Степан Сулакшин - Кризисное управление Россией. Что поможет Путину
Девятое. Последнее Послание президента переводится одной строкой. «Все у нас правильно, никаких ошибок не делали, неудач не было. Мы сильны, у нас есть все ресурсы. Мы все преодолеем, всего достигнем и ничего менять не будем». Путин не собирается ничего менять. Нет ни одной публичной управленческой позиции по отношению ни к одному крупному, среднему институциональному пункту действующей модели страны, относительно которой президент бы выразился или реформировал по формуле: не годится, нужно менять, меняем. Ни одного такого примера нет. Значит, вопрос, хочет ли он менять модель страны, есть ли признаки, становится уже более определенным. Конечно, не хочет.
* * *II. Лидер страны должен быть способным разогнать бояр. Давайте оценим.
Первое. В кадровой политике страны расцветает непотизм. В ход пошли уже не только сослуживцы, друзья, знакомые, а и уже следующее поколение – сыны, племянники. Ни одного человека никогда за провалы не сняли и не наказали должным образом. Исключение – это второстепенные заместители министра экономики. Дмитриев в свое время, Беляков, покритиковавший правительство. Сердюков. Но этот случай, скорее, говорит о том, что политика непотизма непоколебима. Был поднят возрастной потолок для госслужащих соответственно возрасту своему собственному и своего ближнего круга. Кадры, которые подобраны в администрации, в правительстве, я уже цитировал премьер-министра, в экспертном пуле, поддерживающем правительство и администрацию президента, – либеральные. Это Высшая школа экономики, это РАНХиГС, это различные центры, Институт Гайдара и т. д. Кадрами становятся олигархи-бенефициары, назначаемые на госкорпорации, при этом латентно приватизированные, потому что прибыль они не консолидируют в бюджет, а раскладывают по своим карманам, отдавая государству всего лишь 10–15 %. Социальный лифт не работает. 67 филиалов подготовки кадров госслужащих в стране отданы либеральному центру в виде РАНХиГСа под руководством Мау и Высшей школе экономики – готовят либералов-коллаборационистов. Кадры построены по клановым признакам, главными из которых являются принадлежность к питерскому клану и к клану богатейших людей. Третье, производится «подкуп» кадрового корпуса для администрации президента, депутатов, правительства. Зарплаты уже подняты до 300–400 тысяч рублей. В госкорпорациях топ-менеджеры получают по несколько миллионов рублей в день. Формируется преданный и меркантильно заинтересованный пул последователей.
Это все к тому, что менять кадры лидер не собирается, наоборот, укрепляет созданную за 15 лет кадровую вертикаль и пирамиду. Главный кадр – премьер-министр – характерная фигура с точки зрения профессионального потенциала, идейно-ценностной нацеленности и убежденности. Неизменность позитивного отношения к нему, фактически переназначение подтверждает ту мысль, что по этой логике идейно-властную парадигму лидер менять не собирается.
* * *III. Понимает ли лидер на содержательном уровне непригодную сущность самой модели?
Есть ли у него внутренняя, соответственно, профессионально-психологическая мотивация критически относиться к модели и желать ее изменений? Дополнительный вопрос на пути ответа на этот вопрос. А кто эксперты вокруг президента? Это Высшая школа экономики, уже охарактеризованная и хорошо известная. Это РАНХиГС, не менее хорошо известный. Это лучшие мировые эксперты, о которых он заявил публично, оценив решение Центрального банка России о плавающем курсе как единственно правильное и верное. Китайские ли это лучшие мировые эксперты? А может быть, это иранские лучшие мировые эксперты? Разумеется, нет, потому что их представления о финансово-экономической политике, о денежно-кредитной политике совершенно иные. Значит, это лучшие мировые эксперты Запада, которые уже 23 года консультируют либеральные реформы в нашей стране.
Каковы официальные документы, которые свидетельствуют об отношении на верхнем уровне к действующей модели страны? Прежде всего, это «Стратегия 2020», это бюджетный план на предстоящее трехлетие, которые исполнены либеральной риторики и либеральных управленческих целеполаганий и инструментов. Там нет никаких исключений в следующем перечне. Монетаризму – да. Плавающему свободному курсу рубля – да. Деавтаркизации, поддержке вступления в ВТО – да. Деэтатизации и по госрасходам, и по приватизационным делам – да. Асоциальности затеи плоской подоходной ставки налога – да. Исключений практически нет. Нет ни одного свидетельства критической оценки лидером ключевых позиций либеральной космополитической модели.
