Альманах - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1
К этим аргументам, доказывающим, что революция 1917 года была, собственно, особым путем подчинения России западной цивилизации, можно добавить такое иначе непостижимое явление, как обильное финансирование революционной России западным капиталом или симпатии к ней многих ведущих идеологов Запада.
Да и, попросту говоря, представим себе страну, обладающую огромными (самыми большими в мире) богатствами, но ее населяет многочисленный народ, так что богатство разделено на множество небольших частей. Как на эти части наложить руку? Простейший способ – все богатства обобществить, собрать как бы в одну громадную кучу, а потом уже можно эту кучу «приватизировать» – что и было сделано в 90-е годы.
То, что для России намечался путь западной цивилизации, было, вероятно, ясно и руководителям страны. Об этом свидетельствовал лозунг «Догнать и перегнать». В эпоху моей молодости он гремел по всей стране: даже выпускались изделия со штампом «Д и П», то есть «Догнать и перегнать». Я помню, что мне, тогда еще подростку, бросалась в глаза противоречивость этого лозунга: зачем же перегонять того, кто, согласно господствующей идеологии, стремится в пропасть? Но на самом деле это была декларация того, что Россия подчинилась западной цивилизации, приняв ее идеологию, признав себя «отставшей» и «догоняющей».
Мы описали победный путь западной цивилизации, сейчас покорившей полмира и полностью господствующей над Россией. Но ведь русский народ, создавший более чем за 1000 лет свое грандиозное государство, все же жив и сохранил те биологические и психологические качества, которые обеспечили успех этого государственного строительства. Здесь 70 лет коммунистического или 20 лет западного господства ничего изменить не могут. Какие же эти свойства? Это та «доминанта» русского национального характера, о которой говорит Солоневич. Перечислю свойства, которые он указывает (по крайней мере, те, которые кажутся мне убедительными с сегодняшней точки зрения).
1. Свойство, которое Солоневич называет «уживчивость», то есть способность жить рядом с другими народами (например, с мордвой, которая еще в «Повести временных лет» упоминается в числе племен, платящих дань великому князю Киевскому и сейчас, живя в Русском государстве, имеет свой парламент и президента).
2. Врожденное представление о едином Русском государстве, или «Русской земле».
3. Жертвенность, энергия (то, что Лев Николаевич Гумилев называл «пассионарностью»), проявляемая при создании этого государства (например, «землепроходцами» такими как Ермак, Хабаров или Дежнев) и при его защите.
В последнем случае проявляется другая черта народного характера, которую Солоневич характеризует термином «не замай». Как он пишет: «Русскую государственность создали два принципа: а) уживчивость и б) “не замай”». С другой стороны, Пушкин, по поводу «Грозы двенадцатого года», спрашивает:
…Кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский Бог?
Представляется вероятным, что «Остервенение народа» – это проявление того же принципа «не замай», что мы имеем здесь одну из основ той «доминанты» национального характера, на которой основывается наша история.
4. Организация единства во имя общего блага, как пишет Солоневич: «Общее благо – перед частным».
Но именно эти черты русского характера облегчают его правящему слою, если он утратил связь со всем народом, использовать его ради своих целей, причем совершенно не считаясь с количеством жертв. Такая ситуация обычно приводит к национальному кризису. Подобный кризис мы переживаем и сейчас, его наблюдало живущее сейчас поколение. Его приметами являются, с одной стороны, беспримерная жертвенность и энергия народа в Великую Отечественную войну, а с другой – его полная пассивность во время не менее драматического переворота 1991-1993 годов, глубоко изменившего судьбу страны. Но эта традиция идет еще от императорской России, когда династические отношения не раз брали верх над интересами народа, а в самой России правящим слоем было дворянство, жившее за счет закрепощенных крестьян, что и привело к кризису 1917 года. И сейчас, когда указывают на опасные стороны сложившейся теперь жизни (например, на неслыханный разрыв между богатством самых состоятельных и нищетой самых бедных), пугают обычно «социальным взрывом», что есть эвфемизм народного восстания. Но это ведь не единственная опасность! Как показывают многочисленные исторические примеры, не менее опасно, когда народ перестает чувствовать то государство, в котором он живет, своим и отказывается проявлять обычную для него жертвенность для его строительства или защиты. Пушкинское «народ безмолвствует» указывает очень реальную и опасную альтернативу «остервенению народа».
