Дебра Оливье - Найди в себе француженку. Искусство быть счастливой
Моя собственная мать – моя вечно занятая, работающая американская мама Нового Света – передала мне определенные ценности. Умение идти на риск. Умение сопереживать. Умение подвергать сомнению авторитеты. Моя французская свекровь со своей стороны передала мне в наследство свои льняные простыни. Эти простыни хранятся в семье с начала века (то есть XX века). Длинные, полосатые, со старинным тиснением по краям, они такие грубые, что, прикоснувшись к ним, можно почувствовать плотную тяжесть волокон настоящего льна. Кто в наши дни мог бы оценить эти почтенные старые простыни, когда мы привыкли скользить в мягких, как шелк, атласных или хлопчатобумажных простынях?
Книга
«РАЗВОД»
роман Дианы Джонсон
Современный роман Дианы Джонсон «Развод» – это немного поверхностный взгляд на парижских аристократов, у которых «с рождения не меньше трех единиц недвижимого имущества». И все же в «Разводе» с замечательным юмором показаны и французы, и американцы, и их представления о любви, страсти, семье и, конечно, разводе.
Моя французская свекровь была управляющей в гостинице в долине Луары, и десятки лет эти простыни дарили комфорт путешественникам, которые останавливались в ней в до– и послевоенные годы. Их стирали в котле, взбивали и складывали. Их аккуратно подтыкали под внушительные старые кровати и стягивали со старых, мятых пуховых перин. А сейчас ими никто не пользуется, и они хранятся, сложенные высокой кремовой стопкой, в старом растрескавшемся шкафу из соснового дерева. Они занимают место, которое могло бы пригодиться для других, более нужных вещей. И все-таки я не могу от них избавиться. Они – часть прошлого, они – напоминание о чистом удовольствии от простых, безыскусных вещей, которое окончательно ушло с появлением современных предметов роскоши.
Когда-нибудь я возьму их и застелю ими постель. Или, что более вероятно, передам по наследству своей дочери. Ее американская половина, возможно, захочет отдать их в благотворительную организацию или просто выбросить. Но, если повезет, ее французская половина, с умением ценить подлинные, потрепанные временем грани истории, сохранит их.
Дети и семья
Когда я вернулась в Штаты впервые после рождения ребенка во Франции, я поразилась: в моем распоряжении оказалось необозримое царство предназначенных детям товаров. Целые магазины были отведены молокоотсосам, музыкальным горшочкам, регулируемым детским стульям, очень практичным нагрудникам и средствам защиты от любой стены, двери, ящика, туалета, полки и острых предметов.
Из записной книжки француженки: семьяОтносись к своей семье как к необходимому продолжению, даже если она небольшая или разрозненная. Сохраняй коллективную память семьи и свою личную историю, сберегая и передавая дальше значимые вещи. Установи несколько традиций (торжественный ужин раз в неделю, семейный бранч, прогулка после ужина в День благодарения) и сохраняй их, чего бы это ни стоило. Заведи альбомы с семейными фотографиями, подписанными красивыми чернилами.
Здесь ребенок одновременно воспринимался как обуза и чудо, как предмет и божество. Во Франции я курсировала по рядам супермаркетов, наталкиваясь на обитателей парижских пригородов, в безуспешных поисках того, что в Америке повсюду в изобилии теснилось на полках. Я в восторге набрала все, что только можно (позднее французские мамаши, возившие своих троих детей в одной и той же, доставшейся им от кого-то коляске и обходившиеся обычными столовыми приборами и самыми простыми игрушками, будут с иронией смотреть на мои моднейшие бюстгальтеры для кормления и суперстильные поильнички). Лишь позднее я осознала оборотную сторону этого материального изобилия: в каком-то смысле оно было показной подменой чего-то более важного, того, что было утеряно в годы беби-бума, чего-то более древнего, практичного и простого: по сути – истинного материнства, сохранявшегося в мире.
Возможно, поэтому, несмотря на глобализацию (малыш Джонни и малыш Жан могут носить одни и те же кепки Gap или кроссовки Skechers), существует то, что отличает американских детей от их французских сверстников. В то время как американский ребенок несет на себе печать какой-то горячечной привилегированности и превосходства и отмечен характерной чертой довольно неоднозначной вседозволенности, французский малыш – просто самый младший в длинной череде предков. Он или она ограничены традициями, почти фольклорным здравым смыслом и вековой мудростью. В этом окружении меньше свободы, но сильнее ощущение истории и ответственности. А также яснее представления о границах, что в итоге предоставляет замечательную возможность более осмысленно исполнять родительские обязанности, обходясь малым.
