Карл Юнг - Структура и динамика психического (сборник)
806 Я знаю, что очень многие не слишком хорошо понимают, что подразумевается под словом «психологический». Чтобы они чувствовали себя раскованнее, я хотел бы добавить, что никто не знает, что представляет собой «психическое», точно так же, как очень мало известно о том, насколько далеко распространяются границы «психического» в природе. Так что психологическая истина точно такая же здоровая и достойная вещь, как и истина физическая, которая ставит себе пределом материю, в то время как первая таким же пределом считает для себя психическое.
807 Consensus gentium, находящее себе выражение при помощи религий, как мы видели, вполне соответствует моей парадоксальной формулировке. Поэтому, очевидно, понимание смерти как осуществления смысла жизни и как ее цели в самом истинном значении этого слова в большей степени согласуется с коллективным психическим человечества, чем рассмотрение ее всего лишь как бессмысленного прекращения существования. Всякий, кто придерживается рационалистического мнения на этот счет, изолировал себя психологически и стоит в оппозиции к основам собственной человеческой природы.
808 Последняя фраза содержит в себе фундаментальную истину относительно природы всех неврозов, поскольку нервные расстройства возникают, главным образом, из-за отчуждения человека от своих инстинктов, отщепления сознания от некоторых, самых существенных, фактов психического. Поэтому рационалистические взгляды неожиданно сближаются с невротическими симптомами. Подобно им, они представляют собой искаженное мышление, которое занимает место психологически правильного мышления. Последний тип мышления всегда сохраняет связь с сердцем, с глубинами психического, с главным или стержневым корнем. Ибо, независимо от того, просвещен человек на этот счет или нет, есть сознание или нет сознания, но природа подготовляет себя к смерти. Если бы мы имели возможность наблюдать и регистрировать мысли молодого человека, когда у него имеется время и досуг для мечтаний, мы обнаружили бы, что, за исключением немногих образов-воспоминаний, его фантазии относятся, главным образом, к будущему. Фактически, большинство фантазий состоит из предчувствий. Эти предчувствия по большей части играют роль подготовительных актов или даже психических упражнений на предмет того, как иметь дело с некоторыми реальностями будущего. Если бы мы могли проделать точно такой же эксперимент с пожилым человеком (разумеется, так, чтобы он не знал об этом), то, естественно, обнаружили бы, благодаря его склонности смотреть в прошлое, гораздо больше образов-воспоминаний, нежели у более юной личности, но при этом столкнулись бы также с поразительно большим количеством предчувствий, включая предчувствие смерти. По мере того как годы идут, мыслей о смерти накапливается все больше и больше. Волей-неволей стареющий человек готовится к смерти. Вот почему я считаю, что сама природа уже подготавливает человека к концу. С объективной точки зрения совершенно безразлично, как относится к этому индивидуальное сознание. Но субъективно существует огромная разница, идет ли сознание в ногу с психическим или цепляется за мнения, о которых сердце ничего не знает. Невротик в преклонном возрасте так же не желает сосредоточиться на цели в виде смерти, как в юности вытесняет фантазии, необходимые для того, чтобы встретить будущее.
809 На протяжении своей достаточно длительной психологической практики я не раз имел возможность прослеживать бессознательную психическую деятельность людей незадолго до смерти. Как правило, на приближение конца указывали те символы, которые и в обычной жизни свидетельствуют об изменениях психологического состояния – символы второго рождения, такие, как перемены места пребывания, путешествия и тому подобное. Мне нередко удавалось на протяжении года или даже большего периода времени прослеживать в сериях сновидений указания на приближение смерти, причем в ряде случаев внешнее положение дел не могло навести пациента на подобные мысли. Следовательно, у процесса умирания имеется свое начало – задолго до фактической смерти. Более того, зачастую смерти предшествуют особые изменения личности, которые могут намного опережать по времени ее приход. В целом я был поражен, когда увидел, насколько мало шума поднимает бессознательное психическое в отношении смерти – как если бы смерть была для него чем-то сравнительно незначительным или наше психическое не беспокоилось бы относительно того, что случится с индивидом. Но, похоже, что при таком спокойствии бессознательное весьма и весьма интересуется тем, как мы умираем – приспособлена ли установка сознания к умиранию или нет. Например, мне в свое время довелось лечить женщину в возрасте шестидесяти двух лет. Она была еще крепкой и довольно разумной, и не из-за недостатка умственных способностей она была не в состоянии понять свои сновидения. К сожалению, было слишком очевидно, что она не хотела понимать их. Ее сновидения были очень простыми, но и очень неприятными. Она вбила себе в голову, что является безупречной матерью для своих детей, однако дети совсем не разделяли этого мнения, а сны тоже демонстрировали убеждение, во многом противоположное сознательному. После нескольких недель бесплодных усилий я был вынужден внезапно прервать лечение вследствие того, что мне пришлось отправиться на военную службу (дело происходило во время войны). Тем временем пациентка была поражена неизлечимой болезнью, приводящей за несколько месяцев к безнадежному состоянию, когда смерть может наступить в любой момент. Большую часть времени она находилась в своего рода бредовом или сомнамбулическом состоянии, и вот в этом необычном ментальном состоянии она самопроизвольно возобновила аналитическую работу. Она снова говорила о своих снах и признавалась перед собой во всем том, что с величайшей горячностью отрицала прежде в беседах со мной, и во многом другом. Эта аналитическая работа продолжалась ежедневно по несколько часов на протяжении примерно шести недель. По окончании этого периода она успокоилась почти так же, как пациент во время нормального лечения, а затем умерла.
