Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
«В настоящее время мы действительно знаем намного больше (относительно эго), чем мы способны это технически использовать рациональным образом» (Essays on Ego Psychology, p. 143).
He обусловлено ли это тем фактом, что часть такого знания является знанием, которое было получено в процессе расширения психоанализа в направлении общей психологии и что поэтому такое знание в действительности не связано с главной задачей психотерапии?
Все научные концепции являются абстрактными, однако в психодинамике они должны вытекать из конкретного клинического опыта. В конечном счете, он всегда восходит к борьбе человека за приобретение эго не в качестве аппарата для осуществления контроля, адаптации и т.д., а эго как «реальной самости». Спустя длительное время наши пациенты приходят к пониманию того, что они чувствуют себя одинокими, пустыми и нереальными в своей сердцевине, потому что в младенчестве у них не было взаимоотношений, которые могли бы дать им прочное чувство «принадлежности» и персональной реальности. Аппетитивные18 влечения и эго-техники принадлежат к инструментальным аспектам личности; эго как реальная самость принадлежит к ее сущности.
То, что Эйсслеры называют «абстрактной структурой», до некоторой степени справедливо для значительной части психоаналитической теории до описания проблемы эго как подлинной самости, зарождающейся во взаимодействии «мать—младенец», — этому продвижению, которому психоанализ взрослых обязан главным образом развитию психоанализа детей. Хартманн говорит о более раннем, двусмысленном использовании Фрейдом термина «эго».
«для обозначения не только того, что мы теперь называем системой эго, но, в то же самое время, и как самости, того, чем обладает данный человек в отличие от других людей» (op. cit., р. 279).
Он полагает, что, к счастью, интерес Фрейда к эго был поддержан его работой над бессознательным и влечениями (op. cit.y р.281). Он упоминает, что в средний период творчества Фрейд использовал термин «эго» не в одном смысле, но что в свой третий период, как и в первый, он вновь считал эго «системой». Для Хартманна эго определяется как система функций (op. cit, pp. 286-289). Он определенно высказывается в пользу эго как «системы», а не как «самости». Он пишет:
«Термин “эго” часто используется крайне двусмысленно, даже среди аналитиков. Определим эго негативным образом, в трех аспектах: “эго” в анализе не синонимично “личности” или “индивиду”; оно не совпадает с “субъектом” как противостоящим “объекту” опыта; и оно никоим образом не является просто “осознанием” или “чувством” собственной самости. В анализе эго — это понятие совершенно другого порядка. Оно является подструктурой личности и определяется своими функциями. Какие функции мы приписываем эго? Список эго-функций будет довольно длинным, длиннее, чем список функций как ид, так и супер-эго. Ни один аналитик никогда не предпринимал попытку дать полное перечисление эго-функций»(iop. cit., р. 114).
Хартманн далее заявляет:
«То, что исследование Фрейдом ид предшествовало его подходу к структурной психологии, является одним из важных событий в истории психологии» (op. cit., pp. 113). Все это так, но это можно назвать и одним из наиболее «катастрофических» событий, хоть и неизбежных (в связи с возникшим в 1880-х гг. научным и интеллектуальным климатом того времени). Ибо оно означало, что Фрейд не начал с утверждения целостности «личности» и не сделал такое ее восприятие основным для теории; и поэтому психоанализу потребовалось более полувека, чтобы начать понимать фундаментальную важность эго-психологии как психологии целостной личности в объектных связях. Оценка работы Хартманна должна поэтому проводиться не столько в связи с деталями с ценным анализом функций «системы эго» (хотя мы не можем их игнорировать), а скорее в связи с фундаментальными проблемами, с вопросами ид-эго дихотомии и эго как системы или самости.
Хартманн намеревается (1) исправить игнорирование эго-теории на первой фазе развития теории Фрейда, когда весь акцент делался на так называемом «ид». (Степень этого игнорирования, можно даже сказать, отвержения, очевидна из слов Анны Фрейд, сказанных в 1936 г., что до 1920 г., когда Фрейд собственноручно занялся проблемой эго, «исследованием эго занимались изгои неклассического психоанализа...».) (2) Возникла крупная проблема, порожденная чрезмерным акцентом на влечениях, который оставил аналитиков без каких-либо реальных средств понимания людей как «человеческих» существ, как «лиц», достигающих того, что Шпиц (1957) называл «достоинством человеческого бытия», а Рапапорт (1953) называл «достижением человеческого положения». Но, по словам Гилла и Бренмана (1959),
«центральное достижение в психоаналитической теории за последние два десятилетия, связанное с концепцией автономии (т.е. эго) (Хартманна, Рапапорта)»
упускает из виду совсем иной тип эго-теории, который возник при ориентации на объектные связи и был основан не на предположении фундаментальной враждебности эго к ид, а на росте психики как «целостной личности». Я считаю, что эта теория в большей степени выходит за пределы теории Фрейда, чем теория Хартманна. Концепция «автономии эго» является той ключевой идеей, которая потребовалась для поворота психоанализа от психобиологии к психодинамической теории «личности», но лишь в том случае, если под «эго» мы будем понимать нечто большее, чем парциальную систему, орган адаптации. Эго должно означать «возможность реализации» всей психики для развития в качестве целостной самости, личности. В действительности концепция «эго-автономии» Хартманна была бы более значимой, если бы была более адекватной.
