Карл Роджерс - Брак и его альтернативы. Позитивная психология семейных отношений
это была не столько ревность, сколько глубокая обида на меня, которую она обращала внутрь, чувствуя, что она «отстранена от дел» и неадекватна. Здесь я очень признателен моей выросшей дочери, помогшей Злен осознать ее настоящие чувства и восстановить общение между нами. Когда мы стали способны высказать наши подлинные чувства, решение проблемы стало возможным: и Злен, и я, мы оба, остались хорошими друзьями с женщиной, которая казалась столь угрожающей для нее. Тут можно заметить, что каждый из нас мог бы привести несколько серьезных случаев, когда нам очень помогли наши дети, сын или дочь, и это бесценный опыт.
Я думаю, что каждый из нас получал хорошую поддержку от другого в периоды личных переживаний или мучений. Я бы хотел привести два примера того, каким образом она поддерживала меня, и один, где я уверен, что она чувствовала мою поддержку.
Во-первых, я припоминаю, что, когда мне было около сорока, был период, когда я почувствовал, что вообще не испытываю никакого сексуального желания — ни к кому. Не было никакой медицинской причины. Элен была уверена, что мое нормальное состояние (сексуальное влечение) вернется, и просто «была со мной» в моем затруднительном положении. Легко придумывать возможные психологические причины, но ни одна из них не подходила настолько, чтобы я с ней согласился. Это осталось для меня тайной. Но спокойная, продолжающаяся любовь моей жены значила для меня много и, вероятно, была наилучшей терапией из всех возможных. Во всяком случае, я постепенно вернулся к прежней норме.
Более серьезный кризис возник вокруг длительного, трудного психотерапевтического общения с девушкой, страдающей тяжелой формой шизофрении. История была длинной, но достаточно сказать, что отчасти из-за моего желания помочь ей во что бы то ни стало я дошел до точки, где уже не мог отделить свое собственное «Я» от ее. Я буквально потерял сам себя, потерял границы своего «Я». Попытки коллег помочь мне оказались бесполезными, и я убеждался (думаю, имея все основания), что становлюсь сумасшедшим. Как-то утром, проведя на работе около часа, я просто пришел в панику. Я вернулся домой и сказал Элен: «Я должен убежать отсюда! Очень далеко!» Она, конечно, знала немного, от чего я собирался уйти, и ее ответ был бальзамом для моей души. Она сказала: «О'кей, давай уедем прямо сейчас». Несколько телефонных звонков сотрудникам с просьбой, чтобы они взяли на себя мои обязанности, поспешные сборы, и мы отправились через два часа и не возвращались домой более шести недель. Там у меня были свои перепады состояния и настроения, а когда я вернулся, то прошел у одного из моих коллег курс терапии, которая очень помогла. Я бы хотел отметить здесь, что в течение всего трудного периода Элен была уверена, что это состояние ума должно пройти, что я не был сумасшедшим, и всячески заботилась обо мне. Ух ты! Только так я могу выразить свою благодарность. Это то, что я подразумеваю, когда говорю, что она поддерживала меня в критические периоды. Я пытался действовать так же, когда она страдала тем или иным образом.
Мать Элен перенесла несколько тяжелых сердечных приступов, по мере того как она старела. Это имело плохие последствия и привело к заметным изменениям ее личности. Если раньше она была теплым и добрым человеком с устойчивыми интеллектуальными интересами, то постепенно она становилась придирчивой, подозрительной, а иногда ужасно вредной. Это было чрезвычайно трудно для ее дочерей, и особенно для Элен, которая чувствовала себя подавленной и обиженной психологическими уколами, которые исходили от матери по отношению к тем, с кем она была очень близка. Ее мама становилась неспособной жить с кем-либо, но и не могла жить одна. Пришлось принять трудное решение — забрать ее из дома и поместить в какое-то заведение с соответствующим уходом (лучше всего — в дом престарелых) и принять факт, что она уже не тот человек, которым была раньше. Элен испытывала ужасную вину из-за того, что она вынуждена так обойтись со своей матерью, которая прилагала достаточно усилий, чтобы усугубить эту вину. В течение шести долгих и очень трудных лет я полагаю, что поддерживал Элен. Она не могла помочь, но чувствовала обиду, вину и огорчение от частых (два раза в неделю) визитов к матери. Я мог позволить ей испытывать эти чувства, а также сказать ей, что я думаю по поводу фальшивых обвинений, услышанных от матери, и что я верю, что она делала все возможное в такой тревожной и сложной ситуации. Я знаю, что она ощутила поддержку и помощь благодаря тому, что «я был с ней». Наш сын, врач, тоже много ей помог в понимании физических и психологических ухудшений, которые произошли и в результате жалобы матери не воспринимались ею буквально.
Когда я оглядываюсь назад на многие годы совместной жизни, именно эти моменты представляются важными для меня, хотя, конечно, я не могу быть объективным...