810 На основании этого и многочисленных других случаев подобного рода я должен заключить, что наше психическое, по меньшей мере, не безразлично к умиранию. Побуждение разобраться со всем, что еще не перестает мучить совесть, столь часто замечаемое у умирающих, возможно, указывает на то же.
811 Как такие переживания в конечном счете следует истолковывать – это проблема, которая выходит за пределы компетенции эмпирической науки и превосходит наши интеллектуальные способности, поскольку для того, чтобы прийти к окончательному заключению, вероятно, необходимо, чтобы мы прошли через реальный опыт смерти. К сожалению, это событие ставит наблюдателя в положение, делающее для него невозможным объективный отчет о своих переживаниях и о выводах, следующих из них.
812 Сознание имеет место быть в узких рамках на протяжении короткого промежутка времени между своим появлением и последующим угасанием. Этот «сознательный» период в жизни человека в действительности еще короче на треть, принимая во внимание периоды сна. Жизнь тела продолжается дольше: она всегда начинается раньше и очень часто прекращается позже, чем функционирование сознания. Начало и конец – неизбежные аспекты всех процессов. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что чрезвычайно трудно понять, где заканчивается один процесс и начинается другой, поскольку события и процессы, начала и окончания сливаются одно с другим и образуют, строго говоря, неразделимый континуум. Мы отделяем процессы друг от друга с целью их различения, прекрасно понимая, что, в сущности, любое разделение произвольно и условно. Эта процедура никоим образом не нарушает континуума мирового процесса, ибо «начало» и «конец» первоначально являются необходимостями сознательного познания. Мы можем установить с достаточной уверенностью, что индивидуальное сознание пришло к концу, поскольку оно имеет отношение к нам самим. Но означает ли это, что психический процесс тоже прерывается, остается под сомнением, поскольку сегодня настаивать на неотделимости психического от мозга можно с гораздо меньшей уверенностью, чем пятьдесят лет назад. Психология должна сначала объяснить некоторые парапсихологические факты, чем она пока еще не начала заниматься.
813 По-видимому, бессознательное психическое обладает свойствами, которые определяют его весьма специфическое отношение к пространству и времени. Я думаю о тех пространственных и временных телепатических явлениях, которые, как нам известно, гораздо легче не замечать, чем объяснить. В этом отношении наука, за немногими достойными похвалы исключениями, избрала намного более легкий путь – не замечать их. Тем не менее, я должен признаться, что так называемые телепатические способности психического доставили мне массу головной боли, потому что модное словечко «телепатия» крайне далеко от объяснения чего-либо. Ограниченность сознания рамками пространства и времени – настолько подавляющая реальность, что каждый случай, когда эта основополагающая истина могла бы быть поставлена под сомнение, должен играть роль события высочайшей теоретической значимости, ибо он доказывал бы, что пространственно-временной барьер может быть аннулирован. Аннулирующим фактором явилось бы тогда психическое, поскольку пространство-время обычно привязано к нему, в лучшем случае в качестве относительного и поставленного в определенные условия свойства. При определенных условиях это смогло бы даже прорвать барьеры пространства и времени как раз вследствие существенного качества психического, а именно, его относительно транс-пространственной и транс-временной природы. Эта возможная трансценденция пространства-времени, о которой, как мне кажется, свидетельствует множество данных, имеет такое неизмеримое значение, что она должна была бы побуждать исследовательский дух к величайшим усилиям. Однако наше нынешнее развитие сознания настолько медлительно, что у нас, вообще говоря, по-прежнему отсутствует научный и интеллектуальный аппарат для адекватной оценки фактов телепатии, в том отношении, в каком последние имели отношение к природе психического. Я обратился к этой группе явлений просто для того, чтобы подчеркнуть, что идея о прикрепленности психического к мозгу, то есть его пространственно-временной ограниченности, не является более такой уж самоочевидной и неопровержимой, как нас до сих пор заставляли верить.
