Тим Кассер - Быть или иметь? Психология культуры потребления
Итак, если говорить о чувстве незащищенности, мы выявили в снах откровенных материалистов и явных нематериалистов три существенных отличия.
Во-первых, в снах участников первой группы довольно большую роль играла смерть. Она присутствовала в самих снах либо в ассоциациях с ними у 20,5 процента респондентов, считавших материальные цели приоритетными, в то время как студенты, менее ориентированные на богатство и имидж, сообщали об этом всего в 3 процентах случаев. Приведу несколько примеров. Двум в высшей степени материалистически настроенным респондентам постоянно снились умершие люди, а один из них даже видел во сне «даму-призрака, одетую во все черное; она висела на кресте [церковном] и звала меня по имени». Другие участники исследования, преследующие в жизни прежде всего материалистические цели, часто упоминали о смерти как о важной ассоциации, даже если она не снилась им, что называется, «в чистом виде».
Во-вторых, 15 процентов людей из группы откровенных материалистов видели во сне, как они падают, – сравните с 3 процентами подобных снов среди тех, кто не ставит материалистические ценности на первое место. Надо сказать, практически все теоретики трактуют падение как символ незащищенности[69], ибо оно свидетельствует о том, что человек не контролирует ситуацию, просто летит вниз и не имеет никакой возможности повлиять на процесс. Так вот, двое респондентов из числа приверженцев материализма сообщили о снах, в которых они падали в огонь, третий сваливался с крыши сарая, а четвертый во сне страшно боялся упасть с лесозаготовительного оборудования. Любопытно, что пятому представителю этой группы приснилось, что отец бросил его через перила в пролет лестницы в их доме, но, по его словам «я не упал на пол, потому что внизу не было ничего, кроме зияющего черного пространства, в которое я летел и летел… Я видел, как лечу вниз… Проваливаясь в черную пустоту, я вертелся и орал что было сил, но крики мои никто не слышал».
И наконец, в-третьих, материалисты и нематериалисты совершенно по-разному относились к тому, что их пугало во сне. В частности, в 18 процентах снов респондентов-нематериалистов был задействован так называемый рефрейминг{2}, благодаря которому объект, первоначально вызывавший у спящего человека страх, становился не таким уж и ужасающим. В группе материалистов ни один респондент не справлялся со своими страхами подобным способом. Например, двое участников исследования из числа тех, кто не ставил материальные блага во главу угла, сильно испугались во сне носорога и гигантского фиолетового пуделя, но довольно быстро поняли, что страшилища вовсе не собираются им вредить. Другие члены этой же группы тоже почти сразу поняли, что нападавший на них во сне ужасный человек на самом деле «хороший и добрый парень», и в них родилась уверенность, что им никто не сделает ничего плохого. Один из участников даже рассказал, как во сне мчался вниз по горе от катящегося на него огромного валуна, и, по его словам, «иногда мне было просто весело». Все эти сны свидетельствуют о том, что люди, которые не считают материальные блага главной целью своей жизни, судя по всему, эффективнее избавляются от чувства незащищенности, чем те, кто основательно ориентирован на материалистические ценности.
Смерть
Для многих из нас смерть по определению означает незащищенность. По сути, исследования в области социальной психологии свидетельствуют о том, что наши самовосприятие и самооценка, равно как и явление культуры в целом, ненамного успешнее любых других попыток человечества ослабить неутихающий ужас, ассоциируемый с осознанием собственной кончины. Данная точка зрения, базирующаяся на трудах Эрнеста Беккера и развитая Джеффом Гринбергом, Томом Пищинским и Шелдоном Соломоном, известна под названием «теория управления ужасом»[70]. Эта теория породила десятки исследований, демонстрирующих, что, единожды столкнувшись с фактом смерти, впоследствии человек больше склонен резко критиковать нарушающих культурные нормы собратьев и аплодировать тем, кто эти нормы отстаивает. Кроме того, он в целом формирует свое поведение так, чтобы повысить самооценку, подгоняя его под писаные и неписаные обществом правила. Предположительно поступать так его заставляет острое желание ослабить ужас, который у него вызывают мысли о собственной смерти.