Мы оба произошли из одного социального слоя общества, со сходным окружением и ценностями.
Мы дополняли друг Друга. Кто-то сказал, что из многих типов супружества есть два, которые расположены как бы на двух противоположных полюсах. Один «сцепленный» брак, в котором один супруг дополняет недостатки другого, и они комфортно объединяются, иногда слишком спокойно. Другой — конфликтный брак, в котором успех брака зависит от того, что пара непрерывно пытается конструктивно решать многие конфликты, которые в противном случае могли бы уничтожить брак.
Наш брак располагается где-то посередине этой шкалы, но немного ближе к «сцепленному» браку. Я имел тенденцию быть робким холостяком; Элен более естественна и спонтанна в общении.
Я упорно погружаюсь в то, что я делаю; но однажды она говорит: «Почему мы не делаем то-то и то-то?», «Почему мы не едем в путешествие?» Я неохотно соглашаюсь, но, как только это происходит, я становлюсь более рискованным и ребячливым, а она — более устойчивой. Я терапевт, интересующийся и исследовательской работой; она — художник и вечный труженик в области планирования семейного развития (воспитания, детско-родительских отношений). Каждому из нас было чему поучиться у другого. Мы также сумели конструктивно справиться с большинством наших конфликтов и проблем.
В результате каждый из нас всегда имел отдельную жизнь и интересы в той же мере, в какой мы жили вместе. Поэтому мы никогда прямо не конкурировали. Когда мы приближались к этому это становилось неприятно. Когда я занимался живописью в какое-то время и делал одну или :две приемлемо хорошие картины, это ее тревожило. Когда я вижу, что она намного более успешна в помощи :человеку, которому я должен помочь, я признаю свою реакцию: «О, мой Бог! Она — лучше, чем я!» Но эта зависть и конкуренция редко были очень важными.
В другой области мы удивительно неконкурентны, и это в нашем вкусе. С первых лет нашего супружества мы обнаружили, что, если мы выбирали мебель, подарок или даже что-то из одежды, мы стремились выбрать одну и ту же вещь. Иногда я говорю: «О'кей, я уже решил; сообщи мне, когда ты сделаешь свой выбор». Когда же она выбирает, то это с поразительной частотой оказывается тем же самым, что выбрал я. Я не могу это объяснить. Я просто констатирую этот факт.
Она была отличной матерью, когда дети были маленькими. Я могу оценить себя как отца только посредственно; довольно любопытно, что в некоторые дни я был больше сосредоточен на том, мешают ли дети мне, чем на том, что они делали в направлении своего развития и роста. По мере того как наши дети росли, мое общение с ними становилось полнее, и иногда у меня это получалось даже лучше, чем у нее.
Возможно, я привел достаточно примеров, чтобы показать, как мы дополняем друг друга и как этот баланс изменяется.
В той области, где я всегда был впереди,— в чтении, в последние годы все больше и больше у меня на это не хватает времени,— она опередила меня, и я стал полагаться на нее, чтобы быть в курсе всего, что выходит.
Мы прошли через периоды болезней и операций, но никогда это не было в одно и то же время, так что каждый мог позаботиться о другом в трудные моменты. В общем, хотя проблемы прежних лет иногда нападают на нас, нам удалось сохранить основы и фундамент хорошего здоровья.
Дэвид Фрост дал определение любви по TV, которое звучало приблизительно так: «Любовь — когда один человек больше сосредоточен на другом, чем на самом себе». Я думаю, что это описание соответствует лучшим периодам нашего брака. Я понимаю, что это также может быть гибельным описанием любви, когда это означает, что один или другой отказывается от самого себя ради другого. В нашем случае этого не было.
Вероятно, что наиболее полно я бы мог сказать о нашем браке — и я не могу объяснить это более точно,— что каждый всегда хотел и желал для другого развития. Мы росли как индивидуальности и в результате выросли вместе.
И еще один заключительный абзац о нашем теперешнем состоянии, когда мы достигли библейского возраста «три по двадцать плюс десять» (семьдесят лет). У нас было так много разделенной радости, страданий и борьбы, что мы также вписываемся в определение любви Трумена Капоте: «Любовь — это когда вы не должны заканчивать предложение». В середине каких-нибудь событий или чувств Элен может сказать мне: «Помнишь, когда мы ...», и я отвечу: «Конечно», и мы оба засмеемся вместе, потому что мы знаем, что оба думаем об одном и том же. И поскольку наша сексуальная жизнь не такая, как была в двадцать или тридцать, наша физическая близость, наши прикосновения и объятия и наши сексуальные отношения представляют собой что-то вроде струны, которая прекрасна сама по себе, но также благодаря многим и многим обертонам, которые намного больше, чем сама эта связующая нить. Короче, мы невероятно счастливы, хотя временами нам приходится очень серьезно работать, чтобы сохранить это счастье.
