо жить без курева — во мне чисто, и я этой чистотой наслаждаюсь.
Сейчас я свободен от курения. Я свободен, и я здоров.
Свобода — мое живое переживание, моя радость.
Но обещания и далее быть свободным я себе не даю, потому что это уже будет не свобода, а обязаловка — воздерживаюсь от самообещаний, каких бы то ни было. Потому что уже знаю, много раз испытал, как легко от таких обещаний самоосвободиться. Как легко, как трагически легко дать себе еще одно обещание…
Самообещание, как и любое обещание — кому угодно, чего угодно — уже не свобода, а связанность. Уже долг, уже рабство, уже искушение… Я знаю, что я свободен, и я это чувствую. Мне нравится бестабачная чистота моих легких, мне нравится бестабачная чистота моего тела, мне нравится бестабачность моей души.
