Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
«В ходе эволюции, описанной здесь как процесс прогрессивной “интернализации”, возникает центральный регулирующий фактор, обычно называемый “внутренним миром”, который находится между рецепторами и эффекторами20... это один из регулятивных факторов эго... Биологическая полезность внутреннего мира для адаптации, дифференциации и синтеза становится очевидной даже при беглом взгляде на биологическую значимость мыслительных процессов. Восприятие, память, воображение, мышление и действие — релевантные факторы в этой связи. Внутренний мир и его функции делают возможным процесс адаптации, который состоит из двух шагов: ухода от внешнего мира и возвращения к нему с улучшенными способностями управления в мире мысли и в мире восприятия... — элементами процесса адаптации, который состоит из отхода от реальности для лучшего господства над ней» (1939, рр. 57—59).
«Внутренний мир» Хартманна в качестве одного из регулирующих факторов эго как органа адаптации к внешнему миру является просто нашей сознательной способностью остановиться и подумать и использовать наши доступные интеллектуальные ресурсы для руководства нашими действиями. Такова в действительности «общая психология», далеко ушедшая в сторону от клинической психопатологии и психоанализа как основы для психотерапии. Она далеко ушла от «внутреннего мира», как он постигался Мелани Кляйн, Фэйрберном, Винникоттом и в целом исследователями в русле объектных связей. Их «внутренний мир» является психодинамическим наследием, состоящим изо всех нерешенных проблем нарушенного эго-развития в младенчестве и детском возрасте; это чисто психический мир, в котором живет индивид, по большей мере, если не целиком, бессознательно, где отсутствие у него внутреннего единства как самости проявляется в сновидениях, фантазиях и симптомах как переживании крайне эмоционально заряженных частиц или аспектов себя с интернализованными плохими и хорошими объектами. В этом «внутреннем мире», который является одновременно отодвинутым и вытесненным, хотя он прорывается в сознание как патологическое расстройство, убогое депривированное инфантильное эго настойчиво требует хороших объектов, а сердитое, садистическое инфантильное эго ненавидит свои плохие объекты, и все это вместе пропитано фантазийными страхами разрушения внутренними плохими объектами внутренних хороших объектов, приводящими к депрессии и отчаянию. Этот целый патологически динамический «внутренний мир» является активно бессознательным, и он скрывает феномен регрессировавшей, ушедшей или даже еще едва пробужденной подлинной, или природной, самости, потенциальной самости, ожидающей шанса на повторное возрождение в среде, в которой возможно жить и расти. Работа Мелани Кляйн по фантазии, следующая за работой Фрейда по сновидениям и развивающая ее, дает нам полный обзор «содержания» этого внутреннего мира. Работа Фэйрберна по корреляциям эго-расщепления и объект-расщепления дает нам глубинное понимание крушения психической «целостности» младенца при слишком плохом раннем окружении, а работа Винникотта поясняет эмпирическое начало, старт роста эго во взаимоотношениях «младенец—мать». Во всех этих работах акцент все время делался на «объектных связях» как sine qua non (необходимом условии) развития здоровой, зрелой, целостной, личностной самости. «Внутренний мир» Хартманна является процессом рефлективного суждения, предупреждающего поспешное действие во внешней реальности, точка зрения, которая не приближает нас к исследованию больших динамических проблем личности, с которыми приходится бороться психоаналитической психотерапии. «Внутренний мир», описываемый исследователями «объектных связей», является динамической сердцевиной психического переживания «индивидов» с изменяющимся содержанием при болезни и здоровье. «Ид» Хартманна и классического психоанализа является просто динамическим или энергетическим аспектом этого инфантильного внутреннего мира, абстрактного, деперсонализованного и концептуализованного, не учитывая аспект структурального инфантильного эго.
Проблема состоит не в постижении рациональной интеллектуальной эго-структуры, контролируемой слепыми биопсихическими силами, а является проблемой понимании того, как психосоматически целостный человек, биологически обусловленная инфантильная психика, реализует свою потенциальную возможность стать «личностью», используя всю свою энергию и способности по мере их созревания, при хорошем окружении и материнской поддержке; движется к «идеальной» цели «целостной» зрелой взрослой личности, способной на полноту жизни в персональных взаимоотношениях, без какого-либо патологического расщепления между эмоциями и интеллектом, или между инфантильностью и взрослостью. Нас не интересуют слепые силы и механически действующие аппараты контроля, что было свойственно способу мышления в науке XIX в. Нас интересует живой целостный человек и то, как он может обладать жизнеспособным эго, реальной самостью, личностным «Я» со всей врожденной энергией, свободно изливающейся как внутренняя спонтанная способность к радости, любви и созиданию. Это может быть теоретически выражено лишь на языке особенностей развития первичной единой психики как «динамической структуры», как целого личностного эго при достаточно хороших объектных связях, начинающихся с пары «младенец—мать». Для прояснения этого я кратко рассмотрю работу Мелани Кляйн, Фэйрберна и Винникотта, лишь с беглым упоминанием работы Фэйрберна, так как я детально описал его вклад в предыдущей книге. Дальнейший обзор работы Мелани Кляйн и последних работ Винникотта существенно важен для понимания вопроса.
