Бор Стенвик - Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми
Современные же войны ведутся в тайне, причем тайной покрыты даже сведения о насильственных действиях по отношению к мирному населению. Война с терроризмом не имеет ни фронта, ни тыла, ни обряженных в военную униформу бойцов. Мы даже не можем с полной уверенностью назвать ее войной. С одной стороны, нам говорят, что террористов нельзя считать солдатами. С другой — мы слышим, что военные действия США — всего лишь прикрытие, а истинной целью является подавление коммерческого влияния других стран. Если одна сторона вторгается на чужую территорию, якобы защищая свои экономические интересы, то другая совершает нападения под покровом ночи и прибегает к крайней жестокости во время допросов.
Большинству из нас эти приемы кажутся новыми, но лишь оттого, что мы о многом забыли. Во всей истории войн и конфликтов эпоха открытого ведения боя — скорее исключение. Вспомним морского черта. Эта рыба — настоящий ас камуфляжа. Она прячется на морском дне, так что над илом высовывается длинный отросток, вырастающий из ее головы. Этим отростком морской черт приманивает добычу, а когда та приближается, рыба открывает пасть и заглатывает жертву. Для шимпанзе, наших ближайших родственников, нападение исподтишка — единственная военная тактика. Примерно раз в две недели самцы шимпанзе по общему сигналу собираются в группы до 20 особей и осторожно двигаются по направлению к соседней колонии шимпанзе. Там они нападают на слабого и больного самца или детеныша, после чего так же бесшумно отступают. Находки, сделанные в местах древних человеческих поселений, свидетельствуют о том, что подобная тактика применялась и людьми. Излюбленной стратегией человека было создать видимость превосходства. Такая видимость создавалась при помощи внезапности нападения или технологий. Известным приемом было пригласить соседей на мирный праздничный ужин, а потом перебить безоружных гостей.
Именно такие стратегии считаются, согласно Гаагской и Женевской конвенциям, приемами запрещенными: стороны не имеют права использовать мирные переговоры как прикрытие для нападения. Однако в то же время Женевская конвенция допускает применение обманных тактик и камуфляжа в военных действиях. В войне запрещены многие приемы, но далеко не все.
Какое же из двух зол можно считать худшим — «честную» войну с огромными потерями или «предательскую» войну с меньшим количеством потерь, но порождающую больший риск и неуверенность среди мирного населения? И что считать более цивилизованным (если понятие цивилизованности вообще применимо в этом контексте) — когда здоровые и сильные мужчины убивают друг друга на поле боя по заранее установленным правилам или когда война основана на терроре и убийствах исподтишка?
Такая постановка вопроса чересчур однозначна и проста. Обман всегда был частью войны, наряду с открытыми столкновениями и дипломатическими и политическими маневрами сторон. Обманные приемы и камуфляж наглядно демонстрируют сложность нашего отношения ко лжи и предательству. С одной стороны, мы откровенно восхищаемся ловкими мошенниками и тайными агентами, которые, подобно Одиссею, ценят не силу, а хитрость. С другой стороны, мы презираем врага, прячущего лицо и нападающего исподтишка. Возможно, именно благодаря этому парадоксу камуфляжный стиль так хорошо прижился в моде. Наше отношение к хитрости навсегда останется неоднозначным, и мы, подобно греческим трагикам, то и дело будем возвращаться к теме лжи и предательства.
Самообман
После окончания иракской войны аналитик министерства обороны США Кевин Буде получил доступ к документам Саддама Хусейна, созданным до вторжения США в Ирак. Тщательно изучив их, Вудс пришел к выводу, что угрозы со стороны США ничуть не тревожили Саддама, так как тот — в отличие от мировой общественности — был совершенно уверен, что Ирак вышел победителем из войны с Кувейтом в 1990-х годах. Этот случай писатель Иэн Лесли позже приведет в своей книге «Прирожденные лжецы» (Born Liars, 2011)[5] как наглядный пример самообмана. Чем дальше от врагов ты находишься, тем проще обмануться, оценивая их силы. Саддам считал американцев слабыми, и его больше тревожили соседние государства, такие как Иран и Турция.