Не так давно французские дети считались маленькими взрослыми: людьми, пришедшими в этот мир, чтобы продолжать дело своих родителей: пахать землю, взбивать масло, заниматься семейным бизнесом. Их образы сохранились на старинных фотографиях и дагерротипах: маленькие серьезные лица, выглядывающие из-за пелены времени.
Сегодня французские дети гораздо больше похожи на детей, хотя в сравнении с американскими сверстниками французская девочка все еще растет в ожидании, когда же она будет вести себя как маленькая взрослая. Еще не надев свою первую пару туфель на высоком каблуке и не открыв первый тюбик с губной помадой, французская девочка знает: ее ожидание разделяет не только семья, но и вся культура страны.
Француженки, которых мы любим
МАРИЯ-АНТУАНЕТТА
Она пленяет нас даже сейчас, более двух столетий спустя. Она была дерзкой, ветреной и инфантильной. Она была заядлой картежницей и добровольной пленницей своих многочисленных пороков и забав. Она почти совершенно презирала общественное мнение, но все равно была совершенно очаровательной девушкой, любящей и преданной матерью и предтечей женского освободительного движения – а вы думаете, кто избавил нас от корсета? Прочтите книгу Антонии Фрэзер «Мария-Антуанетта. Жизненный путь».
Во Франции дети ничем не распоряжаются, это делают взрослые. И воспитание детей – один из редких случаев, в которых французы гораздо более прямолинейны, чем американцы. Вместо: «Пожалуйста, прислушайся к маме, или тебе придется отвечать» – французы просто заявят: «Слушайся мать, или будешь наказан». За этими словами может последовать легкий шлепок, который никого не удивит, если только поблизости нет американских туристов.
Французским детям также очень редко позволяют некоторые взрослые удовольствия. Война, нищета, социалистические принципы и осознание своей национальной идентичности научили французов, что умеренность – это добродетель, и о ее ценности необходимо говорить с раннего возраста. Поэтому маленький Пьер получит только одну игрушку, а не десять, как бы он ни протестовал. (Более того, его игрушки всегда будут оставаться в его комнате. Заваленные игрушками, утоптанные детскими ножками гостиные, которые вы видите в Штатах, просто невозможны во Франции.) В упорядоченной семье, в центре которой находятся взрослые, французская девочка растет, осознавая всевозможные ограничения и уважая их. Повторяю, она растет как взрослая: ее учат аккуратно есть, сидя за столом, не горбиться, не включать телевизор во время еды и смотреть его, только закончив домашнее задание. Она будет расти, соблюдая правила речевого этикета, уважая старших, почитая авторитеты (позже она научится подвергать их сомнению, а затем игнорировать) и принимать ограничения культуры, которая не всегда ей рада (прежде всего рестораны). В то время как американки в страхе хватают детей за руки возле пешеходного перехода, французские дети самостоятельно учатся ждать у светофора (особенно волнительно наблюдать это в парижский час пик) или играют в местах, которые по американским стандартам считались бы крайне опасными. В домах, где есть дети, я наблюдала крутые лестницы без перил или установленных на них калиток, общественные детские площадки с высокими спортивными снарядами, стоящими на безжалостном бетонном основании, детские бассейны, за которыми никто не следит. «Значит, ваш ребенок упадет и ударится головой», – ответила мне одна французская мама, когда я выразила опасения по поводу угрожающего вида качелей без защитных ремней. – А как еще он научится качаться на качелях?» Возможно, французский ребенок и растет в мире понятного социального поведения, но в этой школе он неминуемо набивает себе шишки.
Размышляя об особенностях воспитания французского ребенка, невозможно не подумать в более широком масштабе о том, что Франция делает для своих детей. Любому обществу легко провозглашать семейные ценности. Гораздо сложнее создавать условия для поддержания ценности семьи. В последнем французы весьма преуспели, они заботятся о благополучии своих детей, как о растущем урожае: всеобщее медицинское обслуживание, включая бесплатные роды и медицинскую помощь новорожденным (если ребенок слишком слаб, чтобы нести его к доктору, доктор придет к нему домой). Для всех есть доступные по цене ясли, бесплатные образцовые детские сады, система сертифицированных, субсидируемых государством нянь и выплаты семьям за каждого ребенка. Можно ли желать большего?