Работа Мелани Кляйн, по моему мнению, знаменует переход от классического к современному психодинамическому исследованию. Так же, как для психологических исследований в целом, где нам приходится рассуждать в терминах «до и после Фрейда», я полагаю, что аналогичным образом историки психоанализа станут мыслить в терминах «до и после Мелани Кляйн». Можно не соглашаться с Фрейдом по фундаментальным вопросам и все же с благодарностью признавать величие его нового курса в исследовании человеческой природы. Сходным образом, можно не соглашаться и по решающим вопросам с Мелани Кляйн и при этом отдавать себе отчет, что без ее работы современный психоанализ не пришел бы ко многим своим фундаментальным инсайтам. В данной книге я уделял больше внимания трудам Фэйрберна и Винникотта, потому что они ближе к прояснению шизоидных проблем, как они мне представляются. Однако в своих исследованиях они опирались на работу Кляйн. На обеде, данном в честь семидесятилетия Фэйрберна, он сам публично заявил, что лишь работа миссис Кляйн о «психогенезе маниакально-депрессивных состояний» 1935-г. года подтолкнула его к собственным творческим работам, с 1938 по 1951 гг. До этого он не сделал какого-либо оригинального вклада в психоанализ. Стрейчи, аналитик Винникотта, специально побудил последнего изучать то, что говорила Мелани Кляйн, недавно приехавшая в Англию. Ни Фэйрберн, ни Винникотт не приняли в целом ее метапсихологию. Они оба были независимыми и оригинальными мыслителями и шли в исследовании собственными путями, но их долг перед Кляйн огромен.
Так как я не описывал подробным образом взгляды Кляйн в этой книге, то считаю, что вследствие огромной значимости ее работы здесь следует сказать о моем согласии и расхождениях с ее взглядами, подчеркнув, что я считаю незаменимым ее базисный вклад. Ее силу подтверждает то, что на критиков ее труды оказывают столь же огромное воздействие, как и на ее учеников. Я провел подробное исследование важных сторон ее теории в главах 10—12 и 16 книги «Структура личности и человеческое взаимодействие» (1961). Сейчас я буду опираться в своем обзоре на работу Сегал «Введение к трудам Мелани Кляйн» (1964), как дающей возможность оценить то, чем является кляйнианская метапсихология в настоящее время. Данная книга столь ясно написана, что ее приятно читать, что также крайне полезно, так как большинство читателей находят присущий Кляйн стиль написания нелегким для понимания, отчасти потому, что она постоянно боролась за признание своих идей, не уделяя достаточного внимания их прояснению.
Фундаментальным вкладом Мелани Кляйн было развитие новой концепции эндопсихической структуры. До Кляйн человеческая психика рассматривалась как аппарат для переживания биологических влечений и контроля над ними, зарождающихся вне эго. Эго было поверхностным развитием «на поверхности ид», враждебным к ид и с всего лишь крайне несовершенной способностью к контролю над тем, чему Рапапорт дал название «битвы Титанов», «бурлящим котлом» влечений ид. После Кляйн стало возможно воспринимать человеческую психику как внутренний мир, мир интернализованных эго-объектных связей, которые частично реалистически, а частично крайне искаженно воспроизводили связи эго с личностными объектами в реальном внешнем мире. Эта концепция эндопсихической структуры как внутреннего мира личностных объектных связей, открывающей себя сознанию в сновидениях, символически выражающейся в симптомах и представляемой в фантазии, является «великой вехой» в развитии психоанализа. Именно в работе Кляйн объектные связи, а не влечения впервые попали в центр теории. Это сделало возможным тонкое, однако крайне важное изменение «атмосферы» психоаналитического подхода; от механического к личностному, от исследования психических феноменов, столкновения психических сил к исследованию борьбы человека за самореализацию как личности в личностных связях. Мелани Кляйн как создатель этой концепции однако не смогла понять, что в действительности она заменила предыдущую концепцию психической жизни как сферы контроля со стороны суперэго и эго антисоциальных влечений. Тот факт, что она ввела новую точку зрения, не отказавшись от старой, приводил к заблуждениям, но нельзя было сразу предвидеть всех последствий этого революционного нового подхода. Сам Фрейд, подобно всем мыслителям, совершающим прорыв в неизведанное, столкнулся с той же самой проблемой. Другим исследователям суждено было открыть, какие далеко идущие изменения прежних идей произойдут вследствие нового инсайта. В действительности взгляды Кляйн на внутреннюю психическую реальность, на внутренние объекты, на внутренние объектные связи породили необходимость создания концепции, в которой более поздний акцент Фрейда на эгопсихологии был развит в полной мере.
