Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
В тех случаях, когда есть асимметрия, доминантные животные не совсем избавлены от риска. Как отмечалось выше, подчиненные имеют рычаг давления, потому что жизнеспособность группы в борьбе за ресурсы против соседей-конкурентов зависит от состава группы, а не только от ее лидеров. Кроме того, у некоторых видов животные с низким рангом могут добиться поддержки от других членов группы, чтобы напасть на животных с высоким рангом. Альянсы, которые заключаются животными с низким рангом, могут наказывать доминантных животных, которые нарушают нормы.
В какой мере представление о том, что животные действительно используют наказание, подкрепляется эмпирическими данными? Мы уже рассмотрели несколько примеров, которые укладываются в рамки, установленные Клаттон-Броком и Паркером.
У видов, имеющих свою территорию, резиденты преследуют и часто нападают на особей, которые вторгаются на их территорию, пытаясь отделить ее часть для себя. Это наказание понятно: захватчики нарушили социальную норму, в соответствии с которой права собственности находятся у резидентов. У видов, отличающихся жесткой иерархией доминирования, лидеры будут часто нападать на подчиненных, пытающихся схватить бесхозный кусок еды или тайком вступить в сексуальные отношения. Здесь снова речь идет о том, что доминантные животные имеют преимущество в доступе к еде, территории и сексуальным партнерам. Когда подчиненные пытаются захватить то, что реально им не принадлежит, доминантные животные часто используют акт наказания, набрасываясь на них. И в случае защиты своей территории, и в случае проявления доминирования нападающие животные несут минимальные потери от преследования нарушителя, но могут понести и дополнительные потери, если нарушитель окажет сопротивление. Выигрыш больше, если нарушитель откажется от дальнейших притязаний. Чаще всего нарушители действительно не дают отпора. Когда же они сопротивляются, то тот, кто наказывает, должен еще раз оценить, чего ему это будет стоить, — и либо наказать жестче, либо совсем не наказывать.
Макаки резус, когда находят еду, иногда издают характерные сигналы, а иногда этих сигналов они не подают. Наряду с подавлением сигналов к спариванию, эти наблюдения позволяют предположить, что макаки резус могут скрывать информацию о том, что они нашли еду. Однако такой очевидный обман не проходит даром. В экспериментальных условиях такие «молчуны» подвергаются нападению чаще, чем те, кто делится информацией с остальными и соответственно получает меньше еды. То, что таким нападениям подвергаются обезьяны с высоким и низким рангом, скрывающие найденную еду, означает, что макаки резус наказывают всех, кто нарушил социальную норму или обычай.
Эти наблюдения, кроме того, актуализируют еще один аспект моделей Клаттон-Брока и Харви. В большинстве примеров наказание будет асимметричным, когда доминантные животные действуют против подчиненных. Однако в тех случаях, когда асимметрия выходит за рамки «разумного» (либо из-за существенного различия в размере животных с высоким и низким рангом, либо в силу обычая), животные с низким рангом могут подыскать себе партнеров по коалиции, для того чтобы преодолеть эту асимметрию и наказать доминантных животных, которые нарушают социальную норму. Когда макака резус с низким рангом обнаруживает доминантное животное с едой, о которой оно не сообщило остальным членам группы, громкие крики возмущенной особи собирают других макак, которые присоединяются к погоне.
Мы, конечно, не знаем, думают ли макаки о нормах, размышляют ли о том, что означает — следовать нормам или нарушать их. Мы также не знаем, насколько точно особи оценивают число или степень тяжести таких нарушений, если они вообще это делают. Кроме того, это исследование не дает ответа на самый важный вопрос: меняется ли поведение лжеца под влиянием агрессии? Для того чтобы доказать, что такая агрессия выступает как наказание, необходимо доказать, что оно действует как средство устрашения, уменьшая или исключая в будущем попытки скрыть местоположение пищи или заставляя лжеца покинуть данную социальную группу[380].
В каждом из приведенных примеров тот, кто наказывает, имеет шанс получить какую-то непосредственную выгоду. Резидент борется за свою территорию. Макака резус борется за доступ к еде, и во многих случаях преследование другой макаки, которая скрыла информацию о еде, приносит результат в виде небольшого количества еды. Но есть ситуации, когда польза менее ощутима. Это заставляет некоторых ученых предположить, что у животных есть карательные акции, осуществление которых объясняется необходимостью сохранения социальной нормы, но не получением прямой материальной выгоды. Тайники, в которых вороны прячут еду и которые потом защищают, являются их частной собственностью, и никто на них не посягает. Если какой-нибудь ворон попытается стащить еду из такого тайника, его владелец, а в некоторых случаях и посторонние вороны нападут на воришку. Нападение, в котором участвуют вороны, не являющиеся владельцами этого запаса, может принести им прямую выгоду в будущем, поскольку они преследуют вора, который способен польститься и на их тайники.