То, что Хусейн спровоцировал вторжение и не стал запугивать противника оружием массового поражения, показалось на Западе странным. Однако Запад Хусейна не интересовал — важнее было сохранить уважение в собственном государстве, и поэтому вполне логично, что Саддам поддерживал слухи о секретных боеприпасах, а его министры не отваживались разрушить иллюзии своего правителя. Достаточно вспомнить печально известную историю министра здравоохранения Рияда Ибрагима. Во время ирано-иракской войны Саддам предложжил соратникам высказаться честно и без утайки. Рияд Ибрагим поймал Хусейна на слове и предложил тому временно сложить с себя президентские полномочия, чтобы, дождавшись перемирия, вновь вступить в должность. Саддам тотчас же приказал вывести министра из зала, а на следующий день жена Рияда Ибрагима обнаружила на пороге дома изувеченное тело супруга.
В 1941 году Сталин не желал верить в то, что нацисты могут напасть на Советский Союз, несмотря на то что немецкие войска стояли уже у самой границы. А нацистские офицеры, в свою очередь, предпочитали верить в наиболее для них удобную версию происходящего. Саддам не только следовал их примеру, но и старался уничтожить тех, кого подозревал в несогласии. Когда он наконец осознал опасность и признался, что оружия массового поражения у него нет, было уже слишком поздно: он блефовал настолько правдоподобно, что в существование этого оружия поверили даже его собственные союзники. Выбранная Саддамом тактика обмана и самообмана превратилась в систему, которая укрепляла и питала сама себя.
Правители государств, расположенных по другую сторону океана, тоже не отличаются особой проницательностью. В книге «Обмани себя» Роберт Триверс описал обман и самообман, к которым прибегают животные и люди. В качестве примера ученый привел события, произошедшие в США после катастрофы 11 сентября 2001 года. Принятое правительством решение напасть на Ирак было основано на двух утверждениях, которые впоследствии оказались ошибочными. Во-первых, утверждалось, будто Усама бен Ладен связан с Ираком, а во-вторых — будто Ирак владеет оружием массового поражения. Чтобы выяснить обоснованность этих обвинений, в США были организованы несколько экспертных групп, в задачи которых входило также спрогнозировать последствия возможной войны. Специалисты, привлеченные для работы в этих группах, пришли к выводу, что США следует воздержаться от нападения на Ирак. Однако на тот момент власти государства уже начали подготовку к войне, и лидеры страны предпочли пропустить предостережения мимо ушей.
Триверс считает, что такое поведение типично для человека: уже приняв определенное решение, люди не склонны слушать возражения. На следующей стадии они ищут подтверждения собственной правоты, основываясь на ложных предпосылках. Немало примеров подобного можно наблюдать в истории практически любой войны, в особенности если она ведется на территории противника. Перед началом Первой мировой войны ни одна из сторон не сомневалась в собственной скорой победе. Спустя полвека ту же ошибку повторили американцы, вступая в войну во Вьетнаме. Политические лидеры вновь и вновь становятся жертвами такого рода заблуждений, несмотря на все исторические примеры, доказывающие, что у стороны, ведущей войну на собственной территории, больше шансов на победу, нежели у тех, кто воюет на вражеской земле. В 1915 году перед высадкой британского десанта в заливе Сувла английские офицеры и политики утверждали, что каждый солдат британской армии будет сражаться, как десять турок, однако результаты доказали обратное. Война во Вьетнаме была четко распланирована и прекрасно подготовлена, американцы недооценили только удивительную выносливость вьетнамцев и их желание бороться.
С позиций эволюционной биологии Триверса, существует несколько основных отличий современных конфликтов от конфликтов прошлых эпох. Первое из них заключается в том, что современное человечество разучилось делать выводы: тот, кто развязывает войну, не только не подвергает риску собственную жизнь или здоровье, но и не боится потерять репутацию. Таким образом, мы утрачиваем стимул, прежде побуждавший нас учиться на собственных ошибках. Кроме того, безрассудства и самообман больше не становятся достоянием гласности. Другое отличие — в том, что сейчас самообман переместился в коллективную сферу: лидеры организованного человеческого общества вынуждены оправдывать допущенные в результате самообмана ошибки перед общественностью, а подобный шаг требует немалых усилий по обработке информации. шимпанзе такое поведение совершенно нехарактерно: судя по всему, им вполне достаточно убить врага и при этом не погибнуть.
