Александр Лоуэн - Радость
Произведенный выше анализ помогает читателю понять, в чем подлинные причины призыва, звучащего со стороны всех новомодных религиозных культов, когда они требуют от своих приверженцев отказаться от собственного эго в пользу лидера культа. Полная капитуляция эго перед этим вожаком сводится к отходу во времена детства и включает в себя отречение от своих прав, возможностей и ответственности. Член подобной религиозной секты, будучи защищен своим главой культа и не испытывая мучительной необходимости выбирать между правильным и ошибочным, обретает чувство свободы и невинности. В результате он испытывает ощущение радостной полноты жизни, которое еще более усиливает его преданность данному культу и приверженность к своей секте. Возникает вопрос о том, является ли его чувство радости иллюзией или реальностью. Иллюзии вполне могут порождать реальные чувства, но эти чувства перестают существовать, когда данная иллюзия лопается, как это неизбежно бывает со всякой иллюзией. Применительно к религиозному культу, иллюзия состоит в том, что его лидер — это всемогущий и всех любящий отец, который будет неизменно заботиться обо всех членах данной секты так же, как отец всегда будет заботиться о своих единокровных детях. Реальность же полностью противоположна указанной иллюзии, поскольку руководители подобных культов и сект являются нарциссическими личностями, которые нуждаются в последователях для поддержки своих грандиозных представлений о себе. Они нуждаются также во власти над другими людьми, чтобы компенсировать собственную импотенцию. Разумеется, подобные люди привлекают лишь тех, кто подсознательно ищет себе могучего отца/руководителя.
Некоторые элементы взаимоотношений между лидером религиозной секты и его последователями могут быть продемонстрированы на примере моих отношений с Райхом, хотя я никогда не стал его последователем. В момент, когда я сломался и рыдал перед лицом перспективы завершения моей терапии у этого специалиста полной неудачей, я вполне отчетливо понимал, насколько сильно жажду защиты с его стороны и в какой степени воспринимаю его как доброго и всесильного отца. Угрожающий мне провал проводимой им терапии означал крах моих надежд и ожиданий. Мой плач частично был вызван утратой этой надежды, но одновременно он был еще и выражением моей опечаленности тем, что у меня не было, нет и не будет такого замечательного отца — человека, умеющего обеспечить мне ту поддержку, в которой я нуждался, чтобы чувствовать себя свободным и радостным. Моя защита против той боли и печали, которые были вызваны фактом отсутствия такого отца, состояла в принятии для себя следующей позиции: я вовсе не нуждаюсь ни в какой помощи и все необходимое могу сделать сам. Именно к этому сводился в тот момент способ моего функционирования в мире, и по всем показателям он представлялся правильным. Однако на более глубоком уровне он перестает работать.
Подлинный культ развился вокруг Райха в те годы, которые последовали за окончанием моей терапии у этого специалиста. Я никогда не становился членом той группы, которая окружала Райха с 1947 по 1956 годы и которая смотрела на него как на человека всезнающего и всемогущего. Отчасти так произошло потому, что в 1946 году я покинул США и уехал в Европу, чтобы изучать медицину в Женевском университете, и потому оказался за пределами указанного кружка. Более важную роль сыграло влияние моей жены. Она питала весьма сильное недоверие к любому типу близости, которая базируется на подчинении или некритическом приятии другого человека как какого-то высшего существа, которому все ведомо или которое всегда оказывается правым. В тот момент она видела вокруг Райха слишком много людей, которые полностью распростились со своей независимостью и зрелыми самостоятельными суждениями ради того, чтобы добиться какой-то близости с этим великим человеком. Конечно же, я тоже мог все это видеть. Сказав все то, что написано выше, я хотел бы добавить, что, с моей точки зрения, и тогда, и сейчас Райх был и остается во многих отношениях великим человеком. Его понимание эмоциональных проблем самых разных людей, его ощущение основополагающего единства всего сущего в природе, а также ясность мышления ставят его выше других в той области, которой он занимался. Однако он не был всезнающим человеком, и у него было много личных проблем, служивших помехой и его работе, и его жизни.
