Александр Моховиков - Суицидология: Прошлое и настоящее: Проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах
— Друзья избегают вас. Никто не звонит, не заходит. Вы остаетесь одни.
— Мне просто хочется исчезнуть с глаз долой. Люди говорят своим видом: «Что ты ей сделал?»
— Общество относится к самоубийцам как к сумасшедшим. Это же касается и нас, родственников. Нас заставляют чувствовать, будто и мы тоже больны.
— Мои тесть и теща вели себя так, будто я был в ответе за случившееся.
— Люди все время подходят и интересуются: «Вы видели, как это случилось? А ваша семья видела? Почему это произошло?» Чувствуешь себя как на допросе. А все, что ты знаешь на самом деле, это только, что любимый тобой человек умер.
— Я чувствую, будто на мне висит огромный плакат «Мой сын покончил с собой».
— Самоубийство -это публичное свидетельство того, что я мало любила своего ребенка.
Эти мысли и чувства принадлежат самым разным людям: бедным и богатым, молодым и старым, жителям городов и пригородов. Их общественное положение, по-видимому, не имеет значения. Общество считает самоубийство действием, отклоняющимся от принятой нормы, и семья человека, покончившего с собой, подвергается сильному негативному давлению. Естественно, это отношение имеет исторические корни. Только недавно, например, основные религии перешли от наказующего отношения к самоубийце к относительно толерантному. Многие века людей, совершавших самоубийства, хоронили на перекрестках дорог, а их сердца пронзали колом. Их родственников избегали. Самоубийц отлучали от церкви, а у их семей отбирали имущество усопшего. (Люди, совершавшие суицидальные попытки, подвергались лишь немногим более мягкому порицанию: их часто наказывали плетьми или заключали в тюрьмы.) Наше столетие стало свидетелем смягчения официального отношения религии и общества к суициду — мы больше не сажаем в тюрьмы людей, пытающихся покончить с собой, — но все еще есть священнослужители, относящиеся к смерти от самоубийства как к греховному поступку. Это — палка о двух концах. Некоторые священники и раввины полагают, что если суицид считать грехом, то это уменьшит число самоубийств среди последователей данной религии, но такой подход влечет за собой гнев общества в отношении семьи «грешника». В нем до сих пор сохраняется множество предрассудков относительно самоубийства: оно все еще считается постыдным поступком, граничащим с безумием или порожденным вмешательством сатаны. Очень трудно беседовать о чьем-то суициде, не рискуя столкнуться с порицающим отношением к нему.
Потому и отношение к близким самоубийцы часто бывает столь же осуждающим. Патриция и Сара рассказали нам, что кое-кто в городе обвинял их в смерти матери. Другие порицали их отца, потому что он восемь лет был в разводе с матерью. Многие люди, пережившие суицид близких, рассказывали похожие истории.
Шон:
Отец одного из наших друзей часто возил нас играть в кегли, но потом это прекратилось. Мамин зубной врач посоветовал нам уехать из города из-за того, что наш отец совершил суицид.
Руфь:
Семейный доктор сказал, что наша вина в том, что Бесс не давали лекарств. Но она отказывалась принимать их! А ведь он был нашим близким другом!
Ванда:
Наиболее удивительно было наблюдать реакцию людей. У меня было двое близких друзей, семейная пара, которые перестали заходить ко мне. Я не видела их несколько месяцев. Это меня просто поразило.
Но бывает и понимающее отношение. Иногда поддержка чувствуется со стороны семьи, иногда извне.
Ивен:
В тот день пришли друзья. Мы не придерживались шива (традиционный семидневный период траура в иудаизме, во время которого друзья и родственники неотлучно находятся в доме покойного) официально, но их было столько, что возникло ощущение встречи с долгожданными гостями. И мы чувствовали большую поддержку.
В это время когда людьми владеет подавленность, когда они плачут, испытывают гнев или страх, когда дети, которые много лет не говорили о кошмарных снах, начинают видеть их, трудно решить, к кому обратиться за помощью. Многие люди, перенесшие самоубийство своих близких, рассказывали нам о поддержке, оказанной им отдельными священниками, несмотря на осуждающее отношение официальной церкви. Это было особенно важно, когда приходило время принимать решение о похоронах или панихиде по покойному. Будет ли обсуждаться самоубийство? Или о нем умолчат? Что будет сказано? (К сожалению, священники подчас не знают, что сказать. Возможно, многие из них, смущенные происшедшим, пытаются сказать то, чего не следует говорить, или нивелируют факты потому, что этого хочет семья. В некоторых группах самопомощи написаны брошюры для организаторов похорон и священников, чтобы дать им хоть какое-то представление о том, что испытывают люди, перенесшие самоубийство близкого, с советами о том, как себя вести и о чем следует говорить, что помогает, а что нет.)
