Отто Кернберг - Отношения любви: Норма и патология
Выше я ссылался на генетические корни этих компонентов эротического желания. Брауншвейг и Фейн (1971, 1975) высказывают восхитительную мысль о характерных чертах эротического желания в терминах развития отношения младенца и ребенка к матери. Мне хотелось бы коротко изложить суть их идей. Ранние отношения ребенка любого пола с матерью определяют его последующую способность к сексуальному возбуждению и эротическому желанию. Помощь матери и ее выражение удовольствия от физической стимуляции тела младенца мужского пола, наряду с эмоциональным выражением ее любви к нему, благоприятствует возникновению эротического желания у ребенка. Ребенок идентифицируется с матерью в этой стимуляции, а также когда он чувствует себя покинутым, если мать оставляет его и возвращается к отцу как сексуальному партнеру. Дети осознают, что отношение матери меняется в зависимости от того, присутствует отец или отсутствует (из личной беседы с Полиной Кернберг).
Брауншвейг и Фейн приписывают критическую роль психологическому “уходу” матери от младенца. Именно в этот момент младенец одновременно идентифицирует себя с фрустрирующей и все еще стимулирующей матерью, с ее эротической стимуляцией и сексуальной парой, то есть отцом как объектом матери. Такая идентификация младенца с обоими родителями создает основу психической бисексуальности и закрепляет ситуацию “треугольника” в бессознательных фантазиях ребенка.
Осознание младенцем-мальчиком этой фрустрации и скрытой цензуры в отношении его эротического желания к матери смещает эротическую стимуляцию на мастурбационные фантазии и действия, включая желание заменить отца, а в примитивной символической фантазии – стать пенисом отца и объектом желания матери.
У маленькой девочки тонкое бессознательное неприятие матерью сексуального возбуждения, которое она свободно испытывала бы по отношению к мальчику, подавляет непосредственное знание о ее первоначальной вагинальной генитальности. И поэтому она постепенно начинает все меньше осознавать свои собственные генитальные импульсы, в то же время прерывность в отношениях с матерью не столь непосредственно фрустрирует ее. Идентификация с эротизмом матери принимает более тонкие формы, поскольку мать терпимее относится к идентификации девочки с ней в других областях и даже поощряет это. У девочки есть не выраженное словами понимание “нелегальной” природы ее генитальности, и углубляющаяся идентификация с матерью также усиливает ее страстное стремление к отцу и идентификацию с обоими членами эдиповой пары.
Смена объекта маленькой девочки с матери на отца определяет ее способность к развитию глубоких объектных отношений с любимым и вызывающим восхищение, но все еще отдаленным отцом. Она тайно надеется наконец быть принятой им и стать снова свободной в выражении своей генитальной сексуальности. Такое развитие благоприятствует способности девочки эмоционально вверять себя объектным отношениям. Таким образом, способность женщины к подобному “вручению” в ее сексуальной жизни с самого начала больше, чем у мужчин.
Объяснением этому служит развитие в раннем детстве доверия, поворот от матери к отцу, его любовь к дочери и подтверждение ее женственности с расстояния, ее способность при необходимости переключать свои потребности на объект, физически менее доступный, чем мать, а также – в той же смене объекта – ее уход от доэдиповых конфликтов и амбивалентность по отношению к матери. Мужчины, у которых непрерывность отношений (от матери к более поздним женским объектам) означает потенциальное сохранение как доэдипова, так и эдипова конфликта с матерью, будут иметь больше сложностей с амбивалетностью по отношению к женщинам. У них медленнее, чем у женщин, развивается способность интегрировать свои генитальные потребности и потребности в нежности. В противоположность этому, женщины имеют тенденцию к позднему развитию способности к полным генитальным отношениям в контексте их ранней способности к глубоким любовным отношениям с мужчиной. Кратко можно сказать, что мужчины и женщины в противоположном порядке развивают свои способности к полному сексуальному удовольствию и глубоким объектным отношениям.