Это чувствуют и правители нашего государства и в меру своих возможностей реагируют на это, стараясь «ехать на двух лошадях одновременно». Нельзя не заметить, например, кардинального изменения всего духа и лексикона политических заявлений за последние десять—пятнадцать лет. Сейчас все заявляют о своем патриотизме и своей готовности отстаивать «национальные интересы» (только вот какой нации – это умалчивается). Но лет десять назад даже такие заявления вообще были бы невозможны – их автора немедленно изгнали бы из правящего слоя, элиты общества. Но ведь очевидно, что «национальные интересы» могут быть интересами какой-то нации, а в нашей стране – именно русскими национальными интересами. Может быть, кроме громадного числа бед, распад СССР принес и некоторое благо. Ведь если в последние предреволюционные десятилетия и позже, в СССР, доля русских в населении составляла около 50% (в первом случае речь шла о великороссах), то современная Россия стала на редкость мононациональным государством (доля русских около 80%). Это государство было создано именно русскими и поддерживалось их колоссальными жертвами как в военное время, так и в мирное (экономическими жертвами). Поэтому его судьба зависит в основном от осуществления той «доминанты русского национального характера», о которой говорил Солоневич. Из перечисленных выше ее признаков (1-4) наиболее конкретно учитываема, как мне кажется, «пассионарность» русских. Она, собственно, проявляется в двух очень материальных факторах: 1) рост населения, рождение новых русских и 2) готовность проливать свою кровь при защите от попытки порабощения. Второй фактор последние десятилетия не подвергался проверке (хотя, неявно, вероятно, учитывается руководителями правительств стран, в чем-то соперничающих с Россией). Первый же фактор очень явно учитывается и дает самую драматическую картину. Население России не только перестало расти, но и с колоссальной скоростью убывает – примерно на 1 миллион человек в год (может быть, немного меньше, но, несомненно, на многие сотни тысяч). Какой процент в этой убыли составляют русские – неизвестно. Но некоторые демографы (например, В. Козлов) утверждают, что русское население убывает даже быстрее остального населения России. Это, казалось бы, полностью меняет картину: до сих пор здоровье и мощь Русского государства основывалось прежде всего на неудержимом росте его населения (хотя он же и порождал иллюзию, что русские – это неисчерпаемый ресурс, это колодец, из которого можно черпать неограниченно). Но, с другой стороны, столь же драматические факты показывают, что падение численности населения – это сейчас типично для всех народов европейского происхождения. А значит, в первую очередь тех, которые создали и поддерживают западную цивилизацию.
Я приведу некоторые цитаты из книги очень известного американского политика и политолога Бьюкенена с многозначительным названием «Смерть Запада». Он ссылается на различные статистические исследования. И его цифрам, я думаю, можно верить, так как любой ошибкой его попрекнули бы его соперники. Так, он пишет, что западные европейцы, или люди западноевропейского происхождения, в 1960 году составляли 1/4 человечества, в 2000 году – 1/б> а если экстраполировать сегодняшние тенденции, то в 2050 году будут составлять лишь i/io* Таким образом, западное человечество вымирает. Уровень рождаемости неумолимо падает не только в России, но и в Германии, Франции, Италии, Англии. Парадоксальное положение создается в США. Там уровень населения сохраняется главным образом благодаря колоссальному потоку иммигрантов, который льется в страну через ее южную (то есть мексиканскую) границу, – это латиноамериканцы, в основном мексиканцы. Эти новые иммигранты имеют совсем не ту психологию, что прежние – из Европы. Они не ассимилируются американским обществом, не стремятся лучше овладеть английским языком, добиться большего благосостояния. Вообще рассматривают США (в основном его южные штаты, где они расселяются) как свои законные территории, лишь временно от Мексики оторванные. Этому явлению, вызывающему серьезное беспокойство автора, посвящена книга другого известного американского политолога – Хантингтона «Кто мы?». В этом процессе замешаны и политика, и деньги (предприниматели заинтересованы в дешевой рабочей силе, партии – в голосах избирателей). В общем, вырисовывается та же картина, что и в Европе: создавшие государства народы вымирают, а их земли занимаются иммигрантами из стран, которые считают себя покоренными и угнетенными Западом (см. также: Уткин А.И. Мировой порядок XXI века. М., 2002. Гл. 5). Тем самым подходит к концу тот источник, на котором, в конечном счете, основывался взрыв западной цивилизации. То есть если оценивать Историю с позиций Данилевского – Шпенглера – Тойнби, эта цивилизация исчерпала заложенные в ней жизненные силы и XXI век будет картиной ее постепенного умирания.