Ивен:
Я уверен, что важным для нас человеком оказался пришедший к нам раввин. Я очень мало уважал священников, но он пришел именно в тот день и определенным образом взял контроль над ситуацией. Он усадил нас. Он рассказал нам, что произойдет дальше. Его присутствие мне очень помогло.
Руфь:
Он хотел знать все о Бесс и побудил нас говорить о ней. Потом произнес удивительную заупокойную речь. В ней он не осудил ее выбор и не возвел его в ранг закона, а наставлял нас понять его. Из ее жизни он вывел метафоры. Я не знаю, что его вдохновило, но это было чудесно.
Что и сколько должен говорить родственник человека, совершившего самоубийство, другим людям? Некоторые семьи могут рассказать все своим более отдаленным родственникам, но что говорить, например, начальству или сослуживцам? Каждый в этой ситуации выбирает свой подход, но почти все они сопряжены с известными опасностями. Один человек боялся сказать правду начальнику, думая, что ему после этого не будут доверять на работе. «Я решил, он подумает, что я сумасшедший, как мой брат». Другая женщина беспокоилась из-за того, что часто плакала на работе и не знала, как объяснить руководителю, что с ней происходит. Еще одна женщина очень сердилась, что работодатель не сочувствовал ей, хотя она и сказала, что ее сын покончил с собой («Не знаю, то ли мой шеф настроен против самоубийств, то ли он просто черствый человек, но все время он только и твердил, чтобы я взяла себя в руки»). А один сказал: «Нужно обязательно ходить на работу... Естественно, если тебе повезло и ты не безработный. Сидеть дома гораздо хуже!»
Ванда считала, что ей особенно повезло.
Ванда:
У меня просто замечательное место работы. Сослуживцы так хорошо отнеслись ко мне! Например, моя супервизор: когда она заговорила со мной... я смогла просто зайти к ней и выплакаться. А начальник отдела однажды позвал меня к себе, чтобы просто поговорить. Его помощник тоже пригласил меня для беседы. По отношению ко мне люди вели себя прекрасно.
Если не знаешь, что сказать начальству, то что уж говорить о прессе? Патриция была особенно расстроена тем, как газеты и телевидение обыгрывали самоубийство. В тот год в стране было много суицидов среди подростков.
Патриция:
Я не думаю, что сообщать об этом в новостях полезно. Что сказать людям? Даже незнакомые говорят, что узнали вас; интересуются, не была ли она в состоянии депрессии. Честно говоря, это наводит на дурные мысли. В тот год, когда мама ушла из жизни, о суицидах говорилось так много! Мне кажется, что ей могло прийти в голову:
«Ну, если они могут решиться на это, то почему я до сих пор не смогла?» Эта мысль не оставляет меня потому, что она жила со своими проблемами двенадцать лет, а в тот год, когда все это муссировалось в новостях, она решилась на это через месяц.
Мысль о том, что широкое обсуждение чего-то в средствах массовой информации приводит к подражанию, не нова и не ограничивается только самоубийствами. Это также касается секса, употребления наркотиков, убийств, расизма. И все же этот аспект особенно часто обсуждается близкими людей, совершивших самоубийство. На Ратджеровской конференции многие из них настаивали, что именно свободное упоминание о суицидах в прессе, в популярных песнях, романтизация в мыльных операх способствовали самоубийствам их детей.
Длительно дебатировался вопрос о том, как именно должен преподноситься средствами массовой информации любой акт насилия. Хорошо это или плохо, что мы узнаем о подробностях самоубийства по радио или в утреннем выпуске газет? Патриция не возражала бы, чтобы о нем упоминалось в газетах, но без лишних деталей. Другие люди, с которыми мы разговаривали, хотели, чтобы описывались и подробности суицида, полагая, что если мы с вами прочтем о его ужасах, то удержимся от искушения оборвать свою жизнь. Это давний спор, который вряд ли можно разрешить на основании мнений отдельных людей.