Теория Брауншвейга и Фейна, на мой взгляд, дает новый психоаналитический подход к наблюдениям над ранней генитальной мастурбацией у обоих полов (Галенсон и Руаф, 1977) и к совпадающим клиническим наблюдениям в психоанализе женщин относительно эротических аспектов реакции матерей на младенцев. Приложение их теории для понимания эротического желания очевидно: отношения между эротическим желанием и стремлением к слиянию как выражение симбиотического стремления к матери (Бергманн 1971); поиск дразнящего объекта и качество мстительности в агрессивных элементах сексуального возбуждения; полиморфная перверсность эротического желания как выражение его происхождения из ранних стадий развития; разное развитие отношения мужчин и женщин к генитальным и нежным аспектам эротизма; связь между сексуализацией боли, желанием слиться в боли и агрессивными аспектами эротического желания; психическая бисексуальность; бессознательные конфликты с “исключенной третьей стороной”; и прерывность в сексуальных отношениях.
3. ЗРЕЛАЯ СЕКСУАЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ
Сейчас мы подошли к наиболее сложной стадии метаморфоз, происходящих в процессе развития: сексуальное возбуждение как базальный аффект, эротическое желание по отношению к другому человеку и кульминация – зрелая сексуальная любовь. Поэты и философы, конечно же, лучше описали необходимые составляющие и стороны зрелой любви, чем любые психоаналитические исследования. И все-таки желание лучше понять ограничения в достижении способности к зрелым отношениям любови, я уверен, оправдывает попытку дополнить существующие исследования еще одним.
В сущности, зрелая сексуальная любовь является сложной эмоциональной реакцией, включающей в себя (1) сексуальное возбуждение, переходящее в эротическое желание, по отношению к другому человеку; (2) нежность, происходящую из объединения либидинальных и агрессивно нагруженных Я– и объект-репрезентаций, с преобладанием любви над агрессией и толерантностью к нормальной амбивалентности, характеризующей все человеческие отношения; (3) идентификацию с другим, включающую и реципрокную (ответную) генитальную идентификацию, и глубокую эмпатию к половой идентичности партнера; (4) зрелую форму идеализации с обязательствами по отношению к партнеру и к отношениям; (5) элемент страсти во всех трех аспектах: сексуальных отношениях, объектных отношениях и роли Супер-Эго пары.
ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ ЭРОТИЧЕСКОМ ЖЕЛАНИИ
В предыдущей главе я рассматривал сексуальное возбуждение как аффект, который изначально связан со стимуляцией кожи и отверстий тела, а затем постепенно концентрируется в специфических зонах и отверстиях тела. Контекстом рассмотрения были объектные отношения на доэдиповой и эдиповой стадиях развития.
Сопрождающая человека всю жизнь жажда физической близости, стимуляции и смешения поверхностей тел связана со стремлением к симбиотическому слиянию с родительским объектом и, тем самым, с ранними формами идентификации.
Удовольствие, которое получает ребенок от телесного контакта с матерью в контексте их удовлетворяющих отношений, его/ее любви к матери, сопровождает развитие примитивных фантазий об удовлетворении его полиморфных сексуальных желаний. Ребенок создает интернализованный мир фантазий, возбуждающих и удовлетворяющих симбиотических переживаний, которые в дальнейшем будут составлять стержень либидинальных стремлений в динамике бессознательного.
В то же время агрессивный садомазохистский компонент сексуального возбуждения, представляющий собой инкорпорацию агрессивного аффекта не только как часть полиморфного инфантильного сексуального отклика младенца per se (самого по себе), но и как дополняющий компонент в желании слияния, взаимопроникновения, является частью эротического отклика в самом широком смысле. Я уже обращался к предположениям Мельтцера и Вильямса (1988) о том, что идеализация поверхности тела матери выполняет защитную функцию по отношению к фантазийной проекции агрессии на внутренность материнского тела и непосредственно выражает интеграцию любви к идеальному образу матери с самым ранним чувственным удовлетворением. Примитивная идеализация поверхности тела матери приводит к идеализации ребенком своего собственного тела путем ранней интроекции и примитивной идентификации с матерью. Примитивная идеализация типична для процессов расщепления (splitting), которые отделяют такую идеализацию от “абсолютно плохого” опыта с объектом или переживаний преследования, сохраняют сексуальную направленность к идеализируемому объекту и защищают сексуальное возбуждение от подавления агрессивными импульсами.