Методы теории управления ужасом весьма впечатлили нас с Кеном Шелдоном как любопытный способ экспериментальной активации чувства незащищенности, предположительно лежащего в основе материалистического отношения к жизни. То есть если мысли о смерти пугают, они, по всей вероятности, ведут к возникновению этого чувства. И если материалистические устремления представляют собой попытку компенсировать это чувство, значит, страх перед смертью должен превращать людей в истинных материалистов. И тот факт, что смерть была одной из доминирующих тем снов людей, ориентированных на материалистические ценности, по логике делает эти умозаключения вполне правдоподобными.
Чтобы это проверить, мы произвольно поделили студентов на две группы: группу «осознания собственной смертности» и контрольную группу[71]. Первая писала короткие сочинения на две темы: «опишите чувства, которые пробуждают в вас мысли о собственной смерти» и «опишите, что, по-вашему, с вами произойдет с физической точки зрения после того, как вы умрете». Участники второй отвечали на похожие вопросы, но касались они совсем другого опыта – прослушивания музыки.
В первом исследовании мы попросили всех студентов мысленно заглянуть на пятнадцать лет вперед и по текущему долларовому курсу оценить собственные ожидания в отношении девяти аспектов своего будущего финансового положения. Мы поделили эти девять оценок на три набора ожиданий: суммарная финансовая стоимость (ожидания в отношении собственной зарплаты и заработка супруга (супруги), стоимости дома, размера инвестиций и суммы, которую респонденты будут тратить в будущем на путешествия); расходы на удовольствия (ожидания относительно суммы, которую респонденты будут тратить на одежду, развлечения и разные хобби и приятные занятия на досуге); и стоимость имущества (ожидаемая цена машин, мебели и прочих вещей в их домах).
По сравнению с участниками, которые отвечали на вопросы о прослушивании музыки, писавшие о смерти сообщили о большей ожидаемой суммарной финансовой стоимости по истечении пятнадцатилетнего периода. Большую сумму они рассчитывали тратить и на удовольствия. Например, члены этой группы сказали, что, по их ожиданиям, в среднем будут расходовать на развлечения, досуг и одежду 813 долларов в месяц, в то время как те, кто писал о музыке, планировали тратить на все это в среднем всего 410 долларов.
Во втором исследовании мы подошли к оценке материализма с несколько иной стороны. После написания сочинений о смерти и музыке две новые группы студентов играли в игру под названием «управление лесными ресурсами». Им нужно было представить себя владельцами компании, которая конкурирует с тремя другими фирмами за право вырубки деревьев в национальном лесу. Участников предупредили, что для дальнейшего выживания бизнеса их компания должна работать прибыльно, но при этом вырубание больших лесных массивов грозит полностью уничтожить лес. А затем студенты ответили на три вопроса. Во-первых, мы выясняли, обусловливала ли их решения алчность, спрашивая ребят, насколько большую прибыль они хотели бы получать по сравнению с другими компаниями. Во-вторых, мы оценивали, не двигал ли ими страх, задав вопрос, насколько сильно их волнует тот факт, что конкуренты могут вырубать ежегодно слишком много деревьев. И наконец, мы оценивали готовность участников потреблять ресурсы, спрашивая их, на вырубку скольких из доступных 100 акров леса они подали бы заявку. Так вот, респонденты, писавшие до этого сочинение о смерти (что, предположительно, обострило в них чувство незащищенности), проявили себя большими материалистами. Они претендовали почти на 62 из 100 доступных акров леса, в то время как запросы членов контрольной группы были гораздо скромнее – всего 49 акров. Кроме того, участников, которые писали о смерти, в основном мотивировала жадность, поскольку они, по их собственным оценкам, хотели иметь большую прибыль, чем другие компании.
Насколько мне известно, это первое исследование, нацеленное на изучение зависимости между незащищенностью и материализмом людей, которое основывалось на реальном эксперименте. Все предыдущие исследования в этой области относились к категории корреляционных, что не давало нам полной уверенности в том, что незащищенность является в данном случае одним из реальных причинно-обусловленных факторов. В отличие от таких исследований, описанные выше экспериментальные процедуры стали самым убедительным на сегодняшний день подтверждением тому, что чувство незащищенности действительно порождает и усиливает материалистические тенденции.