* * *IV. Ценности и стратегии.
Есть ли у лидера представление о системе ценностей, которая формирует систему целей и позволяет сконструировать стратегию развития страны, в которой изучаемый «цезарианский поворот» был бы логично допускаемым элементом? Относительно высших ценностей в платформе лидера присутствуют либеральные ценности: свободы и права человека. Они доминируют и доминируют до последнего времени. В последнее время появились исключения в виде цивилизационно-исторической русской тематики, но я уже высказывал аргументацию в пользу того, что это технологии, которые применяются с латентными целями.
Есть ли у Путина в принципе стратегии и стратегические планы, цели, объявляются ли они? Когда лидер говорит: «Мы не отказываемся от своих стратегий и целей», – то ответить, что подразумевается под этим, совершенно невозможно, потому что в посланиях они не формулируются, стратегических документов, кроме некондиции под названием «Стратегия 2020», в стране попросту нет. Такие стратегические документы, как стратегия национальной безопасности, военная доктрина и т. д., с управленческой точки зрения дефицитны, в них нет на уровне 70–80 % необходимых признаков и содержаний.
* * *V. Есть ли хоть один признак критики, опровержения и плана реконструкции по базовым постулатам модели?
Что переоценено? Есть ли хотя бы какие-то перепевы с известным лозунгом «головокружение от успехов»? Переоценка положения, в которой находится страна? Ничего подобного, если даже взять последнее Послание, не имеется. И последняя тема. Может ли? Она особенно интересна в связи с активной кампанией, которую развивает Евгений Федоров – депутат Госдумы. Запущен спецмиф. «Он хочет, но не может. Страна оккупирована, страна управляется извне, он даже законы принять не может, вообще ничего не может». Наш тезис иной. Лидер на сегодня может все. Он может снять любого кадра и, соответственно, назначить. Он может посадить любого олигарха – что Ходорковского, что Евтушенкова, но когда говорится «он», то имеется в виду лидер, его команда, политический режим, вся система, которая пирамидально связана с возможностью лидера.
Может быть проведена рейдерская атака на любого масштаба капитал и корпорацию. Что «ЮКОС», что АФК «Система». Ровно так же он может национализировать актив, что показала операция с «Башнефтью». Но это половина операции. Следующая будет – вновь ее приватизация. Он может сформировать или запретить формирование любой партии, потому что судебная система, система юстиции подконтрольна фактически Администрации президента. Он может провести любой закон, даже тот, который противоречит ряду действующих. И это мы наблюдаем в практике Государственной Думы и Совета Федерации.
Он может принять любое решение. Например, о вводе войск. А через день решение прямо противоположное. Монополия на функции независимого, казалось бы, законодательного органа стопроцентная. Он может пойти на конфликт на грани войны с сопредельными странами. Примеры – Грузия, Украина. Может – это не в том смысле, что это злодейское желание и предрасположенность. Может в смысле прагматическом. Как возможность осуществить государственно-управленческие действия.
Наконец, рейтинг у лидера уникальный – около 80 %. И практически любое его действие на этом основании народ, в общем, склонен поддерживать. Таким образом, вероятнее всего, из этого анализа вытекает, что самый вероятный исход – это инерционная модель, которая уже аналитиками Кремля объявлялась как модель консервативная, иногда динамически-консервативная, но это сути не меняет.
На сегодня путинская модель – «никого и ничего не меняем». Значит, соответственно, оценка шансов на то, что ВВП захочет, сможет и осуществит переход от нынешней либеральной модели к постлиберальной, является минимальной. И уже за рамками методической задачи я делаю вывод не для протокола, что инерционный вариант, который считаю самым вероятным, ведет с высокой вероятностью к масштабному, многомерному финансово-экономическому, социальному, политическому кризису с высоким риском коллапса страны по схеме Советского Союза. Но в то же время имеются явно ненулевые шансы на то, что мобилизация внутренних свойств, способностей и потенциалов русского народа, российского населения большой и с большой историей страны позволит в этом потрясении выйти на механизм оздоровления. Пусть с потерями, утратами и жертвами, но такой шанс все равно имеется.