Самый удачный пример карательных акций дают наблюдения за общественными насекомыми, в особенности за пчелами, осами и муравьями. Рассмотрим пчел[381].
Большинство яиц откладывают пчелиные матки. Оставшуюся часть яиц откладывают рабочие особи, которые производят на свет только мужские особи. Те пчелы, которые участвуют в репродукции, следовательно, в колонии теснее связаны с пчелиными матками и молодыми мужскими особями. Учитывая те преимущества, которые есть у пчеломатки, контролирующей воспроизводство, личинке лучше превратиться в нее, а не в рабочую особь. Тем не менее, по мере того как количество особей, которые пытаются стать пчелиными матками, возрастает, эффективность пчелиной семьи снижается. Пчеломатки не имеют рабочих навыков. Низкая эффективность работы приводит к резкому падению продуктивности пчелиной колонии. И вот здесь появляются карательные акции. Жестко контролируя процесс развития личинки через распределение корма, рабочие особи регулируют количество особей, которые превратятся в пчеломаток: те, что должны стать ими, получают больше еды, чем те, которые будут рабочими особями. Кроме того, когда обнаруживается избыток личинок, которые надеются стать пчеломатками, или оказывается, что рабочие особи откладывают слишком много яиц, карающие акции направляются на уничтожение последних.
Общее правило, действующее у общественных насекомых, состоит в том, что чем успешнее реализуются карательные акции, тем ниже уровень правонарушений. Можно предположить, однако, что рабочие особи используют, по крайней мере, одну хитрость: у некоторых видов особи помечают свои яйца химическим способом, чтобы имитировать запах яйца пчеломатки. Это может снизить вероятность обнаружения яиц рабочих пчел при карательной акции.
Ни один из примеров наказания, которые обсуждались до сих пор, не является результатом реакции на особей, которые обманывают участников кооперативных отношений. Но, как я отмечал в начале этой дискуссии, именно в таких ситуациях наказание оказывается наиболее важным, особенно если провести параллель с наказаниями в кооперации людей. Есть ли какие-нибудь данные о наказании в случаях взаимодействия у животных? Краткий ответ — нет. Летучая мышь-вампир, которая уклоняется от возврата долга, не подвергается ни остракизму, ни легкому наказанию, ни изгнанию из своей колонии. Лев, который отстает от других во время скрытого нападения на захватчика, впоследствии не подвергается нападению со стороны вожака и не отстраняется от участия в следующем нападении. Самец шимпанзе, который не участвует в опасном патрулировании границы своей территории, предпочитая остаться и приударить за сексуально рецептивной самкой, не изгоняется из своей стаи. Отсутствие подобных наблюдений, разумеется, не исключает возможности того, что животные, вероятно, наказывают тех, кто не исполняет свой долг, не участвуя в общем деле. Может быть, биологи ищут не там или не создали подходящих условий для экспериментов? Например, животные, возможно, наказывают, используя не прямую физическую агрессию, а скрывая ресурсы или какие-нибудь возможности от тех, кто обманывает. Трудно подтвердить эти теоретические предположения, так как очень сложно объяснить, почему животное не вело себя должным образом, например, почему оно не подавало никаких сигналов.
Отсутствие физического наказания у животных можно объяснить и иначе. Например, тем, что они взаимодействуют, не используя насилие, в том числе и такую его разновидность, как психологическое давление[382].
Шимпанзе и беличьи обезьяны непрерывно просят еду у тех, кто ее имеет. При этом они используют набор разных тактических приемов — от более тонких, таких как постоянное преследование и пристальное разглядывание, до жестикуляции перед носом того, кто ест. Цель подобных действий, по-видимому, состоит в том, чтобы раздражать тех, у кого есть еда, и ждать, пока они сдадутся и поделятся ею или не обратят внимания на того, кто ее стащил. Во всяком случае у обоих видов обезьян раздражающие действия приносят им еду, а отсутствие каких-либо действий — нет. Можно предположить, что такое поведение — своеобразный способ стимулирования кооперации, не требующий особых усилий. Хотя это и важно, мы пока остаемся с неизменным выводом: в сообществах животных наказание является слабой или вообще призрачной формой возмездия для тех, кто оказался во власти соблазна обмануть.