Сама терапевтическая ситуация по необходимости способствует тому, что пациент «прилепляется» к врачу-терапевту, который с полным на то основанием может рассматриваться как фигура, в какой-то степени замещающая тому отца или мать. Человек приходит к терапевту потому, что нуждается в помощи, которая может принимать форму одобрения, понимания и поддержки. Если терапевт проявляет к своему пациенту личный интерес, то последний очень легко и быстро может превратиться в человека, привязанного к терапевту, зависимого от него или даже влюбленного в него. Такого рода привязанность пациента к терапевту, которая во многих своих аспектах носит положительный характер, все-таки ослабляет осознание пациентом его потребности в независимости и ведет к тому, что он начинает — в том числе и буквально — «виснуть на шее» своего терапевта и тем самым находиться в подвешенном, незаземленном состоянии. Широко признается и то, что подобный пациент будет переносить на своего терапевта все те чувства, которые он питает по отношению к своим собственным родителям, — как положительные, так и отрицательные. При этом позитивные чувства этого рода стимулируют подчинение пациента терапевту и предоставляют пациенту возможность отступить на более инфантильные позиции, которые облегчают ему выражение чувств, отрицавшихся, отвергавшихся или подавлявшихся им в детстве, в том числе чувства любви. Выражение подобного чувства по адресу терапевта может привести к ощущению свободы и к чувству радости, но если все это не будет одновременно сопровождаться выражением негативных чувств вроде недоверия и гнева, то упомянутые добрые чувства долго не продержатся. Они будут подорваны теми скрытыми, но все равно присутствующими негативизмом и отчаянием, которые не были преодолены. Если в процессе терапии не проработать полностью и всесторонне указанные отрицательные чувства, они обязательно «вылезут» и подорвут первоначальные успехи в деле капитуляции перед собственным телом, оставив у пациента чувства горечи и фрустрации, или, иначе говоря, разочарования. То же самое явление будет наблюдаться и во взаимоотношениях по типу любви, где первоначальная радость из-за того, что ты капитулировал перед любимым партнером, подрывается разного рода враждебными импульсами и побуждениями, которые проистекают из детства и которые не удалось в свое время благополучно разрешить. Как мы увидим в последующих главах, к перечисленным негативным чувствам относятся также глубокое отчаяние и убийственная ярость, через которые непременно нужно пройти и которые нужно испытать и пережить в процессе терапии, если пациент действительно хочет стать свободным. Страх пациента перед этими чувствами образует собой становой хребет его сопротивления тому, чтобы капитулировать перед своим телом, своим Я и своей жизнью.
Каждый занимающийся анализом терапевт хорошо осознает необходимость вынесения этих до времени скрытых негативных чувств в сознание пациента так, чтобы их можно было проработать и переработать. Райх, когда я был его пациентом, осуществлял это на практике, задавая мне на каждом очередном сеансе один и тот же вопрос о том, имеются ли у меня какие-нибудь негативные мысли или чувства по отношению к нему. Припоминаю, что я отрицал наличие таковых, что было правдой, если иметь в виду мое осознанное отношение к этому терапевту. Становясь его «последователем», я отвергал тем самым свое критическое отношение, благодаря чему у меня появлялась возможность капитулировать перед ним, а через него — перед своим собственным телом. Критически я стал относиться к Райху лишь позднее, когда отошел от райхианства как движения, поскольку оно оказалось не в состоянии дать мне то, в чем я нуждался. А оно не смогло мне дать вот чего — углубленного понимания своего характера. Неудачу Райха в этом деле можно отнести на счет того факта, что проделываемая им терапевтическая работа с телом была не столь глубокой и всесторонней, как ей бы следовало быть. Читателю надо бы не упускать из виду и то, что моя терапия у Райха имела место пятьдесят лет назад, во времена, когда понимание энергетической динамики тела и личности еще не достигло той степени развития, которая имеет место на сегодняшний день в биоэнергетическом анализе.
Указанное развитие берет свое начало в изменении позы пациента во время прохождения терапии — он уже не лежит навзничь и не сидит, а стоит. В классическом психоанализе пациент лежит на кушетке и все внимание фокусируется на словах, которые он произносит. Основным материалом аналитического процесса в этом случае являются мысли, причем атмосфера спокойствия и пассивности аналитической ситуации исключает или существенно уменьшает все иные формы самовыражения пациента. Во время моей работы с Райхом я также находился в лежачем положении, которое, поскольку оно является пассивным, позволяло мне возвращаться в инфантильное, полудетское состояние и тем самым облегчало восстановление и воспроизведение очень ранних воспоминаний. Но основным средством и способом выражения были совсем не слова. Внимание Райха было сконцентрировано на том, как я дышу и что со мной происходит на телесном уровне. За мною наблюдали в той же мере, в какой меня выслушивали, что вело к весьма значительному расширению терапевтического скрининга, то есть отслеживания. Лежа на кровати, расположенной в его кабинете, я находился в позе с согнутыми коленями, так что мог хорошо ощущать контакт своих стоп с постелью, но это была одновременно и поза беспомощности. С другой стороны, когда пациент стоит, он находится в позе взрослого человека, что позволяет перенести центр тяжести в настоящее, то есть туда, где сейчас находятся его проблемы. Кроме того, на основании осанки пациента терапевт может судить, как он держится и каким он предстает перед окружающим миром и представляет себя всему свету.
