Андрей Пузырей - Психология. Психотехника. Психагогика
Причем, опять же – не столько опыта в отношении анализируемого «объекта», сколько опыта в отношении самой мысли – возможность нового опыта мысли. Что означает, словами Фуко: «изыскание мыслью возможности быть иной»!
Ибо ведь «опыт» в понимании Фуко, как мы говорили, и есть всегда: «то, проходя через что я становлюсь иным», то есть – претерпеваю радикальную трансформацию или: вовлекаю, «отпускаю» себя в некий «метаморфоз». (Но все же, замечу: не «историю»!)
Таким образом, тому или иному пониманию «критики», а стало быть, и тому или иному пониманию «опыта» всегда соответствует – или даже: тем или иным пониманием «критики» и «опыта» задается – также и вполне определенное понимание самой «мысли», мышления.
Здесь замыкается круг нашего чтения Фуко: теперь мы видим и понимаем, как в его мысли сопрягаются идеи «генеалогии» (в ее конкретной форме «истории сексуальности»), «истории мысли» и «истории настоящего».
Теперь мы понимаем, что эти идеи не только могут быть совместимыми, а в приведении к самой работе генеалогического анализа, по существу, тождественными, но понимаем, что при том понимании самой мысли – философской мысли, – при том ее современном понимании, которое задает своей идеей «генеалогии», или «генеалогической критики разума» (прежде всего, в противовес прежней «трансцендентальной») и реализует самой своей работой, самой своей мыслью Фуко, – только так и может быть.
Применительно к психологии эту идею «генеалогии», или «генеалогической критики» психологии, в контексте методологического самоопределения психолога в современной ситуации в психологии, можно было бы сформулировать в виде «направляющего» эту критическую работу вопроса: как развертывать анализ психологии – ее современного состояния и ее истории, – чтобы этим анализом и внутри него изыскивать возможность для ведущей этот анализ, эту критическую работу мысли – для нашей собственной мысли, – изыскивать для нее возможность быть иной – иной, дабы «исправлять пути» для прихода новой психологии.
Психологии, которая была бы состоятельной перед насущными проблемами современного человека, состоятельной перед проблемами человека, живущего серьезной духовной жизнью, человека, жизнь которого через этот духовный поиск и осуществляется, человека, который с собой – «в истине» своего существа – и встречается, только и может встретиться – в получаемом внутри такого поиска опыте, в «опыте пути», человека, который через «опыт о себе», или «опыт себя», в этом поиске получаемый, и исполняется, только и может исполниться в качестве «человека». Что означает – в силу, как мы говорили, «виртуального» характера этого должного исполниться «внутреннего человека» в нас, – означает с необходимостью: исполниться всегда в качестве «нового человека».
«Нового» в том большом и серьезном – по сути и для нас сегодня, на исходе второго тысячелетия, все таком же «новом» и «неведомом», даже «немыслимом» – смысле, который сам еще должен быть сегодня – и опять же, быть может: впервые! – раскрыт, и раскрыт не до опыта о «новом человеке», но как раз в нем и через него – через попытку «извлечь» этот опыт.
Извлечь этот опыт, дабы открыть возможность другому – новому!
Это бы и означало – в данном конкретном случае, применительно к психологии, в случае «генеалогии психологии» – реализацию одной из сущностных задач «генеалогии» вообще, всякого «генеалогического анализа» по Фуко: достижение мыслью – а по сути, через нее, и всем праксисом – их (мысли и праксиса) соответствия своему «настоящему». Или, по крайней мере, достижение – вновь и вновь обретаемой – возможности такого со-ответствия, возможности «ответа» на «обращение» этого «на-стоящего».
Что – опять же, в силу «виртуального» характера этого «настоящего» – должно означать, что оно не предшествует как уже «данное» этому на него «ответу», но само только внутри этого «ответа», через него (и всегда впервые!) и устанавливается.
Этот вы-слушивающий «настоящее», вы-водящий настоящее – или, как сказал бы Хайдеггер: про-из-водящий, от-пускающий «настоящее» в его «со-бытийное» мысли присутствие – этой мысли «на него» от-вет (или, что то же: это мыслью настоящего «о-кликание», которому настоящее «позволяет открыть себе дорогу»), этот исполняющий «настоящее» «на него» мысли ответ дает также – в том же событийном присутствии «настоящему» – ис-полниться в качестве такового и самому человеку.