Еще в 1937 г. Хартманн убедительно показал, что в эго заключено нечто большее, чем одни защитные механизмы против влечений ид, однако когда он писал:
«психология ид была и остается «заповедником» психоанализа, а эго-психология является его общей стыковочной площадкой с неаналитической психологией» (1939, р. 6),
то такое утверждение ошибочно. Более важно проводить различие между неаналитической психологией как нединамической наукой о поведении и психоанализом как психодинамической наукой о переживании. Точка зрения Хартманна выросла из его ортодоксального взгляда на психологию как на «естественную науку» и на психоанализ как на одну из биологических наук. На Гительсона (1965) большое впечатление произвело утверждение Хартманна, высказанное им в 1937 г., что:
«лишь когда мы рассматриваем социальные феномены адаптации в их биологическом аспекте, мы определяем реальное место психологии в иерархии наук, а именно — как одной из биологических наук».
Эта точка зрения была естественной на заре развития психоанализа и существовала длительное время, однако она не отдает должное революционной природе постепенно развиваемой Фрейдом концепции «динамической психической реальности». Психоанализ вышел за рамки биологической науки и концепция «ид» должна быть преодолена, а с ней и дихотомия «ид—эго». Хартманн, доводя теорию Фрейда до высокого уровня систематизации, особенно в эго-теории, добавил много нового в картину человека, что выходит за рамки конфликта с примитивными инстинктивными влечениями, для достижения подлинного человеческого достоинства в социальной и интеллектуальной сферах, однако он не ставил под вопрос концепцию ид. Он сохранил ее, хотя и был склонен к ее преодолению в своей теории автономного эго. Ид более не является единственным источником энергии, эго — тоже источник энергии. Данную теорию Фэйрберн считал созданной в традициях школы Гельмгольца и устаревшей в научном плане. Для Хартманна эго обладает своими собственными врожденными источниками энергии, и мы должны рассматривать это как огромный шаг вперед в реалистической концептуализации, если бы только все импликации такого положения были бы полностью проработаны; но Фрейд всегда считал первоначальную теорию влечений, исходящих из ид, адекватной клинической действительности, а Хартманн никогда не подвергал это сомнению в ходе своих исследований. Его концепция первичной недифференцированной фазы, предшествующей ид—эго, могла бы привести к сомнению в законности традиционной мысли, что влечения и социальный контроль противостоят друг другу, как свойственная человеческой природе дихотомия «ид—эго», которая, согласно ему, отсутствовала у животных. Однако этого не произошло, и концепция ид оставалась ответственной за длительное небрежение эго-теорией и продолжала влиять на исследование Хартманна. Эта модель была не только продолжением многолетней традиции, но так же легко приходила в соответствие с идеологией «естественной науки», в которой был обучен Фрейд. Когда физиологическое исследование не смогло ответить на психологические вопросы, Фрейд естественно обратился к биологическим концепциям, полагая, что он опирается на научно приемлемые данные при изучении влечений. Он не мог предвидеть, что его работе предназначено открыть новый уровень научного исследования, столь же далеко выходящий за пределы биологии, сколь последняя выходит за пределы физики, а именно «психодинамику», или «науку о личности». Фрейд начал, а Хартманн завершил попытку привить теорию «личности» — как структурную психологию с «эго-системой» — к биологии. Никто из них не понял, что, так как тело, организм и личность являются одним целым в человеке, мы не должны смешивать различные способы осмысления этих совершенно различных аспектов или уровней абстракции в научном исследовании, чтобы не свести более высокие уровни к более низким. Это произошло в начале развития психоанализа, когда теория ид практически исключила теорию эго во всех отношениях, помимо несущественных. Результатом стало все более тщательно разрабатываемое описание сил, процессов, механизмов, аппаратов и так далее, но нигде значимая «целостная личность» не доминировала в концептуализации, да и не могла доминировать до тех пор, пока она была расколота на ид и эго.