Иначе говоря, мысль, достигающая «настоящего», позволяет также – каждый раз заново, и не в мысли уже, но в со-бытийном присутствии «настоящему» – устанавливаться «ответу» на вопрос: «что есть человек?». Или, коль скоро он, человек, как мы говорили, и вообще «не есть», но каждый раз заново и в мире, «где всегда еще ничего не случилось» со-бытийно с-бывается, можно было бы сказать: устанавливаться ответу на вопрос: чем должен быть человек – сегодня и здесь, – чтобы вообще быть человеком?
Что значит быть «человеком» сегодня? И как это вообще еще возможно? Сегодня, когда последнюю надежду на это – как ни парадоксально – дает, быть может, абсолютная этого невозможность и немыслимость!
Можно ли мыслить сегодня так, чтобы самой этой мыслью открывать дорогу «новому опыту» – не опыту «сознания» уже даже, но опыту жизни, новой жизни – и не в каком-нибудь другом, но в том самом смысле, в каком это слово не раз говорится в Новом Завете, – опыту, стало быть, и нового человека, как бы это словосочетание, столько раз оскверненное и девальвированное в силу его ангажированности властью, и не отталкивало нас сегодня.
Но как бы – на словах отмежевываясь от этого – не оказаться на деле (пример чему – тот же психоанализ) – отдаем мы себе в этом отчет или нет – только «теснее» встроенными в тотальные стратегии этой самой власти, работающими на нее!
Чтобы не попасть в эту ловушку, необходимо «бодрствование» мысли, вновь и вновь возобновляемая в ее анализах работа мысли над собой – работа, пример которой – своей мыслью, своим делом – и дает нам Мишель Фуко.
Философия техники Хайдеггера и критика современной психотехники [141]
В рамках данной работы реализуется понимание «критики», которое, вслед за Фуко, можно было бы назвать «генеалогическим». «Генеалогическая критика», по сути своей, является радикальной альтернативой классической «трансцендентальной» критике кантовского типа. «Трансцендентальная» критика нацелена на выявление «трансцендентальных» (относящихся к конституции «трансцендентального субъекта») условий возможности анализируемых – исторических – форм мышления и практики (положим – форм мышления и практики, которые реализуются в психологии и в разного рода психопрактиках, в частности – в психотерапии); при этом она понимает свое дело как установление границ, которые мысль не может и, стало быть, не должна переступать, дабы вообще оставаться «мыслью», не переставать быть формой «рациональности». В отличие от этого «генеалогическая критика», напротив, с самого начала установлена на то, чтобы через особый «археологический» анализ, позволяющий проследить «происхождение» анализируемых феноменов и, тем самым, продемонстрировать их историческую «природу», через «разоблачение» их «генеалогии» раскрыть возможность для мысли и действия быть иными. Генеалогическая критика пытается вывести мысль из-под всякого извне ее определения. Тем самым, она означает не столько уже даже радикальный пересмотр границ мысли в их конкретном «положении» (содержании), сколько – пересмотр самого понимания мысли, задаваемого, по сути, самим ходом трансцендентальной критики; она означает постановку под вопрос самой идеи «границ» применительно к мысли.
Причем в отличие от современных форм деконструктивного анализа (в духе Дерриды), установка генеалогической критики на раскрытие для мысли возможности быть иной касается не столько уже подлежащих анализу форм мысли и действия, сколько – и прежде всего – самой ведущей этот анализ и выполняющей эту критику мысли, – касается, стало быть, не столько научно-предметной и практико-технической мысли (в данном случае – психологической и психотехнической), сколько – мысли собственно методологической и философской. В случае генеалогической критики именно эта, методологическая и философская мысль пытается извлечь из «археологической» деконструкции научно-предметных и практико-технических форм мысли и действия импульс, способный ее саму привести в движение, вывести из равенства себе и раскрыть для нее возможность собственных анаморфоз, что только и позволяло бы ей достигать со-ответствия современной – всегда новой и уникальной – ситуации и, тем самым, быть мыслью (в новом, задаваемом самой генеалогической критикой понимании мысли), – быть мыслью, которой генеалогическая критика – впервые – и открывает дорогу, которую она и приводит к присутствию, к жизни.
